Белая мгла

Костюмы герметически замуровывали человека. Он дышал через фильтр «ХЕПА» с высокоэффективной фильтрацией частиц воздуха и электровентилятором, работавшим от комплекта батарей на поясе костюма. Фильтр не пропустит ни одной выдохнутой частицы с бактериями или вирусами. Он также не пропускает запахи – кроме самых сильных. А вентилятор постоянно жужжит, что некоторым действует на нервы. Вмонтированные в шлем наушники позволяют переговариваться друг с другом и с коммутатором в «Кремле» по непрослушиваемому радиоканалу.

Когда все были готовы, Тони снова посмотрела на дом. Кто-нибудь, выглянув сейчас в окно и увидев семь человек в оранжевых скафандрах, подумал бы, что инопланетяне действительно существуют.

Но если кто-то в доме и был, он не смотрел в окно.

– Я пойду первой, – сказала Тони.

И она направилась к главному входу, тяжело шагая в неудобном пластиковом костюме. Она позвонила и постучала дверным молоточком. Немного выждав, стала обходить дом. Позади был аккуратный садик с деревянным сараем. Задняя дверь была незаперта, и Тони вошла в дом. Она вспомнила, как стояла на кухне, пока Майкл готовил чай. Она быстро пошла по дому, включая по ходу свет. Вырезки по-прежнему висели в гостиной. В доме было чисто, прибрано и пусто.

– В доме никого, – произнесла она в микрофон в шлеме. Она слышала собственный подавленный голос.

Почему Майкл ушел из дома, не заперев его? Возможно, он не собирается возвращаться.

Вот это удар. Если бы Майкл был тут, тайна могла бы быстро разрешиться. А теперь придется объявить розыск. Ведь он может быть где угодно, в любом уголке земного шара. Так что неизвестно, сколько уйдет времени, чтобы его найти. Тони стало страшно при мысли о том, сколько будет нервотрепки – и не дней, а даже недель, полных тревоги.

Она снова вышла в сад. Стремясь ничего не упустить, потянула дверь сарая. Эта дверь тоже была не заперта. Открыв ее, Тони почувствовала запах – неприятный, но смутно знакомый. «Должно быть, очень сильный, – подумала она, – раз проник сквозь фильтр. Это кровь». В сарае пахло скотобойней.

– О господи, – прошептала Тони.

Руфь Соломонс, услышав ее, спросила:

– В чем дело?

– Одну минуту.

В маленькой деревянной постройке было черным-черно – окон в ней не было. Тони пошарила в темноте и нащупала выключатель. Когда вспыхнул свет, она вскрикнула.

Ее спутники одновременно спросили, что там.

– Скорее сюда! – сказала она. – К садовому сараю. Первой идет Руфь!

На полу, лицом вверх, лежал Майкл Росс. Его заливала кровь – она текла из глаз, из носа, изо рта, из ушей. На дощатом полу вокруг него была целая лужа. Тони не требовался врач, чтобы сказать, что у Майкла классические симптомы Мадобы-2 и аналогичных инфекций. Майкл представлял собой серьезную опасность – его тело было неразорвавшейся бомбой, начиненной смертельным вирусом. Но он был жив. Грудь его поднималась и опускалась, и изо рта вырывалось слабое бульканье. Тони опустилась на колени в липкую лужу свежей крови и внимательно всмотрелась в Майкла.

– Майкл! – крикнула она, чтобы быть услышанной, несмотря на толстый пластик шлема. – Это Тони Галло из лаборатории!

В залитых кровью глазах блеснуло понимание. Он открыл рот и что-то пробормотал.

– Что? – прокричала она. И пригнулась поближе.

– Лекарства нет, – сказал он.

И его вырвало. Струя черной жидкости вылетела изо рта, попав на лицевое стекло в шлеме Тони. Она отскочила, вскрикнув от испуга, хоть и знала, что защищена костюмом.

