Место под названием «Свобода»

Когда он выходил из церкви, несколько фермеров поспешили поздравить его с двадцать первым днем рождения, но ни один шахтер не обратился к нему. Они стояли толпой рядом с кладбищем, беседуя между собой приглушенными, сердитыми голосами. Джей тоже злился на них, посмевших омрачить для него праздничный день.

Он торопливо прошел по снежному покрову туда, где конюх присматривал за оставленными господами лошадьми. Там он застал Роберта, но Лиззи с ним не было. Джей огляделся, высматривая ее. Ему хотелось отправиться домой вместе с ней.

– Где мисс Элизабет? – спросил он у конюха.

– У крыльца церкви, мистер Джей.

Он увидел, как она ведет оживленный разговор о чем-то с пастором.

Роберт на удивление враждебно ткнул Джея пальцем в грудь.

– Послушай, Джей. Тебе лучше оставить Элизабет Хэллим в покое. Заруби это себе на носу.

При этом лицо Роберта приобрело не на шутку агрессивное выражение. Когда он находился в таком настроении, вступать с ним в пререкания становилось порой просто опасно. Но злость и расстройство придали Джею смелости.

– О чем, черт тебя побери, ты толкуешь? – спросил он.

– Не ты собираешься жениться на ней. Ее жених – я.

– Я вовсе не хочу жениться на ней.

– Тогда прекрати с ней флиртовать.

Джей знал, что Лиззи считает его привлекательным мужчиной, и ему самому нравилась легкая болтовня с ней, но он и не думал о попытках завоевать ее сердце. Когда ему было четырнадцать, а ей тринадцать лет, она казалась ему самой красивой девушкой в мире, и он мучился из-за того, что она им совершенно не интересовалась (как, впрочем, и никаким другим юношей). Но это было уже так давно. Отец желал женить на Лиззи Роберта, и ни Джей, ни кто-либо другой из членов семьи не пошел бы против воли сэра Джорджа. А потому Джея удивил мрачный настрой и жалоба Роберта. Это выдавало чувство неуверенности в себе, а ведь Роберт, как и его отец, крайне редко не ощущал своего превосходства над всеми.

Джею даже доставила удовольствие столь откровенная обеспокоенность брата.

– Чего ты опасаешься? – прямо спросил он.

– Ты прекрасно понял, что я имею в виду. Ты крал мои вещи еще в детстве – игрушки, одежду и все остальное.

Застарелая неприязнь заставила Джея заявить:

– Потому что ты получал все, чего желал, а мне не доставалось ничего.

– Чепуха!

– Как бы то ни было, мисс Хэллим гостья нашего дома, – продолжал Джей уже более сдержанным тоном. – Я не могу совсем обходить ее своим вниманием, верно?

Губы Роберта сжались в тонкую линию и побелели.

– Ты хочешь, чтобы я обсудил это с отцом?

То были магические слова, положившие в свое время конец их многочисленным детским размолвкам. Оба брата знали, что их отец непременно вынесет решение в пользу Роберта. Прежние обиды и горечь комком подкатили к горлу Джея, но он лишь сказал:

– Так и быть, я постараюсь не мешать твоим ухаживаниям.

Он вскочил в седло и поскакал прочь, предоставив Роберту сопроводить Лиззи до замка.

Замок Джеймиссонов представлял собой настоящую крепость из темно-серого камня с башенками и подобиями бастионов вдоль линии крыши, и он подобно многим замкам в загородных усадьбах Шотландии возвышался над округой символом могущества и власти хозяев. Его возвели семьдесят лет назад после того, как первая шахта, начавшая работать в долине, стала приносить значительную прибыль своему владельцу.

