Пробуждение

Пробуждение
Кейт Шопен

Магистраль. Главный тренд
Эдна Понтелье проводит лето с мужем и детьми на берегу Мексиканского залива в пансионе семьи Лебрен. Знакомство с Робертом Лебреном что-то меняет в Эдне, их дружба пробуждает в ней мысли и чувства незнакомые ей раньше, в ней просыпается прежняя страсть к рисованию. Но вот лето подходит к концу, жильцы пансиона возвращаются домой, а Роберт внезапно объявляет, что уезжает попытать счастья в Мексику, и хочет остаться там навегда, это сильно опечаливает Эдну, хотя она и не понимает почему. Вернувшись в Новый Орлеан, Эдна тоскует по Роберту, переосмысляет свою семейную жизнь и решает меньше заниматься обязанностями хозяйки, а больше рисованием. Она всё больше отдаляется от семьи, привычного круга общения, что волнует её мужа Леонса.

Откровенное изображение женщины, которая отказывается принимать навязанную ей обществом роль жены и матери, ищет себя как личность, потрясло американское общество. Этот роман можно поставить в один ряд с "Госпожой Бовари" Гюстава Флобера и "Анной Карениной" Льва Толстого.

Кейт Шопен

Пробуждение

Kate Chopin

The Awakening

© Шурупова Е., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Литературная редактура Олеси Царёвой

Художественное оформление серии Натальи Портяной

* * *

Пробуждение

I

Желто-зеленый попугай в подвесной клетке у двери неумолчно выкрикивал:

– Allez vous-en! Allez vous-en! Sapristi![1 - Убирайтесь! Убирайтесь! Черт побери! (фр.) (Здесь и далее прим. перев.)] Вот так-то!

Он знал несколько слов по-испански и на языке, которого никто не понимал – разве только неугомонный пересмешник по другую сторону двери, доводящий до исступления своими бесконечными трелями.

Мистер Понтелье, сидевший у двери главного здания, потерял всякую надежду спокойно почитать газету. Недовольно поморщившись, он встал и прошел по галерее и по узким мосткам, соединяющим гостевые домики семьи Лебрен. Попугай и пересмешник принадлежали мадам Лебрен, а потому имели право шуметь, сколько вздумается. А мистер Понтелье, в свою очередь, имел право покидать их общество, когда птицы начинали ему досаждать.

Он остановился у двери своего гостевого домика – четвертого от главного здания и предпоследнего в ряду. Опустившись в плетеное кресло, мужчина вновь начал читать газету. Было воскресенье, а газету он читал вчерашнюю: воскресные до Гранд-Айл пока не дошли. Мистер Понтелье уже ознакомился с биржевыми отчетами и теперь нетерпеливо скользил взглядом по колонке редактора и новостям, которые не успел прочесть накануне, перед отъездом из Нового Орлеана.

Мистер Понтелье был мужчина сорока лет, среднего роста и щупловатого телосложения, слегка сутулый и в очках. Прямые каштановые волосы он причесывал на косой пробор. Бороду носил короткую, аккуратно подстриженную.

Время от времени он поднимал глаза от страницы и глядел по сторонам. В большом доме сегодня шумели громче обычного. Главное здание пансиона называли «большим домом», тем самым выделяя среди гостевых домиков. Птицы по-прежнему свистели и щебетали. Две девочки, близняшки Фариваль, в четыре руки исполняли на пианино отрывок из оперы «Цампа». Мадам Лебрен суетливо бегала туда-сюда и громко раздавала поручения садовнику, когда оказывалась дома, и столь же громко – прислуге в столовой, когда выходила на улицу. Это была свежая, хорошенькая женщина, всегда одетая в белые платья с рукавами до локтя. Ее накрахмаленные юбки шелестели при ходьбе. У гостевого домика неподалеку чинно расхаживала дама в черном, перебирая четки. Многие постояльцы уплыли с Бодле в рыбацкую деревушку Шеньер-Каминада – послушать мессу. Кое-кто из молодежи играл в крокет под черными дубами. Поблизости гуляли дети мистера Понтелье – два крепких мальчугана четырех и пяти лет. Няня-квартеронка следовала за ними с отсутствующим, задумчивым видом.

Мистер Понтелье наконец зажег сигару и затянулся, лениво выпустив из рук газету. Он следил взглядом за белым зонтиком, который с черепашьей скоростью полз от пляжа. Зонтик отчетливо виднелся среди желтых ромашек и тощих стволов черных дубов. Очертания залива вдалеке сливались с чистой синевой горизонта. А зонтик тем временем приближался. Под светлым в розовую полоску куполом шли миссис Понтелье и юный Роберт Лебрен. Добравшись до гостевого домика, они сели лицом друг к другу на верхнюю ступеньку крыльца и оперлись на столбики перил.

– Что за блажь купаться в такую жару! – протянул мистер Понтелье. Сам он окунулся еще на рассвете, потому утро и тянулось для него так долго. – Обгорела до неузнаваемости! – Он оглядел жену взглядом собственника, чье ценное имущество слегка пострадало.

Миссис Понтелье выставила перед собой сильные, красивые руки и придирчиво осмотрела, закатав горчичного цвета рукава выше запястий. Это ей сразу напомнило о кольцах, которые она отдала мужу на хранение перед уходом на пляж. Миссис Понтелье молча протянула руку мужу, а тот, без слов ее понимая, вынул кольца из кармана жилета и положил в раскрытую ладонь жены. Она надела украшения, обхватила руками колени и вдруг безудержно рассмеялась, глядя на Роберта. На пальцах сверкнули кольца. Роберт улыбнулся в ответ.