Чьи-то руки оттолкнули ее в сторону, и Руфь Соломонс склонилась над Майклом.

– Пульс очень слабый, – сообщила доктор по находившемуся в шлеме микрофону. Она открыла Майклу рот и пальцами в перчатке изъяла сгустки крови и остатки рвоты. – Мне нужен ларингоскоп – быстро! – Через несколько секунд медбрат примчался с инструментом. Руфь ввела ларингоскоп в рот Майклу и прочистила ему горло, чтобы легче было дышать. – Принеси из изолятора носилки – как можно быстрее.

Она открыла медицинский чемоданчик и достала шприц, уже наполненный чем-то. «По-видимому, морфием и коагулянтом крови», – подумала Тони. Руфь ввела иглу в шею Майкла. Когда она вытащила иглу, из маленькой дырочки в шее обильно пошла кровь.

Тони захлестнула волна горя. Она вспомнила, как Майкл ходил по «Кремлю», как она сидела у него дома и пила чай, как они оживленно беседовали о рисунках Рембрандта, и ей было мучительно больно смотреть на это безнадежно пораженное тело.

– О’кей, – сказала Руфь. – Забираем его отсюда.

Два медбрата подхватили Майкла и понесли его к палатке из прозрачного пластика. Сквозь отверстие в одной из стен палатки они втолкнули Майкла с носилок на каталку и запечатали отверстие. И покатили палатку по саду Майкла.

Перед тем как сесть в машину, они должны были обезвредить себя и каталку. Один из команды Тони уже вытащил мелкую пластиковую ванночку, похожую на детский бассейн. Теперь доктор Соломонс и медбратья поочередно вставали в ванночку и их опрыскивали сильным дезинфектантом, уничтожавшим любой вирус, окисляя протеин.

Тони наблюдала за этим процессом, понимая, что каждая секунда промедления оставляла Майклу все меньше шансов выжить, и в то же время зная, что необходимо твердо следовать процедуре обезвреживания во избежание других смертей. Она была в отчаянии, что смертельный вирус вырвался из ее лаборатории. Такого не бывало за всю историю существования «Оксенфорд медикал». И то, что она оказалась права, подняв такой шум из-за недостающего медикамента, а ее коллеги были не правы, стараясь все смягчить, являлось слабым утешением. Ее обязанностью было предотвратить случившееся, а она не сумела. Неужели бедняга Майкл в результате умрет? И заразятся ли другие?

Медбратья загрузили каталку в фургон. Доктор Соломонс вскочила в машину вслед за пациентом. Дверцы с грохотом захлопнулись, и фургон умчался в ночь.

Тони сказала:

– Держите меня в курсе, Руфь. Звоните мне в скафандр по радиотелефону.

Голос Руфи из-за увеличивавшегося расстояния звучал уже слабее.

– Он впал в кому, – сказала Руфь. И еще что-то добавила, но она уже находилась вне досягаемости, и слов было не разобрать, а потом звук и вовсе пропал.

Тони попыталась избавиться от сковывавшего ее оцепенения. Дела не ждали.

– Давайте зачищать.

Один из мужчин взял рулон желтой ленты, на которой было напечатано: «Биологическая опасность – за ленту не заходить», и стал ее натягивать вокруг всего участка – и дома, и сарая, и сада, а также вокруг машины Майкла. По счастью, поблизости других домов не было, так что можно было не волноваться. Если бы Майкл жил в многоквартирном доме с общей вентиляционной системой, было бы уже слишком поздно проводить дезинфекцию.

Другие мужчины принесли мешки для мусора, пластмассовые садовые распылители, заполненные дезинфектантом, коробки с тряпками и большие круглые коробки из белой пластмассы. Все поверхности следовало опрыскать и протереть. Все твердые предметы и ценности, в том числе украшения, будут запечатаны в пластмассовых коробках и отправлены в «Кремль» для стерилизации паром под высоким давлением в автоклаве. Все остальное будет сложено в двойные мешки и уничтожено в печи для сжигания медицинских отходов под ЛБЗ-4.