И хотя Джей мог по праву считать его домом своего детства, ему не нравилось это место. Огромные, продуваемые сквозняками комнаты первого этажа – холл, столовая, гостиная, кухня и помещения для прислуги – окружали просторный внутренний двор с фонтаном, вода в котором замерзала каждый год с октября по май. Замок невозможно было прогреть. Камины в каждой спальне, где в огромных количествах сжигали уголь, добывавшийся в шахтах Джеймиссона, почти никак не влияли на вечно холодный воздух необъятных размеров комнат с каменными полами, а в коридорах стоял почти мороз, и приходилось даже надевать плащ, если ты хотел пройти из одного помещения в другое.

Десять лет назад семья перебралась в Лондон, оставив здесь лишь самый минимум слуг для поддержания в порядке дома и охраны дичи в окружавших его лесах. Какое-то время они возвращались каждый год, привозя с собой гостей и нанимая дополнительный обслуживающий персонал, арендуя в Эдинбурге лошадей и кареты, привлекая фермерских жен, чтобы отмывать вечно грязные полы, поддерживать огонь в очагах и опустошать за гостями ночные горшки. Но постепенно отец все более и более неохотно соглашался оставить свой столичный бизнес, и визиты в Шотландию сделались событиями очень редкими. Возрождение старой традиции в этом году не принесло Джею ни малейшей радости. Но вот повзрослевшая Лиззи Хэллим стала для него приятным сюрпризом, и не только потому, что давала ему возможность помучить ревностью своего всегда более привилегированного старшего брата.

Он объехал с тыльной стороны конюшни и спешился. Потрепал по шее мерина.

– Для скачек с препятствиями он, конечно, не пригоден, но конь отменно выезжен, – сказал Джей конюху, отдавая ему поводья. – Я был бы не прочь иметь такого в своем полку.

Конюх выглядел польщенным.

– Спасибо на добром слове, сэр, – с поклоном отозвался слуга.

Джей прошел в главный зал замка. Это были мрачные палаты с темными углами, которые почти не освещали свечи в канделябрах. Угрюмая шотландская борзая разлеглась на старом ковре перед камином, в котором пылал уголь. Джей носом ботинка отпихнул пса в сторону, чтобы самому пристроиться поближе к огню и согреть замерзшие руки.

Над камином висел портрет первой жены его отца, матери Роберта, которую звали Олив. Джей ненавидел эту картину. На ней женщина представала торжественной и надменной с напускным видом святой, и ее взгляд поверх слишком длинного носа высокомерно встречал каждого, кто приближался к очагу. Когда она подхватила лихорадку и скоропостижно скончалась всего в двадцать девять лет от роду, отец женился вторично, но никогда не забывал о своей первой любви. С матерью Джея – Алисией – он обращался скорее как с любовницей, с игрушкой, не наделенной ни семейным статусом, ни какими-либо правами, что заставляло порой Джея ощущать себя чуть ли не незаконнорожденным сыном. Роберт был первенцем, наследником, объектом особых забот отца. Джея по временам так и подмывало язвительно спросить, не было ли его зачатие непорочным, сохранившим девственность матери.

Джей повернулся к портрету спиной. Лакей принес ему графин горячего глинтвейна, и он с удовольствием принялся потягивать напиток. Возможно, он поможет унять напряженную тяжесть внизу живота, преследовавшую его с утра. Ведь именно сегодня отец должен объявить, какая доля наследства предназначается для Джея.

Он заранее понимал, что не получит ни половины, ни даже десятой части отцовского состояния. Роберту достанется и эта усадьба, и богатые углем шахты, и целая флотилия кораблей, которой он уже управлял. Мать Джея давно уговорила сына не вступать по этому поводу ни в какие споры: она знала, насколько упрям и неумолим в своих решениях его отец.

Роберт по сути не только официально мог считаться чуть ли не единственным сыном сэра Джорджа. Он стал точной копией отца, его вторым воплощением. Джей принадлежал к совершенно другой породе, и потому отец пренебрегал им. Уподобляясь отцу, Роберт был умен, бессердечен и жаден, когда речь заходила о деньгах. Джей, напротив, тратил их легко, считаясь в семье мотом. Отец ненавидел людей, небрежно обращавшихся с деньгами, особенно его собственными. Уже не раз он устраивал Джею скандалы, в ярости крича: «Я потом и кровью добываю средства, которые ты попросту бросаешь на ветер!»

