Долгая дорога к дюнам

Долгая дорога к дюнам
Вадим Хабаров

Эта книга в живой, острой до боли, но очень человечной форме рассказывает о событиях 90-х годов в Казахстане. Автор – непосредственный участник тех событий.

Книга для всех тех, кто хочет понять дух и первопричины протестов и погромов в Казахстане в начале 2022 года.

Вадим Хабаров

Долгая дорога к дюнам

Внимание: все имена реальных персонажей изменены и все совпадения случайны.

Мы стояли на прошлом,

Мы ждали начала…

    Ю. Шевчук.

Часть первая

Что о юности? Она прекрасна во все времена, но только в сравнении с последующими годами, с позиции прожитых лет. Чем дальше нас отделяет время от этих безумных дней, тем прекрасней они становятся. И горе тому, кто в преклонные годы не сможет вспомнить ни несчастной первой любви, ни диких дружеских пьянок, ни авантюрных путешествий. Горе тому, кто провел всю юность за книгами, перед компьютером, за работой, за учебой и только. Даже юность и молодость, проведенные в страшные военные или голодные послевоенные годы, наши родители вспоминают с нескрываемой нежностью. Время жизни это такое: ты наивно открыт миру, мир ласково принимает тебя в свои объятия, да только обнимает так крепко, что в глазах становится темно от его звериной нежности.

В Средней Азии, в Казахстане обилен и щедр месяц август. Щедр на солнце, на теплые воды рек, на сладкие фрукты, арбузы, дыни. Приторносладкий запах весенней степи окончательно сменяется горьковатым полынным запахом выжженной солнцем пустыни. В жарком одурманивающем мареве, поднимающемся над маленькими сопками, оглушительно стрекочет саранча. И только когда плюхаешься с головой в теплые воды обмелевшей реки Нуры, можешь оказаться в полной тишине. А на берегу и арбуз, и дыня, и шашлык, и холодное еще пиво… и друзья, и подруги…было ли это со мной или это чья-то чужая жизнь? Если бы мы знали тогда, как ты прекрасна, наша беззаботная юность последних советских лет!

Андрей Макаров, окончив в те годы школу с золотой медалью, не смог расстаться с родным городом и поступил на юридический факультет местного университета. Учителя предлагали ехать учиться в Москву, да денег столько нет, и что-то там, в Москве, в России неспокойно: то путч, то парламент расстреливают из танков. Чем все это закончится? В Караганде свои сложности – вражда с казахами, не открытая, но от этого еще более неприятная. А в университете казахов большинство… «Ну, да ладно, – решил Андрей, – молодым крепиться – потом пригодится, как говаривал дед».

Первого сентября состоялся сбор курса, на котором решалось, кто поедет на сельхозработы. По случаю того, что картошку убирают именно в сентябре, начало занятий перенесли на октябрь. Можно было отработать на ремонте здания университета, но Андрей твердо решил ехать в совхоз – «молодым крепиться…».

Весь курс юридического факультета поместился в одной лекционной аудитории. Андрей подсел к небольшой группе русских студентов. На рядах чуть повыше сидели несколько русских девушек. «Господи, ни одной симпатичной… – сразу пожаловался на судьбу Андрей, – ну ничего, вон там какие казашки!». Казахов и казашек было, как он и предполагал, подавляющее большинство. «Какие аульные рожи… Городские казахи, наверное, все в Москву учиться подались», – размышлял Андрей. – «Что ято здесь делаю?» Им овладело уже плохо контролируемое паническое чувство, которое усиливалось от нарастающего гула казахской речи. «Молодым крепиться…» – пытался успокоить себя Андрей.

К собравшимся вышел довольно молодой казах – декан факультета, поздравил всех с поступлением и объяснил, что сбор на месячные сельхозработы завтра в девять часов. Коротко, но ясно рассказал, что одевать, что брать, а что нет. Нельзя было брать анашу и водку. «И того и другого будет навалом», – ухмыльнулся Андрей вместе со всей аудиторией.

Выйдя из университета, никто не расходился. Почему-то именно вокруг крупной фигуры Андрея собрался кружок русских парней. Познакомились и закурили. Андрей заметил, что некоторые это сделали впервые. «Лохи какие-то», – подумал Андрей, но разговор поддержал, спокойно осматриваясь по сторонам. Большая группа сельских казахов шумно гудела неподалеку. «Вот же обезьяны», – кажется, даже негромко произнес Андрей, видя, как они прыгают друг на друга, имитируя бойцов кунг-фу, встают в боксерские стойки, лупцуют друг друга по телу, а затем начинают резко обниматься в знак примирения.

