Император-гоблин

– Какая дерзость!

Сказано это было достаточно громко для того, чтобы Майя расслышал. Также пришло письмо от Сетериса, который жаловался, что его не впустили в Алкетмерет.

«Рано или поздно тебе придется выяснить отношения с Сетерисом», – устало сказал себе Майя. Но Ксевет уверил его в том, что отказ принимать кого бы то ни было перед коронацией не может считаться неуважением. И Майя собственноручно написал бывшему наставнику ответ, пообещав дать ему аудиенцию после того, как он официально станет императором и сможет покинуть Черепаховую Комнату.

Ксевет принялся составлять любезные, но бессодержательные ответы императорским советникам, а Майя в компании Телимеджа и Даджиса отправился по делам.

Для начала ему хотелось осмотреть Алкетмерет от подвала до верхнего этажа и познакомиться со слугами. Услышав о слугах, Эсаран не поверила своим ушам и с оскорбленным видом поджала губы, но Майя решительно выставил вперед подбородок и сказал, что настаивает.

– Император, ваш батюшка… – начала экономка, но он оборвал ее.

– Мы желаем знать, кто нас обслуживает, – сказал он.

Эсаран неохотно уступила, но Майя видел, что она недовольна. И все-таки Майя не пожалел о размолвке с Эсаран. Он узнал, что застенчивую девушку, которая прислуживала ему за столом, зовут Ишейан, узнал имена всех прачек и уборщиц, конюхов, судомоек и садовников. Оказалось, что при Алкетмерете был сад, не относившийся к хозяйству Унтэйлейанского Дворца, и что там выращивали множество сортов роз. Весной и летом вокруг башни витал их чудесный аромат. Майе показалось, что Ошет проявил неслыханную дерзость, подмигнув императору. Шеф-повар оказался вовсе не таким страшным, каким его представлял себе Майя. Это был пожилой мужчина с длинными белыми усами, похожий на доброго дедушку. Его звали Эбремис, он почтительно расспросил Майю о его любимых и нелюбимых блюдах и внимательно выслушал ответы. Майя постарался поменьше говорить о кухне Эдономи, где хозяйничал скупой Сетерис, требовавший угождать исключительно собственным вкусам, однако Эбремис о многом догадался из его недомолвок, и Майю охватило неприятное, унизительное чувство.

В подвале Алкетмерета он увидел девушек, которые сидели среди путаницы пневматических трубок, служивших средством связи при Унтэйлейанском Дворе, и некоторое время с интересом наблюдал, как они работают. Вернувшись в Черепаховую Комнату, он вспомнил нервного пажа Ксору и спросил Ксевета, почему обитатели Двора вместо пневмопочты пользуются услугами личных курьеров.

Ксевет приподнял брови.

– По разным причинам, ваша светлость. Например, желая сохранить тайну.

– Вот как… Нет. Дело не в этом. Письмо было от Ксору Джасанай.

– Что ж, – протянул Ксевет, – очевидно, отправитель желал быть уверенным в том, что письмо попадет в руки адресата. И, конечно, хотел немедленно получить ответ. Возможно, также это означало, что отправитель считал свое послание исключительно важным и очень срочным.

– Разумеется, – сказал Майя, и Ксевет едва не рассмеялся, но вовремя опомнился.

В тот вечер за ужином Майя улыбнулся Ишейан, и она улыбнулась ему в ответ.

Едва служанка убрала со стола, доложили о прибытии лорд-канцлера. Он ворвался в столовую как ураган. Майя даже не успел предложить ему стул и рюмку ликера – он начал довольно непочтительным тоном в мельчайших подробностях описывать ритуал коронации императора. Среди прочего Чавар упомянул о посте и медитации:

– Император предается медитации в течение дня в особой подземной часовне. Архиепископ проводит вас туда. По традиции, император выбирает двух близких друзей, которые сопровождают его в часовню и обратно во дворец. Поскольку у вас нет друзей при дворе, вы должны взять с собой ближайших совершеннолетних родственников мужского пола. Это маркиз Имель, супруг вашей сестры Немри’ан, и Сетерис Нелар.

– Мы… – начал Майя, но Чавар продолжал, не слушая его:

– На закате начинается собственно ритуал коронации.

Чавар принялся перечислять архаические фразы и жесты, и Майя не смог вставить ни слова, чтобы сказать, что ни при каких обстоятельствах не позволит Сетерису Нелару играть какую бы то ни было роль в обряде коронации. Самодовольный вид и покровительственный тон Чавара – «конечно, у тебя нет друзей, чучело пучеглазое» – не просто раздражили Майю, но вывели его из себя. «Чавар мне не опекун, – подумал он, – и я уже не в Эдономи. Я могу сам принимать решения, могу делать, что мне угодно. И он не сможет мне помешать». Он выслушал Чавара внешне спокойно, ничем не выдавая, что у него есть собственные планы, отличные от навязанных лорд-канцлером.

