Леденящий ужас

Он тихо рассмеялся.

– Понимаю. Я мало похож на телегероя. Что делать? Судьба. Я работаю в необычном подразделении. Мы не обязаны носить костюмы и галстуки, но тоже ведем расследования, разыскиваем преступников, доказываем их вину. Врачи и различные терапии помогают нам работать эффективнее.

Дайана опустила голову, посмотрела в свою чашку и отрывисто спросила:

– Ну и как? Помогает ваша терапия?

– Думаю, да. По крайней мере, ни у кого из нас не было нервных срывов. Хотя мы имеем дело с самыми ужасными преступлениями – убийствами, изнасилованиями, похищениями детей. Следовательно, терапия помогает.

Рот ее болезненно скривился.

– А я не могу справиться даже с повседневной жизнью, – выдавила Дайана.

– Я бы не сказал, – ответил Квентин. – По-моему, вы с ней прекрасно справляетесь.

– Нет. – Она замотала головой. – Я могу сконцентрироваться максимум минут на двадцать, ну или на полчаса. Я могу поддержать разговор, если тема меня интересует. А потом...

– Что потом? – спросил Квентин. – Дайана, что происходит потом?

Она заметно вздрогнула и вежливо кивнула с безразличным видом:

– Ничего. Вы отдыхаете, а я тут, можно сказать, лечусь. Надеюсь, этот метод мне поможет. Благодарю за кофе. Была рада познакомиться с вами, Квентин.

Он хотел было остановить ее, но что-то подсказало ему, что делать этого не нужно: будет лучше, если Дайана уйдет. Еще не время.

– Приятно было познакомиться. Увидимся. – Квентин улыбнулся.

– Конечно.

Дайана говорила вежливым тоном, с холодной улыбкой. Такой отчужденной она ушла с башни обозрения.

Некоторое время Квентин смотрел ей вслед, затем перевел взгляд на расстилавшийся за окном вид.

Бишоп как-то говорил ему, что несколько лет назад, когда подразделение существовало только на бумаге, а он сам искал экстрасенсов, ему встречались одаренные, но хрупкие люди, неспособные выдерживать реалии полицейской работы. Одни справлялись со своими обязанностями, выматывались, но продолжали работать, другие...

А других, исходя из своего странного опыта, убедили в том, что они психически больны.

Потому как ни у кого не было иного объяснения звучавшим в головах голосам, посещавшим их ярким необычным видениям, впадению в забытье или ужасным головным болям. В общепринятом смысле слова они не были «нормальными», и доктора сделали их больными.

За неимением других объяснений традиционная медицина объявляла все непонятное для себя «симптомами», требующими медикаментозного или иного лечения. И никому из врачей не пришло в голову убедить пациента в том, что фактически он человек абсолютно нормальный, но обладает одной-двумя психическими способностями, которых другие люди лишены.

Все эти потенциальные сотрудники кончили тем, что утвердились в мысли о своей ненормальности и начали лечиться. Но поскольку все их «проблемы» имели органический характер, для них вполне естественный, то медикаменты и терапии попросту добили людей. Те, кому удалось пережить «лечение», превратились в развалины, в людей эмоционально и психически опустошенных. Так они и тащились по жизни, не находя ни покоя, ни радости.

Повезло только тем, кому удалось найти врача, умеющего думать, чьи познания выходили за рамки традиционных представлений. Были единицы, которым повезло больше – они встретили экстрасенсов, способных им помочь.

Квентин был уверен, что Дайана Бриско – экстрасенс. Он, правда, не знал, какими именно экстрасенсорными способностями она обладает, но ясно видел, что они есть. Уж что-что, а определить экстрасенса Квентин всегда умел. Он не мог проникнуть в мысли своих собеседников, но эмоции улавливал точно.

Квентину трудно было сказать, насколько сильны экстрасенсорные способности Дайаны. Девушка в попытке излечиться как минимум вторично проходила «самоанализ».

«Скорее всего, она неоднократно, в разные периоды своей жизни, подвергалась медикаментозному лечению. У нее очень сильные способности, ведь в своем возрасте, а ей где-то под тридцать, она остается спокойной, хотя по ней ясно видно, что стресс для нее – состояние обыденное. Просто удивительно, как ей удалось сохранить рассудок! Это же невероятно трудно – жить с постоянной мыслью, что с тобой что-то не так. М-да... в характере ей не откажешь», – размышлял Квентин.

Дайана действительно была девушкой очень сильной, способной использовать свой дар, знай она о нем. И она оказалась здесь, рядом с Квентином. Сама судьба привела ее в Пансион, в нужное место и в нужное время.

И более того – с рассветом она пришла на башню обозрения, не сумев даже объяснить, зачем поднялась сюда и что ее привело. В Пансионе нашлось бы много более подходящих мест для утреннего кофе.