«Вон те посерьезнее…» – заметил Андрей городских парней-казахов и, чуть в стороне, чеченцев, – «да и поопасней…». Вид этих молодых людей был спокойный и уверенный. «Одеты здорово…» – подумал Андрей, оглядывая, как бы невзначай, свой скромный костюмчик.

Как раз в это время от той группы отделился один парень и подошел к ним.

– Хал калай? (Как дела?), – спросил он по-казахски.

– Хал калай? – ответил Андрей и его собеседники. Отвечать, как на самом деле его дела, было не нужно – только повторить вопрос в виде приветствия.

– На юрфаке учитесь, да? На сельхозку едете? – продолжал парень, – мы тут решили посидеть с пацанами за знакомство, – и он махнул головой, дескать, там его пацаны, – надо всем скинуться для пацанов, – он снова махнул головой, – у кого сколько есть? По полтиннику с человека давайте? Нам все равно вместе учиться. Лучше сразу проставиться. – Как зовут? Есть бабки? Закурить есть? – он подошел к самому высокому из парней. Тот достал сигареты, сказал: «Саня» и протянул полтинник.

– Ништяк, Саня, молодец, я тебя запомнил. Меня зовут Анвар, – Анвар облегченно перевел дух. Ему, шестерке, и самому было бы тяжело возвращаться без денег.

«Этот Саня подставил всех. Опустил за компанию. Зачем я с ними стоял только…» – сокрушенно думал Андрей. Все отдавали деньги вслед за Саней, а когда очередь дошла до Андрея, он ответил:

– Я милостыню сегодня не подаю – проходи дальше…

– Слушай, ты чё себе жизнь портишь с первого дня? Горя хочешь? Ты знаешь, кто мы? Азю знаешь? Сам откуда? – выпучил красные накуренные глазки Анвар.

– С города. А денег не дам. Приедем на сельхозку – там и выпьем вместе за знакомство.

– Слушай, русак, кто с тобой пить будет? Кто ты такой? Мы – мусульмане. Мы не пьем, понял? Мы спортсмены. Есть бабки? – неожиданно он повернулся к оставшимся в стороне парням.

– Нет, у нас нет, – неожиданно дерзко ответили и те.

– Пошли, вы трое, – указав на них и Андрея, – поговорим, что за беда такая… ой, беда… – сказал Анвар и потянул Андрея за пуговицу.

Андрей убрал его руку с одежды и ответил:

– Говори здесь, кто тебе мешает?

– Пошли, говорю…

– Сейчас, разбежался. Мне и здесь хорошо.

– Мне не хорошо!

– Твои проблемы, – отвернулся Андрей, показывая всем видом, что Анвар ему больше не интересен.

– Ладно, русак. Я тебя запомнил. В совхозе поговорим. И вы, черти, – обратился он уже ко всем, кто давал деньги, и кто не давал, – еще поговорим!

«Быть скоро битым. Не порезали бы на сельхозке. Хотя не должны бы. Но битым быть», – с этими словами Андрей оглядел однокурсников, стоящих рядом: «А с этими каши не сваришь…» Затем быстро попрощался и зашагал своей быстрой и уверенной походкой к автобусной остановке.

