– Да уж, это тебе не «Вайкики парк», – криво улыбнулась мать, плюхнувшись на койку.
– А ты чего ожидала? – спросила Карима, потрогав одеяло – совсем тонюсенькое, а ведь она часто мёрзнет по ночам, – и стала разглядывать две фотографии в рамках на стенах. На одной была изображена клубника со щупальцами с острого конца, на другой – покемон Пикачу, оба снимка на чёрном фоне. Карима наклонилась, чтобы разобрать подписи к картинкам. Под клубникой было написано «Декоративный кальмар», а под покемоном – «Осьминог Дамбо». Дамбо – так, кажется, звали диснеевского летучего слонёнка? Может, над посетителями станции решили подшутить?
Мать первым делом достала косметичку и стала в ней рыться. Может, собирается принять горячий душ? Когда она не на кухне, то бывает иногда ужасной копушей.
– Убери свои вещи в шкаф, – велела она, и Карима недовольно уставилась на неё. Раскладывать вещи? Они здесь всего на одну ночь, а весь их багаж – по рюкзаку у обеих!
– Пойду немного осмотрюсь, – вместо ответа сказала она и, прежде чем мать успела возразить, шмыгнула за дверь и быстро зашагала по коридору. Без общества матери Карима почувствовала себя освободившейся – будто отвалился сковывавший душу свинцовый слой.
Она прошла по коридору, полукругом огибающему внешнюю сторону станции, мимо лабораторий и секции с надписью «Медицинский центр H/A». Снова длинный коридор с множеством дверей. Одна из них была приоткрыта, и Карима увидела женщину азиатской наружности, берущую кровь у того долговязого юного водолаза. В профиль заострившиеся черты его лица придавали ему взрослый вид.
С парнем разговаривал седой жилистый мужчина – в его тоне звучало беспокойство. Юноша тоже был серьёзен, почти мрачен. Карима навострила уши, но так ничего и не разобрала: они беседовали слишком тихо.
Женщина-врач и седой мужчина, очевидно, не слышали шагов Каримы – у этих тонких мягких станционных тапочек есть и плюсы, – но парень, видимо, заметил её краем глаза. Он повернул голову и пересёкся с ней взглядом. Глаза у него зелёные – Карима обратила на них внимание ещё в батискафе. Взгляд его трудно было истолковать – Карима даже не была уверена, что он её узнал.
Она смутилась, сердце у неё учащённо забилось. Карима крадучись двинулась дальше и, через несколько метров наткнувшись на переборку с указателем «К главному шлюзу», прошмыгнула внутрь. Прислонившись к стене, чтобы перевести дух и унять сердцебиение, она стала осматриваться. А тут интересно! Повсюду стеллажи с водолазным снаряжением, два подводных робота величиной с мусорные баки и несколько металлических водолазных скафандров для глубоководных работ: шлемы с выпуклым стеклом, клешни-манипуляторы там, где у людей руки. Похоже на ярко-жёлтую рыцарскую броню.
А вот и большой шлюз, ведущий со станции наружу. Карима не сразу заметила девочку в комбинезоне, с забранными в хвост светло-каштановыми волосами, со спортивной, почти мальчишеской фигурой. Она неотрывно смотрела в иллюминатор, оживлённо жестикулируя обеими руками. Язык жестов. Общается через стекло с другим водолазом? Осторожно, чтобы не помешать, Карима подошла ближе – и затаила дыхание. В воде покачивался глаз – раза в два крупнее человеческого. Ещё один осьминог? Но тут глаз исчез, и за иллюминатором, взмахнув огромным хвостовым плавником, проплыло существо со складчатой серой кожей. Ничего себе, это же кашалот! Девочка общается с кашалотом! Карима видела такого в Немецком океанографическом музее в Штральзунде[8 - Штральзунд – приморский город на севере Германии.] – но не настоящего, а модель в натуральную величину.
Какой здесь, внизу, необычный мир. Интересно, кто эта девочка? Тоже водолаз, дышащий жидкостью? На вид ей лет семнадцать.
Теперь девочка тоже её заметила. Прислонившись к одному из жёстких водолазных скафандров, она с любопытством посмотрела на Кариму:
– Привет! Ты из морского интерната в Сан-Диего? Я и не знала, что оттуда ещё кого-то прислали.
Карима растерянно покачала головой. Что ещё за интернат?
– Нет, мы здесь на экскурсии до завтра. Я… э… Карима.
– Бенедетта – зови меня Билли, – ответила девочка, снова взглянув в иллюминатор. – А там только что была Шола – молодая самка кашалота.
Переборка с другой стороны шлюза открылась, и туда пролез юноша. Сунув руки в карманы синего комбинезона, он небрежной походкой направился к ним. Очень бледный, с большими голубыми глазами, придающими его лицу детское выражение, и с атлетическим телосложением – весьма недурно.
– Здоро?во, – сказал юноша, подняв в знак приветствия руку. – Наконец-то у нас гости! Расскажи, кто ты и чем занимаешься на белом свете выше уровня моря.
Билли засмеялась:
– Карима, это Джулиан. Не обращай внимания – он не всегда так разговаривает.
Карима улыбнулась. Значит, не все юные водолазы стеснительные – классно!
– Гм… Чем я занимаюсь… Живу в Европе, хожу в школу – деваться некуда, иногда бываю в кино, на дискотеках или – когда солнечно – в открытом бассейне… – Она запнулась. Подростки восхищённо ловили каждое её слово.