Когда толстяк, наконец, убрался, Майя заговорил со своим секретарем о другом деле, которое он должен был совершить прежде, чем его коронуют под именем Эдрехасивара VII. Это было личное дело, и ему пришлось выдержать спор с Ксеветом и охранниками, прежде чем они позволили ему отправиться туда, куда он желал пойти. Телимедж, который внезапно взял на себя роль оратора, искренне уверял его, что они ни в коем случае не критикуют его светлость и его чувства, но нельзя, чтобы некоронованного императора во время траура видели шатающимся по коридорам.

– Мы желаем не шататься по коридорам, – сердито возразил Майя. – Мы желаем увидеть могилу нашей матушки, которую нам запрещали посещать в течение последних десяти лет, со дня похорон. По нашему мнению, император, который не навещает могилу матери, шокирует окружающих сильнее, чем тот, кто ее навещает.

Упрямый Ксевет настоял на том, чтобы позвать эдочарей и посоветоваться с ними по этому вопросу, но, как ни странно, они поддержали своего хозяина.

– Конечно, ваша светлость может посетить могилу императрицы, – сказал Немер и съежился под уничтожающим взглядом Авриса. Хотя Аврис и Эша не выражали преданности императору так открыто, как Немер, Майя догадался, что они разделяли его взгляды. Слуги сказали, что такой визит не будет нарушением этикета, если император согласится закрыть лицо.

– Вам не следовало отправляться в Улимейре без покрывала, ваша светлость, – строго сказал Эша. – Мы уже сделали выговор Аттереджу.

– Мы согласны на все, – воскликнул Майя, – если это позволит нам совершить то, чего мы так страстно желаем.

– Как вам будет угодно, ваша светлость, – сдался Ксевет.

В последний раз Майя носил траурную вуаль десять лет назад. От нее сильно пахло кедром, и она царапала ему лицо. Вуаль, принесенная слугой, была легкой, как паутинка, от нее исходил тонкий аромат сушеного шалфея и лаванды, которые эдочарей раскладывали в шкафах и комодах императора. Вуаль держалась на голове при помощи бронзовых шпилек с черными эмалевыми головками, на которых был изображен символ рода Драджада. Майя почувствовал странное спокойствие, когда Аврис, укрепив ткань на волосах, опустил вуаль ему на лицо.

Поскольку Унтэйлейанский Двор пребывал в трауре, коридоры были практически пусты; однако Телимедж сказал Майе, что в обычное время придворные прогуливаются по галереям по меньшей мере до полуночи. Немногочисленные встречные низко кланялись Майе, не глядя ему в лицо, и спешили прочь. Даже не оборачиваясь, он буквально чувствовал спиной их любопытные взгляды.

Отасмейре Унтэйлейанского Двора, или Унтэйленейзе’мейре, представлял собой величественное белое здание с большим куполом, который поддерживали колонны, похожие на стволы вековых деревьев. Старинные газовые фонари в виде стеклянных шаров со множеством граней давали тусклый свет, а между колоннами таились странные зловещие тени. Внутри было холодно, еще холоднее, чем на открытых нижних этажах Алкетмерета.

Саркофаги усопших из дома Драджада располагались в два ряда между кольцом колонн и внешней стеной храма. Майя не смог их сосчитать, их было слишком много; тем не менее, круг не замыкался, и у стены оставалось свободное пространство. Место для Варенечибеля было уже выбрано, хотя мрамор для саркофага еще не доставили из карьера, расположенного на одном из островов Чадеванского моря. На месте будущей усыпальницы громоздилась гора букетов – в это время года в основном искусственных. Однако Майя заметил несколько хризантем, ронявших лепестки на шелковые розы и лилии.

Могилы второй, третьей и четвертой жен Варенечибеля находились во внешнем круге. Императрицы Лешан, Паджиро и Ченело скончались, не достигнув тридцати лет. Стилизованные барельефы на крышках саркофагов, изображавшие умерших, совершенно не передавали внешнего сходства и тем более ничего не говорили о том, какими женщины были при жизни. Майя провел кончиками пальцев по белой мраморной щеке фигуры, украшавшей могилу матери – жест такой же символический и бессмысленный, как и сам саркофаг.