– Причина должна быть, – прошептал Квентин. – Совпадения и случайности исключаются. Многое происходит так, как происходит, потому что иначе не может быть.

Не для того Квентин приехал в Пансион, чтобы помочь экстрасенсу с расшатанной нервной системой. Не будучи законченным фаталистом, он задолго до сегодняшнего дня успел убедиться в том, что некоторые явления и события в жизни человека предопределены, размечены и воистину высечены в камне. Основные вехи заранее известны – перекрестки и ответвления, места, где осуществляется выбор или принимаются важные решения.

Он думал, что и сейчас стоит на одном из своих предначертанных перекрестков. Все, что он сделал или не сделал до этого времени, сейчас определит его дальнейший путь, а возможно, даже далекое будущее.

«Вселенная помещает тебя туда, где ты должен находиться, – вспомнил он фразу, которую ему и другим следователям часто повторяли Бишоп и Миранда. – И ваша задача – воспользоваться предоставленной возможностью».

Только вот вопрос – как?..

Элли Уикс твердо знала, что ее уволят. Обязательно уволят. Да какое там уволят – вышибут с треском. Список ее провинностей был велик, и первым пунктом в нем числился тайный страстный роман с одним из постояльцев Пансиона, уехавшим около месяца назад.

Пункт второй – она забеременела.

Страх клубком свернулся в животе Элли с сегодняшнего утра, когда тест на беременность дал положительный результат. Третий за неделю. Все три теста – положительные.

Если два теста можно списать на ошибку, то три положительных теста подряд – это уже точно беременность. Элли понимала, что притворяться и врать самой себе теперь бессмысленно.

Незамужняя девушка с ребенком, отец которого в последний день отдыха сообщил ей, что женат и счастлив в браке. Счастлив.

«Он счастлив? Вот сволочь!»

Для Элли все мужчины были сволочами, даже самый последний замухрышка. Ее отец был сволочью, и все мужчины, с которыми она встречалась, тоже рано или поздно оказывались сволочами.

– Тебе просто не везет с мужиками, – сочувственно сказала Элли ее подруга и напарница по работе в Пансионе, Эдисон, которой та шепотом призналась, что «подзалетела», правда, не упомянув, от кого и где. – Вот мой Чарлз – прекрасный мужчина. Кстати, у него есть брат.

Элли, ослабев от волнений и утренней тошноты, снедаемая горечью, ответила подружке, что плевать она хотела на мужиков – как с братьями, так и без, и что до конца жизни ни к одному из них больше не прикоснется.

Убирая Имбирную комнату в северном крыле, толкая перед собой по ковру громко жужжащий пылесос, Элли мучительно раздумывала о том, что с ней будет. По ее расчетам выходило, что месяца через три-четыре беременность станет заметной. Вот тогда-то Элли и вышибут. Пинок под зад – и до свидания. Денег у нее нет, за помощью обратиться не к кому. А потом она родит.

Не будь девушка такой трусихой, она бы связалась с отцом ребенка, но останавливало то, что он был не только богат и известен, но еще и политик. Элли смутно подозревала, что политики умеют избавляться от маленьких проблем в виде назойливых экс-любовниц, причем не с помощью выплаты отступных, а другим, более кардинальным образом. От этого ей становилось еще страшнее.

Одним словом, Элли крупно не повезло.

Неожиданно из пылесоса раздалось громкое металлическое клацанье, и Элли быстро нажала на кнопку. Похоже, она не заметила на ковре какой-то металлический предмет – монетку, например, – а пылесос заглотил ее. Элли присела на корточки, наклонила пылесос, осмотрела щетку, покрутила ее. Вращалась она легко – значит, предмет попал внутрь. Элли сильно тряхнула пылесос, и из него выпал небольшой серебряный медальончик в виде сердца, по размеру явно детский. Так, по крайней мере, подумалось Элли. Она попробовала ногтем открыть его, но он упорно не открывался. В конце концов оставив свои попытки, девушка сунула его в карман.

Она могла, конечно, оставить медальон в комнате – положить на тумбочку или на полку, но решила поступить иначе. Элли вышла в коридор, к своей тележке, взяла конверт – ими администрация снабжала прислугу как раз для таких случаев, – написала на нем дату, время, название номера, сунула туда медальон и заклеила. Затем она бросила его на нижнюю полку тележки.

– Вот и все, малышка, – пробормотала она. – Теперь твой медальончик попадет в стол находок. Там ты его и получишь, в целости и сохранности.

Затем она снова вернулась в Имбирный номер и продолжила уборку.

– Что делать? Что мне делать? – громко причитала она, и жужжание пылесоса заглушало ее плачущий голос.