* * *

Три больших автобуса к вечеру довезли первокурсников до подшефного хозяйства. Всю дорогу накуренные сельские парни скакали с места на место, кричали, смеялись. От резкого казахского многоголосия у Андрея разболелась голова. Из ложной скромности русские парни зашли в автобус последними, пропустив девушек. Джигиты никого пропускать не стали – Коран и традиция не требуют от них никакого особенного отношения к девушкам. Зайдя последними, Андрей и его спутники стояли всю дорогу, занявшую практически весь день. Рассевшиеся по местам казахи насильно расхватали себе на колени всех студенток. Стоять осталась лишь одна толстая и некрасивая казашка. Именно это почему-то показалось Андрею особенно неприятным и испортило настроение окончательно. Он стоял неподалеку от этой девушки и каждый раз отводил глаза, когда она зачем-то начинала ему улыбаться, но как-то жалостливо и виновато… Эта её улыбка неожиданно вновь подтвердила уверенность Андрея, уверенность, которая пришла к нему довольно рано, уверенность в том, что этот мир устроен мерзко, несправедливо и очень крепко в своей несправедливости. «Даже пытаться не стоит…» – всю дорогу повторял, как заклинание, Андрей свою любимую в последнее время мысль: «Даже пытаться не стоить изменить этот мир, бесполезно абсолютно. Мой дед, отец, мать пытались семьдесят лет неимоверными усилиями построить справедливое цивилизованное общество на этой выжженной солнцем земле, и все для того, чтобы теперь я наблюдал эту вакханалию…И России этой теперь на нас наплевать!» – как рваным куском метала, терзал он себе нервы в этом душном автобусе, наполненном чужими запахами, запахами чужого общества, чужого быта, чужой еды в больших сумках. Он очень редко до этого сталкивался с этими запахами в своем шахтерском микрорайоне, где проживало очень мало казахов. «Казаха в шахту не загонишь…» – вспомнил он отцовские слова.

Одновременно с тем, как сгустились сумерки за окнами автобуса, ощущение катастрофы только усилилось. Оно еще более окрепло, когда, выйдя из автобуса посреди полуразрушенного пионерского лагеря, Андрей разглядел группу казахов и чеченцев, которые вчера так старательно его рассматривали, стараясь запомнить. Здесь, вдали от дома, от друзей, от родителей он окончательно потерял присутствие духа. «Зачем я поехал? Зачем сюда вообще поступил? Надо было ехать в Россию поступать. Впрочем, везде одно и то же. Жить приходится среди отбросов. Мне, золотому медалисту, придется таскать мешки картошки за этих тупиц. Ведь они не станут – это предельно ясно. Господи, есть хоть один порядочный человек вокруг? «Ищу человека…!» – кричал какой-то древнегреческий философ, расхаживая с фонарем среди бела дня по многолюдному афинскому рынку. Так и я сейчас заору в этих сумерках…»

Единственного преподавателя сопровождали несколько старшекурсников. Они распорядились занимать корпуса и палаты. Два корпуса мужских и один – женский. Все русские парни – двенадцать человек – уместились в одну палату. В крайнюю палату заселились чеченцы, напрямую сказав и русским, и казахам, чтобы к ним туда без разрешения никто даже не совался. Глупее всего выглядел смуглолицый парень, у которого кто-то из родителей был русский, а кто-то – казах, но семья-то, по-видимому, получилась русская. Он непонимающе смотрел на парней-казахов, которые обращались к нему по-казахски, а затем брезгливо отворачивались. Словно в насмешку, этого парня, красивого на вид казаха, звали Ваня, и когда он вошел с вещами в русскую палату, там на него уставились еще более удивленно. «Страшные у него проблемы с самоидентификацией… – размышлял Андрей, – впрочем, как у всех нас: кто мы на этой земле – русские, советские, россияне, казахстанцы?»

После ужина, на удивление неплохого, курили у входа в корпус. От некоторого туристического ощущения у всех неожиданно появилось хорошее настроение и нотки студенческого дружелюбия. Все стояли одной гурьбой. Парни и девушки. Русские и казахи. Только чеченцы ушли в сторонку и пустили по-кругу сигарету с анашой. Остальные познакомились. Кокетничали. Выпендривались. Что-то о музыке, какие-то анекдоты… Казахи говорили по-казахски. Русские – по-русски. Казахи с русскими – по-русски. Толстая и некрасивая казашка, запомнившаяся Андрею в автобусе, ни с того ни с сего представилась Гульмирой, взяла руку Андрея и, томно заглядывая ему в глаза, накрепко обхватила его рукой свою, мягко говоря, талию. Впрочем, на этот раз она показалась Андрею гораздо симпатичнее…

Но уже по дороге к корпусу Андрея догнал Анвар, вчерашний знакомец. Даже в темноте Андрей узнал его легкую блатную походку.

– Здорово, русак? Хал калай?

– Меня зовут Андрей…

– Дай сигарету, – словно не заметил его слов Анвар, – помнишь, ты вчера с нами выпить хотел? Пошли…

– Где?

– В палате у нас.

«Ну, чему быть – того не миновать! Сегодня так сегодня», – неожиданно легко решил Андрей, – ни на кого рассчитывать не приходится, только на себя, как на ринге…»