Падший ангел

Шестеро присутствующих в ошеломленном молчании уставились друг на друга. Сначала чудесное излечение Тори от раны, а теперь эта история с меняющимся амулетом! Невероятно! Оставалось изумляться, какая сила таится в этом амулете вуду. Это внушало трепет, об этом было страшно подумать, не то что поверить.

– Если бы я и вправду решил, что этот амулет спас твою жизнь, я бы на коленях целовал ноги старой карги! – наконец с глубоким вздохом признался Джейк.

– Я собираюсь как-нибудь съездить в Новый Орлеан и узнать, что за чары использует эта вуду-жрица, – произнес доктор Грин, глубоко пораженный рассказом Тори. – Может, мы с ней объединимся и спасем мир!

– А может быть, вам лучше взять с собой маму, чтобы защититься от опасных чар мадам Лаво, – поддразнила его Тори. При этих ее словах доктор и Кармен обменялись нежными взглядами.

Кармен все еще недоумевала.

– Тори, как ты можешь в такое верить? – качала она головой. – Это грешно! Бог наверняка тебя не одобрил бы!

– Я не ходила к мадам Лаво, мама. Она сама подошла ко мне. Как знать, возможно, этот Бог послал ее ко мне со своим амулетом? В конце концов, пути Господни неисповедимы, и кто мы такие, чтобы требовать от Него за них ответа?

В самом деле, кто они такие, чтобы дознаваться о странных событиях, свидетелями которых они оказались?

Когда Джейк вернул Тори амулет, она сунула его в карман платья.

– А ты не собираешься снова носить его? – полюбопытствовала Мегэн.

– Нет. В это больше нет нужды.

И слова эти больше, чем что-либо другое, убедили их, что висевшая над ними опасность полностью и окончательно исчезла.

С недельным опозданием Монтгомери наконец попали на свой поезд и отправились домой.

Когда Джейк и Тори остались вдвоем, он нежно обнял ее и сказал:

– Тори, я мог бы искать по всему свету до конца дней своих и не нашел бы другой такой женщины, как ты, такой любящей и сострадательной. Мне казалось, я знаю, что такое любовь, но то были лишь отблески ее. Это гораздо более глубокое чувство, чем я себе представлял. Оно повелевает полностью все отдавать и все прощать, совершенно забывая о себе. Ты доказала это, приняв на себя пулю, предназначенную мне. Я никогда не знал такой чистой и честной любви, как та, которую ты мне даришь. Ты поселила мне в душу глубокое смирение.

– Тогда не окажешь мне еще одну милость, Джекоб? – спросила она.

Он слегка напрягся, почти со страхом ожидая, что она попросит на этот раз. Затем кротко вздохнул. Что бы это ни было, он на все согласен. Она готова была отдать за него жизнь, как он может отказать ей?

– Слушаю тебя, – сказал он.

– Пожалуйста, ходи иногда со мной в церковь. Не всегда, это я и не прошу, но, может быть, постараешься хотя бы иногда?

– Я с радостью, моя милая. С колокольным звоном, если тебе будет угодно, – согласился он, заставив Тори расхохотаться.

Ее жизнерадостный смех звучал в его ушах как музыка.

– Ловлю тебя на слове, Джекоб! – смеялась она. – Монахини обеспечат нам хор под колокола, и, если у тебя прорежется певческий талант, возможно, мать-настоятельница разрешит тебе к ним присоединиться!

Его хохот присоединится к ее смеху. Жизнь прекрасна! Прекрасно вот так стоять в обнимку с женой, прижимать ее к себе, чувствовать, как бьется в такт с его сердцем ее сердце. Вдруг он ощутил легкое порхающее движение в прижатом к нему животе. Глаза их встретились в общем изумлении и радости!

– Это ребенок! – еле слышно прошептал он, словно громкий голос вспугнул бы встрепенувшегося в ее чреве младенца.

Она радостно кивнула.

– Твой сын.

На этот раз он не стал опровергать ее слова.

Через несколько месяцев, в ветреный мартовский день, Бреттон Рой Бэннер появился на свет. Роды были ни долгими, ни короткими, ни тяжелыми, ни легкими, а вполне обычными. Когда все закончилось, и младенец лежал на ее руках, чистый и весь такой новенький, его отец пришел посмотреть, как он первый раз отведает материнской груди.

– Разве он не прекрасен? – выдохнула с восхищенным трепетом Тори, любуясь крошечными, но такими совершенными пальчиками, растопыренными на ее груди.

Джейк усмехнулся уголком рта.

– Что ж, можно и так сказать, если ты испытываешь особую любовь к ярко-красым персикам.

Тори игриво наморщила носик.

– Право же, Джекоб! Признайся! Ты ведь считаешь его самым замечательным созданием за всю историю со дня изобретения колеса!

– Ну разумеется! Он же мой сын! Но у меня язык не повернется назвать его прекрасным. Ну разве что чертовски симпатичным!

– Мы должны написать Блейку и Мегэн и рассказать о нем, – напомнила ему Тори. – Я так рада, что на этот раз у них родился сын.

– Конечно, но я уверен, что Бретт красивее, – заявил Джейк, которого наконец обуяла отцовская гордость.

Ребенок кончил сосать, и Тори нежно положила его рядом с собой на постель. Когда она сделала движение, чтобы подняться, Джейк взмахом руки приказал ей лежать.

– Скажи мне, чего ты хочешь, я тебе все принесу. Ты проделала сегодня большую работу, принесла в мир нашего сына.

Она благодарно улыбнулась ему:

– В верхнем ящике моего бюро ты найдешь амулет, который дала мне Мари Лаво. Принеси его мне, пожалуйста.

Джейк нахмурился.

– Зачем, дорогая? Разве ты беспокоишься, что случится что-нибудь еще?

– О нет! Мне просто любопытно. Хочу на него поглядеть и проверить одну мысль.

Пожав плечами, он выполнил ее просьбу. Взяв в руки амулет, она пробормотала с загадочной улыбкой:

– Как я и предполагала…

– В чем дело?

Тори показала ему амулет.

– Одно из зерен исчезло, и ручаюсь, если ты обыщешь ящик и весь дом, все равно никогда не найдешь его.

Действительно, сколько Джейк ни вглядывался, одного из центральных зерен не было.

– И как ты думаешь, что это означает?