Потом он опустился на колени, откинул с лица вуаль. Он знал, что Телимедж и Даджис наблюдают за ним из-за ближайшей колонны, но ему было все равно. У него не было слов для матери, не было подношения, лишь чувство, которое нельзя было облечь в слова. Он чувствовал, что должен почтить память матери прежде, чем его отцу воздадут публичные почести. Он подумал: интересно, что испытала бы мать, узнав о его неожиданном возвышении – гордость за него, печаль? Печаль, решил он; богатство и титул не принесли ей ничего, кроме унижений и горя.

В конце концов, он прошептал:

– Я здесь.

Что еще он мог сказать? Ее не было в живых десять лет, и все слова, которые он так хотел сказать ей, все разговоры с матерью, которые он мысленно вел долгими холодными ночами в Эдономи, сейчас представлялись ему жалким детским нытьем. «Даже если бы она услышала, – подумал он, – это бы лишь расстроило ее». Он сложил руки на груди и поклонился саркофагу. Перед ним была не матушка, а белая каменная фигура, но он все равно должен был оказать ей положенные почести.

Он поднялся, опустил на лицо вуаль и в этот момент вспомнил, что не сказал самого главного. Он прикоснулся к ее имени, вырезанному на каменной плите, и произнес негромким, но ясным голосом:

– Я люблю тебя.

Потом он отвернулся и пошел навстречу телохранителям, которые ждали его в круге света.

Глава 8

Коронация Эдрехасивара VII

Будущий император Эдрехасивар?VII начал готовиться к коронации в шесть часов утра двадцать третьего числа.

Он не завтракал, поскольку перед церемонией полагалось соблюдать пост. Ему приготовили горячую ванну с душистыми травами. От их резкого запаха щипало глаза, а во рту еще долго чувствовался странный привкус. Даджис караулил у дверей, а Эша и Немер помогли Майе облачиться в длинное, бесформенное белое одеяние без рукавов под названием «кеб». Этот старинный предмет одежды теперь использовался только в обрядах посвящения магов и церковнослужителей, а также во время коронации. Майя, привыкший носить облегающие штаны и стеганые куртки, чувствовал себя неловко. Обычай запрещал надевать что бы то ни было под эту мантию, и ему было неприятно показываться перед посторонними в таком виде – как если бы ему пришлось ходить по дворцу в ночной рубахе.

Аврис долго и тщательно расчесывал непокорные кудри Майи, распутал и распрямил локоны. Результатом его работы стали прямые влажные пряди, спадавшие на спину. Эша нащупал что-то в стене гардеробной, панель отъехала в сторону, и открылось потайное отделение. Слуга извлек из тайника тяжелый дубовый ларец, в котором хранились императорские драгоценности. Он с грустью заметил, что некоторые предметы были утеряны во время катастрофы воздушного корабля, и что придется заказывать новые украшения, а это всего лишь Малые Драгоценности, Мичен Мура. Большие Драгоценности, или Дачен Мура, никогда не покидали Унтэйлейанского Двора.

Майе пришлось смириться и терпеть, пока на него надевали украшения: множество серебряных колец с нефритами и лунными камнями; серебряные браслеты с темными изумрудами-кабошонами, похожие на наручники; серьги с бледно-зелеными нефритами; ожерелье из лунных камней и овальных гладких изумрудов, которое плотно обхватывало шею; и, наконец, серебряную диадему с лунными камнями. Он отказался от предложенного Немером зеркала, потому что боялся не узнать самого себя, не хотел смотреть на чужое лицо. И еще он опасался, что увидит в зеркале своего отца.

В соседней комнате ждали Кала, Бешелар, Телимедж, Ксевет и Чавар, а также архиепископ города Кето, Адремаза и капитан Унтэйлейанской Гвардии. При виде Майи все преклонили колени. Даджис занял место рядом с Телимеджем, все поднялись, и Чавар с Майей взялись за руки так, что один держал в правой руке правую руку другого, а в левой – левую. Чавар задал Майе три ритуальных вопроса, на которые Майе следовало ответить правду. Адремаза и капитан должны были засвидетельствовать его ответы.

Вопросы касались даты рождения, имени отца и почитаемого божества. Майя ответил: день зимнего солнцестояния; Немера Драджар, Кстейо Кайрейджасан – Госпожа Звезд. Он чувствовал себя принцем из волшебной сказки. Майя помнил множество рассказов матери, в которых главному герою приходилось отвечать на такие же вопросы. Только в сказках вопрос о божестве звучал иначе. Ему казалось, что он слышит голос матери с мягким бариджанским акцентом:

– Чей ты сын?

И свой собственный детский голос, с восторгом отвечающий:

– Сын звезды.