А Джей лишь все еще более испортил несколько месяцев назад, когда наделал крупных карточных долгов: целых девятьсот фунтов. Ему пришлось уламывать матушку, чтобы она уговорила отца погасить задолженность. Конечно, это было целое состояние. Примерно таких денег стоил, например, замок Джеймиссонов. Но сэр Джордж мог позволить себе подобные расходы. И все равно он устроил представление, трагедию, словно его собирались по меньшей мере лишить ноги. С тех пор Джей проигрался снова, хотя отец пока ничего не знал об этом.

«Не пытайся возражать отцу, – увещевала мама, – но попроси о чем-то, что покажется ему разумно умеренным и скромным». Младших сыновей часто отправляли в колонии, а потому существовала вероятность получения от отца в наследство сахарной плантации на Барбадосе вместе с господским домом и африканскими рабами. И он и матушка уже поднимали эту тему в разговорах с сэром Джорджем. Тот не ответил положительно и не отказал, а потому Джей питал определенные надежды на желательное для себя решение вопроса.

Через несколько минут в зал вошел отец, притоптывая ногами, чтобы стряхнуть снег с сапог для верховой езды. Лакей помог ему снять плащ.

– Отправь сообщение Рэтчету, – обратился отец к слуге. – Мне нужно, чтобы двое людей дежурили у моста двадцать четыре часа в сутки. И если Макэш попытается удрать из долины, им надлежит схватить его.

Через реку действительно был переброшен только один мост, но существовал и другой путь, чтобы выбраться из долины.

– А вдруг Макэш попробует скрыться через горы? – спросил Джей.

– В такую-то погоду? Пусть только решится. Как только мы узнаем, что он пропал, пошлем конный отряд по объездной дороге, чтобы шериф и солдаты поджидали его на противоположной стороне, когда он доберется туда. Сомневаюсь, однако, что ему это удастся.

Джей не питал столь твердой уверенности в этом. Шахтеры обладали силой и закалкой оленей, а Макэш отличался редкостным упорством. Но он не стал спорить с отцом.

Следующей в замок прибыла леди Хэллим. Темноволосая и темноглазая, как и дочь, она не обладала ни малой толикой яркого, искрометного и темпераментного характера Лиззи. Она уже заметно располнела, и сейчас на ее мясистом лице читалось крайне неодобрительное выражение.

– Позвольте мне снять с вас шубу, – обратился к ней Джей и помог ей вылезти из-под тяжести плотных мехов. – Подойдите ближе к огню. У вас руки просто заледенели. Не желаете ли выпить немного глинтвейна?

– Какой же вы милый мальчик, Джей! – сказала она. – Да, я с удовольствием выпью чего-нибудь горячего.

Постепенно появились и все остальные, кто ездил в церковь, потирая замерзшие руки и роняя капли от таявшего снега на каменный пол. Роберт с собачьим упрямством навязывал Лиззи разговор на пустяковые темы, переходя от одной банальности к другой, словно загодя составил их список. Отец принялся обсуждать деловые вопросы с Генри Дроумом, коммерсантом из Глазго, приходившимся родней его первой жене Олив. Мать Джея беседовала с леди Хэллим. Пастор и его супруга не прибыли. Судя по всему, их слишком расстроила бурная сцена, случившаяся в церкви. Присутствовала и небольшая группа других гостей. В основном родственников. Сестра сэра Джорджа с мужем. Младший брат Алисии с женой. Двое или трое соседей. Разговоры между ними неизменно сводились к обсуждению Малакая Макэша с его глупейшим письмом.

Через какое-то время общий приглушенный гул голосов перекрыло громкое восклицание Лиззи, и постепенно она привлекла к себе всеобщее внимание.