– В чем дело? – Понтелье с ленивым любопытством переводил взгляд с жены на Лебрена.

Так, пустяк – на пляже произошел какой-то забавный случай, и оба наперебой принялись о нем рассказывать. Получилось куда скучнее, чем было на самом деле. Мистер Понтелье зевнул и потянулся. Потом встал и объявил, что не прочь заглянуть в Клейновский отель и сыграть партию в бильярд.

– Пойдем со мной, Лебрен, – предложил он Роберту.

Тот честно признался, что лучше останется поболтать с миссис Понтелье.

– Что ж, Эдна, отошли его, как надоест, – шутливо поручил мистер Понтелье жене перед уходом.

– Стой, возьми зонтик! – спохватилась она.

Понтелье взял у жены зонт, раскрыл над головой и удалился.

– Вернешься к ужину? – крикнула миссис Понтелье ему вслед.

Понтелье приостановился и пожал плечами. В кармане он нащупал десятидолларовую купюру. Кто знает – может, вернется к раннему ужину, а может, и нет. Смотря какая соберется компания и с каким размахом пойдет игра. Вслух он этого не произнес, но миссис Понтелье сама догадалась и со смехом кивнула ему на прощание.

Заметив, что отец уходит, сыновья принялись напрашиваться с ним. Мистер Понтелье поцеловал их и пообещал принести конфет и орешков.

II

Глаза у миссис Понтелье были золотисто-карие, под цвет волос, а взгляд – живой и проницательный. Если ее взор выхватывал какой-нибудь предмет, она подолгу задумчиво его рассматривала, словно терялась во внутреннем лабиринте мыслей и рассуждений.

Брови – на тон темнее волос, густые и почти без изгиба – лишь подчеркивали глубину глаз. Вся ее внешность отличалась скорее яркостью, чем утонченной красотой. Лицо Эдны притягивало взгляд любопытным контрастом между искренним выражением и легким намеком на игривость в чертах. Она очень располагала к себе.

Роберт свернул сигарету. По его словам, он курил сигареты, потому что не мог позволить себе сигар. Правда, в кармане лежала одна – мистер Понтелье угостил, – но Роберт решил приберечь ее и покурить после ужина. Он не видел в этом подарке ничего предосудительного и странного.

Оттенком кожи он напоминал свою спутницу. Чисто выбритое лицо делало сходство еще заметнее. Его безмятежность не омрачалась даже тенью тревоги. Взгляд Роберта отражал свет и истому жаркого летнего дня.

Миссис Понтелье взяла с крыльца веер из павлиньих перьев и принялась обмахиваться, а Роберт выпускал облачка дыма. Они с миссис Понтелье болтали без умолку обо всем вокруг: о забавном приключении на пляже – теперь оно снова казалось им смешным, о ветре, деревьях, об уехавших в Шеньер, о детях, играющих в крокет под дубами, о близняшках Фариваль, исполняющих увертюру из «Поэта и крестьянина».

Роберт по молодости и неопытности много говорил о себе. Миссис Понтелье говорила о себе по той же причине – правда, поменьше. Они с интересом друг друга слушали. Роберт сказал, что осенью уедет попытать счастья в Мексике. Он всегда мечтал туда поехать, но никак не получалось. А пока он занимает скромную должность в одном новоорлеанском торговом доме, где пригодились его знания английского, французского и испанского – он ведет переписку с иностранцами.

Это лето Роберт как обычно проводил на Гранд-Айл со своей матерью. Прежде в семье Лебрен большой дом считался роскошью для летнего отдыха. Теперь, когда он оброс дюжиной гостевых домиков, где постоянно обитали состоятельные жители Quartier Francais[2 - Французский квартал (фр.), старейшая часть Нового Орлеана.], мадам Лебрен могла жить с комфортом, который ей, судя по всему, полагался по праву рождения.

Миссис Понтелье – американка с небольшой примесью французской крови, теперь уже сильно разбавленной – рассказывала о плантации отца в Миссисипи и о доме детства в старом добром Кентукки, краю голубой травы[3 - Такое народное название штат получил благодаря первопоселенцам Кентукки, которые утверждали, что растущий повсюду мятлик луговой на солнце имеет голубоватый оттенок.]. Она прочла Роберту письмо от сестры, которая жила на востоке и недавно обручилась. Роберт с интересом спрашивал, что за люди ее сестры, каков ее отец, давно ли умерла мать.

Когда миссис Понтелье сложила письмо, уже пришло время переодеваться к раннему ужину.

– Вижу, Леонс домой не собирается, – заметила она, поглядев в сторону, куда ушел ее муж. Роберт с ней согласился: в Клейновском отеле в тот день собралось немало членов новоорлеанских клубов.

Миссис Понтелье ушла к себе и оставила Роберта одного, а он беззаботно спустился по лестнице и присоединился к игрокам в крокет. Оставшиеся до ужина полчаса он весело провел с детьми Понтелье, которые очень его любили.

III

В одиннадцать мистер Понтелье вернулся из Клейновского отеля – в весьма приподнятом настроении и расположенный поговорить. Своим приходом он разбудил супругу, которая уже крепко спала. Переодеваясь ко сну, он рассказывал ей о разных забавных происшествиях, новостях и сплетнях, услышанных за день. Между делом он достал из кармана брюк горсть смятых купюр, хорошую горку серебряных монет и положил на прикроватный столик вперемешку с ключами, складным ножом, платком и прочим содержимым кармана. Миссис Понтелье одолевал сон, и она лишь что-то бормотала в знак согласия.

Мистера Понтелье немного обескуражило, что супруга – смысл всей его жизни! – проявила столь мало интереса к общению с ним.