Мир без конца

– Ну, то самое… В детстве я называла это хрюканьем, ведь взрослые будто хрюкают, когда этим занимаются.

– Ах это… Нет, еще нет.

– Почему?

– Не знаю…

– Ты не хочешь?

– Хочу, но… Скажи, ты вот готова всю жизнь подчиняться мужским приказам?

Гвенда пожала плечами.

– Не то чтобы мне это нравилось, но я как-то не задумывалась.

– А что насчет тебя? Ты это уже делала.

– Толком нет. Пару лет назад я позволила одному парню из соседней деревни, просто чтобы узнать, каково это… Чувство приятное, в животе тепло, будто вина напилась. Было всего один раз. Но вот Вулфрику я бы разрешила, стоит ему поманить.

– Вулфрику? Ба, ну ты даешь, подруга!

– Угу. Да, я знаю его с детства, он дергал меня за волосы и удирал, чтобы не получить сдачи. А тут, вскоре после Рождества, он вошел в храм, и я вдруг поняла, что мальчишка Вулфрик стал мужчиной. Не просто мужчиной, а очень, очень красивым. У него на волосах лежал снег, а горло прикрывал шарф горчичного оттенка. Он весь будто светился!

– Ты его любишь?

Гвенда вздохнула. Она не знала, как точнее описать свои чувства. «Любовь» слишком простое слово. Она постоянно думала о Вулфрике и не представляла, как будет жить без него. Мечтала похитить его и запереть где-нибудь в лачуге, далеко в лесу, чтобы он не смог убежать.

– Твое лицо все сказало, – сама себе ответила Керис. – А он что?

Гвенда покачала головой.

– Он даже не заговаривает со мною. Хоть бы сделал что-нибудь, показал, что знает, кто я такая, пусть всего-навсего та, кого он когда-то дергал за волосы. Но Вулфрик втюрился в Аннет, дочь Перкина. Самовлюбленная корова, а он ее обожает. Их отцы – самые богатые крестьяне в нашей деревне. Перкин разводит и продает несушек, а у отца Вулфрика пятьдесят акров земли.

– Звучит как-то безнадежно.

– Не знаю. Почему безнадежно? Аннет может умереть. Вулфрик может вдруг понять, что всегда любил меня. Мой отец может стать графом и приказать ему жениться на мне.

Керис снова улыбнулась.

– Ты права. Любовь никогда не бывает безнадежной. Мне хочется посмотреть на твоего Вулфрика.

Гвенда встала.

– Я надеялась, что ты так скажешь. Пойдем поищем.

Девушки вышли из дома, собаки помчались за ними следом. Потоки дождя, заливавшие город в начале недели, сменились редкими ливнями, но главная улица по-прежнему утопала в грязи. Благодаря ярмарке эта грязь мешалась с лошадиным навозом, гнилыми овощами и всевозможным мусором и отходами, оставленными тысячами посетителей.

Пока шлепали по омерзительным лужам, Керис справилась у подруги, как дела дома.

– Корова сдохла, – ответила Гвенда. – Нужна новая, но я понятия не имею, где отец собирается взять денег. Ему нечего продавать, кроме беличьих шкурок.

– Коровы в этом году по двенадцать шиллингов, – озабоченно заметила Керис. – Это сто сорок четыре серебряных пенни. – Ей не составляло труда посчитать в уме: у Буонавентуры Кароли она научилась арабскому счету и уверяла, что так считать проще.

– Последние несколько зим мы продержались только на этой корове, особенно малыши.

К своему несчастью, Гвенда хорошо знала, что такое настоящий голод. Даже с молоком от коровы четыре ребенка мамаши поумирали. Неудивительно, что Филемон так рвался стать монахом: чем не пожертвуешь, чтобы иметь сытную еду каждый день.

Керис просила:

– Что собирается делать твой отец?

– Что-нибудь. Корову украсть трудно, в мешок ее не засунешь, но он наверняка что-нибудь придумает.

На самом деле особой уверенности Гвенда не испытывала. Отец нечист на руку, но не блещет умом. Чтобы достать новую корову, он пойдет на все, и законы ему не указ, но кто сказал, что у него получится?

Девушки прошли в ворота аббатства и очутились на обширной ярмарке. После пяти дней непогоды мокрые торговцы выглядели донельзя расстроенными. Еще бы – промочили товары под дождем почти без всякой выгоды.

Гвенде было не по себе. Они с Керис редко говорили о разнице в достатке двух семейств. При каждой встрече Керис тихонько давала ей что-нибудь с собою: сыр, копченую рыбу, отрез сукна или кувшин меда. Гвенда неизменно благодарила – она и вправду была благодарна, – но больше никак не проявляла своих чувств. Когда папаша пытался заставить дочь воспользоваться доверием Керис и обокрасть ее, Гвенда отговаривалась тем, что тогда не сможет больше заходить в гости, а так два-три раза в год она обязательно что-нибудь да приносит в дом. Даже отец вынужден был признать разумность этого довода.

Гвенда поискала глазами лоток, с которого Перкин обычно продавал кур. Поблизости должна быть Аннет, а где Аннет, там обязательно будет Вулфрик. Она оказалась права в своих догадках. Вон Перкин, толстый и хитрый, подобострастный с покупателями и грубый со всеми остальными. Аннет лучезарно улыбалась, расхаживая с подносом яиц в руках. Платье туго натянуто на груди, пряди светлых волос выбивались из-под шапки и ниспадали завитками на румяные щеки и длинную шею. А вон и Вулфрик, похожий на архангела, что ненароком спустился на землю и по ошибке затесался среди людей.

– Вон он, – пробормотала Гвенда. – Тот высокий с…

– Я поняла, – перебила Керис. – Так хорош, что хочется съесть.

– Теперь ты меня понимаешь.

– Он не слишком молод?

– Ему шестнадцать, мне восемнадцать. Аннет тоже восемнадцать.

– Ясно.

– Знаю, что ты думаешь, – проговорила Гвенда. – Он чересчур хорош для меня.

– Вовсе нет…

– Красивые мужчины никогда не влюбляются в уродок, ведь так?

– Ты не уродка…

– Я видела себя в зеркале. – Воспоминание было болезненным, и девушка поморщилась. – Расплакалась, когда поняла, на что похожа. У меня большой нос и глаза сидят слишком близко. Как у отца.

Керис возразила:

– У тебя красивые карие глаза и чудесные густые волосы.

– Но с ним мы не пара.