Столп огненный

4

Сильви держала Пьера за руку, когда они пересекали Малый мост, направляясь на юг. Отныне этот юноша принадлежал ей, и только ей. Она не отпустит его никогда. Он умен, такой же умный, как ее отец, но куда более милый и обаятельный. А красавец-то какой, с этими густыми волосами, глазами с поволокой и обворожительной улыбкой! Ей даже пришелся по нраву его наряд, пусть она и укорила себя за влечение к ярким краскам: протестанты не одобряли многоцветия и мишуры в одежде.

Но больше всего девушку привлекало в нем то, что к распространению истинного вероучения он относился столь же серьезно, как она сама. Без посторонней помощи он усомнился в лживых поучениях католических священников. И, лишь при малом содействии с ее стороны, отыскал путь к истине. А еще он с готовностью согласился рискнуть своей жизнью и отправиться вместе с Сильви на тайное протестантское моление.

Королевское бракосочетание завершилось, толпа зевак рассеялась, и семейство Пало, в том числе и Пьер Оман, двинулось на собственную, протестантскую службу.

После помолвки Сильви внезапно обнаружила, что у нее появились новые поводы для беспокойства. Интересно, каково это будет – возлечь с Пьером? Матушка рассказывала ей несколько лет назад, когда у нее начались месячные, о том, что мужчины и женщины делают вместе в постели, однако все ограничилось общими словами, о собственном опыте Изабель почему-то предпочла не вспоминать. Сильви воображала, как руки Пьера скользят по ее обнаженному телу, как он нависает над нею, придавливая к кровати; воображала, как может выглядеть его срам.

Да, она его отвоевала, но получится ли у нее сохранить любовь на веки вечные? Изабель утверждала, что Жиль в жизни ни на кого другого не глядел, но Сильви знала, что бывают мужчины, которые с годами теряют интерес к своим женам, а Пьер вдобавок всегда будет привлекателен для женщин. Что ж, придется потрудиться, чтобы он и впредь оставался таким же счастливым, каким выглядит сейчас. Общая вера поможет в этом, особенно если они станут распространять истинное Писание вдвоем.

Когда они поженятся? Ей хотелось обвенчаться как можно скорее. Пьер говорил, конечно, что надо привезти на свадьбу его матушку из Шампани. Главное, чтобы его матушка была здорова и смогла выдержать такое путешествие. Насчет сроков он не уточнял, а Сильви не стала настаивать, решив, что не годится открыто проявлять нетерпение.

Изабель от помолвки пришла в восторг. Сильви даже показалось, что мама не против выйти за Пьера сама. Разумеется, это невозможно, но все же…

Да и отец, если уж на то пошло, радовался больше, чем можно было подумать со стороны. Он не выказывал недовольства, пребывал в благодушном настроении – словом, был счастлив, насколько для него такое вообще возможно.

Гийом как-то скис, и Сильви поняла, что этот гость, наверное, испытывал к ней какие-то чувства. Быть может, он сам собирался сделать предложение. Если так, надо было поспешить. Не повстречай она Пьера, возможно, Гийом, умный и серьезный, и приглянулся бы ей. Но он никогда не смотрел на нее взглядом, от которого кружилась бы голова и подкашивались ноги.

Сильви не могла нарадоваться тому, сколь счастливым выглядит этим утром Пьер. Он шагал, едва ли не приплясывая, непрестанно улыбался и заставлял ее хихикать своими язвительными замечаниями по поводу людей и зданий, мимо которых пролегал их путь, – по рю Сен-Жак, через Университетский квартал. Пьер не скрывал своего счастья от помолвки.

Сильви догадывалась, что отчасти его радость объясняется и тем, что юношу наконец-то пригласили на протестантское моление. Он много раз спрашивал у нее, где они собираются, и явно обижался, когда она отвечала, что не вправе ему этого сказать. Хвала небесам, теперь с тайнами покончено.

Сильви не терпелось познакомить его с остальными. Она гордилась своим избранником и хотела, чтобы все увидели, какой он замечательный. Им он наверняка понравится. Оставалось надеяться, что и они придутся ему по душе.

Семейство миновало ворота Святого Жиля и на окраине города свернуло с дороги на едва различимую тропу, водившую в лес. Приблизительно в сотне ярдов от поворота, невидимые с дороги, поджидали двое коренастых парней, весь вид которых выдавал в них охранников, пусть они были без оружия. Жиль Пало кивнул этим парням, ткнул пальцем в Пьера и сказал:

– Он с нами.

Парни не стали никого останавливать.

– Кто это? – шепотом спросил Пьер у Сильви.

– Они заворачивают обратно всех незнакомых, – объяснила девушка. – Если кто-то случайно забредет сюда, гуляя, ему растолкуют, что тут частные владения.

– А чей это лес?