Тони попросила одного из мужчин помочь ей вытереть черные следы рвоты Майкла с костюма и опрыскать ее. Ей не терпелось сорвать с себя грязный костюм.

Пока мужчины чистили помещение, Тони осматривалась, пытаясь понять, почему такое произошло. Как она и опасалась, Майкл выкрал экспериментальный медикамент, поскольку знал или подозревал, что заразился Мадобой-2. Но как же он подхватил вирус?

В сарае стояла стеклянная клетка с вытяжкой, похожая на импровизированную камеру биозащиты. Прежде Тони, всецело поглощенная Майклом, не обратила на нее внимания, а теперь увидела в камере мертвого кролика. Похоже, он умер от той же болезни, какую подцепил Майкл. Кролик был из лаборатории?

Рядом с ним стояла мисочка с водой, на которой значилось: «Джо». Это уже кое о чем говорило. В лаборатории редко давали имя животному, с которым работали. Люди по-доброму относились к объектам экспериментов, но не позволяли себе привязываться к животным, которых предстояло убить. А Майкл дал этому существу имя и относился к нему как к любимому домашнему животному. Он что, чувствовал себя виноватым, занимаясь таким делом?

Тони вышла из сарая. Рядом с биозащитным фургоном остановилась полицейская патрульная машина. Тони ожидала ее появления. В соответствии с планом реагирования на критическую ситуацию, разработанным самой Тони, охрана «Кремля» позвонила в районное полицейское управление в Инверберне и сообщила о «красной» тревоге. И полиция приехала, чтобы выяснить, насколько реальна опасность.

Тони всю свою трудовую жизнь прослужила в полиции – она ушла оттуда два года назад. Большая часть службы прошла у нее удачно – она быстро получала повышения, выступала в средствах массовой информации как образец современного полицейского, и ей сулили стать первой в Шотландии женщиной – главным констеблем. Затем она сцепилась со своим боссом по жгучему вопросу – расизму в полиции. Он утверждал, что расизм в полиции не установлен. А Тони говорила, что офицеры, как правило, скрывают случаи проявления расизма, а значит, он существует. Об их разногласиях узнала газета; Тони не стала отказываться от своего убеждения и вынуждена была подать в отставку.

В то время она жила с Фрэнком Хэккеттом, тоже детективом. Они были вместе восемь лет, хотя в брак не вступали, а когда Тони попала в немилость, он ушел от нее. И она до сих пор это переживала.

Из патрульной машины вышли два молодых офицера – мужчина и женщина. Тони знала большинство местных полицейских своего поколения и некоторых постарше, которые помнили ее покойного отца, сержанта Антонио Галло, которого прозвали Испанцем Тони. Однако этих двух она не знала.

– Джонатан, – сказала она в микрофон, – прибыла полиция. Будь добр, закончи обеззараживание и поговори с ними, хорошо? Скажи, мы нашли подтверждение того, что из лаборатории произошла утечка вируса. Они вызовут Джима Кинкейда, и я введу его в курс дела, когда он приедет.

Суперинтендант Кинкейд занимался происшествиями в ХБРЯ – химической, биологической, радиологической и ядерной областях. Он вместе с Тони составлял план ее работы по биозащите. И они вдвоем сумеют осторожно, сдержанно отреагировать на случившееся.

Ко времени приезда Кинкейда Тони хотелось иметь для него всю информацию о Майкле Россе. Она вошла в дом. Майкл превратил вторую спальню в кабинет. На маленьком столике стояли три фотографии его матери в рамках: стройная девушка в туго обтягивающем свитере; счастливая мать с малышом на руках, похожим на Майкла; и шестидесятилетняя женщина с толстой черной с белыми пятнами кошкой на коленях.