– Дискотеки… – Билли тоскливо посмотрела на Джулиана, а потом снова на Кариму.
Карима поняла, что здесь ничего из упомянутого ею нет – тем более солнца.
– Э, а вам не приходится ходить в школу?
– Нет, мы как были, так и останемся дикарями, – ухмыльнулся Джулиан, усевшись на подводный робот как на самый обыкновенный ящик. – На самом деле у нас есть обучающие программы и наставник. Но вы, наверное, изучаете совсем другие предметы. У вас в расписании есть морская биология и геология? Наверняка нет.
Карима покачала головой:
– Зато у нас есть история, ИЗО и всё такое.
– У нас тоже есть – в качестве факультатива, – вмешалась девочка. – Только их никто не выбрал. Зато я окончила курсы журналистики.
– Европа… Что-то в этом есть. Традиции. Культура. Искусство. – Джулиан не сводил с неё глаз, и Карима весело смотрела на него. Похоже, здесь, на подводной станции, всё-таки прикольно!
– Ха-ха, можно подумать, ты что-то смыслишь в культуре и искусстве, Джулиан, – поддела его Билли. – В скатах ты однозначно разбираешься лучше. Но нашу гостью с поверхности они вряд ли интересуют.
– Ещё как интересуют! – возразила Карима. – Только не говори, что работаешь со скатом!
– Так и есть, – кивнул Джулиан. – Мой первый партнёр был манта – огромный скат. Он тогда ещё не вырос, а уже был три с половиной метра в ширину – от одного кончика плавника до…
У них над головой щёлкнул громкоговоритель.
– Внимание, – сказал мужской голос с акцентом, напомнившим Кариме каникулы в Швеции и Норвегии. – Объявляется жёлтая степень готовности. В одиннадцать часов в кают-компании состоится общее собрание. Повторяю: общее собрание в одиннадцать часов.
Джулиан и Билли, тут же перестав болтать, переглянулись и быстро зашагали прочь. Карима растерянно посмотрела им вслед:
– Эй! Что случилось-то?
– Если хочешь, пойдём с нами, – крикнул Джулиан.
Карима, не задавая больше вопросов, поспешила за ними. Ей было даже на руку, что Джулиан и Билли на неё не оглядывались: при быстрой ходьбе её хромота была особенно заметна.
На мели
Леон угостил Люси раками, зная, что напарница-осьминог утащит их в логово под станцией. Ему передалось охватившее её ощущение тепла и довольства.
– Снова дома, – донеслось до него её тихое бормотание. – Надёжно спряталась. Мегауютно. Дома хорошо. Еда.
– Отдыхай – ты заслужила, – мысленно сказал ей Леон и оборвал контакт, когда в кают-компанию вошли Джулиан и Билли, а немного погодя к ним присоединился Том. Увидев с ними прибывшую на «Марлине» девочку-блондинку, Леон удивился: можно ли посторонним присутствовать на собраниях экипажа? Если нет, её сейчас вежливо попросят подождать в каюте.
Девочка с любопытством оглядывала кают-компанию, и Леон сам невольно посмотрел вверх: всего в каких-то трёх метрах над столами и стульями возвышался большой купол из оргстекла, через который открывался вид на морские глубины. Да, наверное, видящих это впервые зрелище впечатляет.
Почти все четырнадцать членов экипажа были в сборе и перешёптывались, с нетерпением ожидая новостей. Жёлтая степень готовности – такого давно не было: на памяти Леона, находящегося здесь с двенадцати лет, её объявляли всего трижды.
За столом рядом с ним развалился станционный ветеринар Джон Мак-Кредди в уродливом зелёном резиновом фартуке, который он, по слухам, унаследовал от родителей, разводивших терьеров. Ветеринар вполголоса дискутировал с Гретой Халворсен, норвежским биологом с завидным самообладанием. За соседним столом Леон увидел бортинженера Паулу Норрис: крепкого телосложения, с пухлыми руками, скрещёнными на груди, и заброшенной за спину светлой косой. Рядом с Паулой беспокойно ёрзал на стуле Луи Клемент, специалист по водолазным костюмам, и, взволнованно жестикулируя, что-то бурно ей доказывал. Интересно, он уже осмотрел окси-скин, в котором Леон едва не погиб?
Билли села рядом с Леоном, а Том молниеносно занял второй стул.
– Эй, Леон, подвинься – у нас гости! – Джулиан притащил ещё один стул – для светловолосой девочки. – А это, кстати, Карима.
Леон мельком взглянул на Кариму. Неудивительно, что Джулиан, его друг и сосед по комнате, в приподнятом настроении: он вечно жаловался, что на станции так мало девчонок. Наверное, весь вечер будет фантазировать, как бы охмурить новенькую. Но шансов у него маловато: во время недавнего медосмотра Матти Коваляйнен, командир «Бентоса II», упомянул, что гости останутся только до завтра. Или Джулиан всё равно успеет?
Краем глаза Леон заметил, что мама девочки сидит с другой стороны кают-компании, болтая с Эллардом и Патриком. Карима не обращала на них внимания – её взгляд приковал Коваляйнен: закрыв дверь на мостик, он повернулся к собравшемуся экипажу. У него жилистое тело марафонца, голубые глаза, взъерошенные седые волосы и приятная сдержанная манера общения. Он мог бы сойти за профессора физики, но, рассуждая на любимую тему – заселение морей, – больше напоминал проповедника. Леону нравилась его сердечная улыбка – ему всегда казалось, что Коваляйнен оберегает четырёх подростков на борту.