– Им владеет маркиз Нимский.

– Он что, тоже с нами?

Сильви помедлила, потом одернула себя: сама же решила, что больше никаких секретов.

– Да.

Ей было известно, что среди протестантов достаточно аристократов. Их сожгли бы на костре за еретичество, как и прочих, если бы поймали, хотя, конечно, у знатных людей больше возможностей избежать наказания благодаря могущественным друзьям.

Группа приблизилась к зданию, что выглядело как заброшенный охотничий домик. Окна внизу были прикрыты ставнями, у двери густо росли сорняки, свидетельствуя, что эту дверь не открывали много лет.

Сильви знала, что в тех немногих французских городах, где протестанты составляли большинство населения, имелись настоящие храмы, а службы проводились открыто, хоть и под охраной вооруженной стражи. Но в Париже все обстояло иначе, ибо столица была оплотом католического вероисповедания; здесь хватало людей, добывавших средства к пропитанию службой церкви и монархии. Протестантов в Париже ненавидели.

Сильви с семейством обошли здание, проникли внутрь через низенькую заднюю дверь и очутились в просторной зале, где, как подумалось Сильви, охотники раньше устраивали пышные и разгульные пиршества. Теперь в зале было тихо и царил полумрак. Поперек помещения стояли рядами скамьи и табуреты, а перед ними высился стол, накрытый белой тканью. Как заведено, на простой глиняной тарелке лежал хлеб, рядом стоял кувшин с вином. Всего в домике собралось около сотни человек.

Изабель с Жилем заняли свои места, Сильви и Пьер пристроились позади. Гийом уселся на единственный табурет перед самым столом.

– Гийом – ваш священник? – прошептал Пьер.

– Пастор, – поправила Сильви. – Он пользуется правом гостя. Наш обычный пастор – Бернар.

Она указала на высокого, величавого мужчину лет пятидесяти с редеющими седыми волосами.

– А маркиз тут?

Сильви огляделась и заметила дородного маркиза Нимского.

– Первый ряд, – шепнула она. – С большим белым воротником.

– В темно-зеленом плаще и шляпе – его дочь?

– Нет, это маркиза. Ее зовут Луиза.

– Молодая.

– Ей двадцать. Вторая жена.

Семейство Мориаков тоже пришло – в полном составе: Люк, Жанни и их сын Жорж, поклонник Сильви. Девушка заметила, что Жорж уставился на Пьера с изумлением и завистью. По лицу молодого человека было понятно, что он сознает: с Пьером ему состязаться бессмысленно. Сильви позволила себе на мгновение предаться греховной гордыне. Если выбирать между ними двоими, Жорж Пьеру и в подметки не годится.

Служба началась с пения псалмов.

– Хора нет? – шепотом осведомился Пьер.

– Мы и есть хор. – Сильви нравилось петь гимны по-французски и во весь голос. Для нее это была одна из радостей, связанных с принадлежностью к тем, кто следует истинному вероучению. В обычных храмах она ощущала себя зрителем, наблюдателем, а тут принимала непосредственное участие.

– У тебя чудесный голос! – восхитился Пьер.

Она знала, что жених вовсе не льстит; голос у Сильви и вправду был хоть куда, настолько хорош, что она даже опасалась, как бы не впасть из-за него в грех гордыни.

За псалмами последовали молитвы и чтение Библии, тоже по-французски, а затем провели причастие. Никто не называл хлеб и вино плотью и кровью Христа, все знали, что это лишь символы, и оттого становилось намного проще. А в конце Гийом произнес яростную проповедь, обличая коварство и злодеяния папы Павла Четвертого. Восьмидесятиоднолетний Павел слыл нетерпимым ревнителем устоев, он взрастил инквизицию и заставил иудеев в Риме носить желтые шляпы. Его ненавидели равно католики и протестанты.

Когда служба завершилась, табуреты составили тесным кружком и началась другая часть встречи.

– Мы как бы братаемся, – пояснила Сильви для Пьера. – Делимся новостями, обсуждаем, что у кого случилось. Женщинам тоже позволяют говорить.

Первым выступил Гийом. Он произнес слова, которые изумили Сильви и остальных, – дескать, он покидает Париж.

Гийом прибавил, что был несказанно рад помочь пастору Бернару и старейшинам в обустройстве общины по правилам, составленным Жаном Кальвином в Женеве. Стремительное распространение протестантизма по Франции за последние несколько лет отчасти можно объяснить крепкими узами и дисциплиной кальвинистских общин вроде вот этой, что собирается в парижском предместье Сен-Жиль. Более всего Гийома обрадовало и даже потрясло то, что им хватило дерзости и смелости объявить о проведении в следующем году первого всеобщего французского синода.

Увы, его призывают срочные дела, другие общины тоже нуждаются в помощи. Он уедет до следующего воскресенья.