Тайна Моники Джонс

– Скажите, что это неправда и вы не покидаете Эмброуз!

Мистер и миссис Джонс, сохраняя благородное спокойствие, только переглянулись между собой.

– Нам уже нечего здесь делать, – ровным голосом сказала мама Моники.

Меня затрясло.

– Как вы смеете такое говорить! Как почувствует себя Моника, когда вернется и поймет, что вы ее не дождались! – на мои глаза навернулись горячие слезы ярости.

– Мы ведь с тобой знаем, что, вернись она назад, пойдет не домой, а к тебе.

После чего мистер и миссис Джонс сели на диван, мягко кивнув мне на соседнее кресло. Пытаясь выровнять дыхание, я рухнула на него.

– Соврите мне, что вы ее любили.

– В этом все наши беды – мы говорили слишком много правды. Отчасти потому Моника и убежала в ту ночь.

– Что она услышала?

Миссис Джонс, скрывая лицо за маской отсутствия эмоций, повернулась к мужу. Тот, не поднимая на нее глаз, медленно, но уверенно кивнул.

– Мы поженились рано, нам едва исполнилось по восемнадцать лет. Кроме любви нас связывали небывалые амбиции в стремлении высоко подняться по карьерной лестнице… и нежелание иметь детей. Бог был на нашей стороне. Спустя время я узнала, что бесплодна. А еще спустя годы… забеременела. В ту ночь Моника услышала, как мы вспоминали наше желание сделать аборт: мой возраст мог помешать выносить ребенка. Да только врачи сказали, что попытайся мы избавиться от плода, вот тогда уж точно жди непоправимой беды. Пришлось рожать. Сиэтл отправил нас сюда, в Эмброуз. Вернее, выслал. Наше начальство все искало, кого обосновать в мрачном городке. И тут мы. Моника стала свидетелем этих воспоминаний и, вспылив, убежала. Дальше ты все знаешь – она не вернулась.

Родители Моники встали, я вслед за ними. Миссис Джонс подошла ко мне, положила руку на плечо, легонько сдавив:

– Мы уезжаем. Моника не вернется. Но уверяю тебя: с ней все в порядке. Ты нам как родная… мы оставим тебе наш новый e-mail. Напиши как-нибудь, как у вас с мамой дела. А теперь ступай домой.

На ватных ногах я последовала ее совету. Не знай я родителей Моники, решила бы, что меня загипнотизировали, ведь как еще оправдать то, что я на самом деле ушла. Сейчас, мысленно возвращаясь в тот момент, я понимаю, что так было бы при любых моих действиях, ведь опять же – это родители Моники.

Дома мирно гудел кондиционер, но все равно было немыслимо душно. И тихо. Не бормотал телевизор, не пело радио. Мама пила кофе, пахло чем-то запеченным, пряным и безумно вкусным.

– Мистер и миссис Джонс переезжают, – сказала я вместо приветствия, застыв посреди кухни.

– Я знаю. Они заходили… попрощаться, – и вновь вымученная улыбка, а после грустное: – Я тоже… об этом думала. О переезде.

Я отвернулась к окну. Мама уже намекала об этом, но я ее игнорировала. А вдруг вернется Моника? Что же она, никого не застанет?

Мама все поняла без слов.

– Иди, закинь наверх рюкзак, переоденься и спускайся к обеду. Отпразднуем еще один оконченный с отличием учебный год!

Я уже поднималась по лестнице, как вдруг голос в моей голове закричал: «Что ты творишь?!». И я не могла найти ему ответ, а себе оправдание. Я потеряла всех. В безопасности только Кэтрин и Анна, но они не здесь. Как и Моника… А мама… мама рядом, она единственная, кто у меня остался. Она живет ради меня, и я так безумно ее люблю. Зачем же обрекаю ее на страдания?

Галопом спустившись вниз, я на одном дыхании выпалила:

– Мам, я согласна! Давай переедем.

Ее лицо тут же осветилось безмерным счастьем. Радостно вскочив, она порывисто обняла меня, захлебываясь от нахлынувших эмоций.

– Это просто чудесно, Элисон! Начнем все сначала… ты и я!

Я кивала в такт ее словам, умиротворенно улыбаясь. Почему-то появилась сумасшедшая мысль, что именно переезд из Эмброуза поможет найти Монику.

Мама посмотрела на меня другими глазами, я видела, как она что-то взвешивает у себя в голове.

– В таком случае начинай собирать вещи. Только самое необходимое, сегодня паром отправляется в Сиэтл в восемь вечера, нужно успеть. Я схожу… в бар, улажу все… в конце лета будем смотреть, что делать дальше, возвращаться или… ты поняла.

Поцеловав меня в щеку, мама отправилась в «Безумный Роджер». Я осознала, что серьезно поменяла ход каких-то событий, и пошла собирать сумки.

Пара толстовок, несколько платьев, сменное белье, зубная щетка, наушники, зарядка… сложив в дорожный рюкзак подарки девочек, я решила собрать вещи мамы.

Несмотря на то, что уезжаем мы налегке, я не забыла то, без чего маме не обойтись, – взяла маску для сна, пару блоков сигарет, ее любимую чашку, вязаный черно-белый кардиган. В ее шкафу я была как рыба в воде, ведь сама раскладывала постиранную и поглаженную одежду по полкам. Только одна вещь, не виденная мною до этого, привлекла внимание. Невзрачная старая картонная коробка. Завороженно протянув к ней руки, я взяла ее с полки и открыла…

Минут через десять я, придерживаясь за стенку, вышла из комнаты мамы.

Теперь я знала, где искать Монику.

* * *

В апреле ярмарка в Эмброузе по понятным причинам была отменена. И вот сегодня, на закате июньского дня, я, стоя на крыльце, слышала отголоски музыки из циркового шатра, поражаясь тому, как, считай, за год поменялся город. А потом отправилась в то место, где все началось. Больше порог своего дома я не переступала.

Я шла, обнимая себя за плечи, не торопясь, оттягивая момент встречи, вдыхая горький привкус открывшейся истины.

Поначалу синева неба ослепляла, после перетекла в насыщенный красно-розовый цвет. Тени удлинились, а для меня закат был мертв.

С самого детства под конец книги, фильма или игры я грустила чуть ли не до слез, даже если история мне не нравилась. Сейчас же, направляясь к своему финалу, я лишь пыталась не делать выводов раньше времени.

Ярмарка сочетала в себе музыку из моих снов, детский смех и запах сырных палочек. Проходя мимо красно-белого сумасшествия, я понимала, что это не я схожу с ума, а люди вокруг.

– Элисон! – Я обернулась на смутно знакомый голос. – Привет, как ты? Как мама? Она уже неделю как болеет.

На Ребекку оборачивались все, завороженно глядя в спину девушки.

– Вот как… болеет…

– Что?

– Ничего, все хорошо. Спасибо.

Я решила идти в обход, а не через саму ярмарку, поэтому, притормозив у входа, вежливо смотрела на Ребекку.

– Я смотрю, ты уже освоилась в городе.

– И все равно надолго тут не останусь, – она вздохнула, с трудом подбирая слова, – мне много где приходилось жить, но ваш город самый сложный для меня.

Кажется, Эмброуз под угрозой массового побега.

Ребекка подалась вперед, заглядывая мне в глаза, на ее лице появилось сочувственное выражение.