Перья

Перья
Кира Лютес

Наверное, когда-нибудь жизнь станет лучше. А если нет? Что если мы упустим свой шанс начать действительно жить, а перед смертью поймем, что ничего другого не будет?Как быть, если ты никому не нужен и не интересен? Может, придумать воображаемых друзей, появляющихся по твоему зову, и однажды уйти вместе с ними?Что нужно для счастья? Чего попросить у Бога? Можно ли остановить время? И если да, то зачем? И что из этого выйдет?У каждого из героев этих рассказов свои «больные» вопросы – разные, иногда странные, но всегда важные. Для них. И для нас…

Кира Лютес

Перья

Последняя роща

– Ты что смерти моей хочешь? Я и так уже не молода, а ты привёл в дом эту… эту… – мама всё пыталась найти подходящие слова, но в гневе будто растеряла весь свой словарный запас, – с позволения сказать, девушку в наш дом! А если эта нищенка что-то стащила?

– Луиза, ну что ты в самом деле аж в крайности ударилась, такое только в фильмах и бывает. – Не то чтобы отец защищал сына, но хотя бы пытался сохранять рациональное зерно в споре.

– В фильмах? Фильмах, Ларс?! Ты вспомни эту суку, которая украла мои серьги. Вспомни как я ползала на корячках по всему дому, заставляла вас поднимать каждый диван, собрала своими ладошками тонну грязи из-под них, как дура последняя лазила, не щадя коленок, а она всё говорила, что даже их не видела. А потом раз, и одна нашлась серёжка, а потом бац-бац, и вторая вдруг оказалась под шкафом, у которого я трижды смотрела, и не только я, что, не было такого?!

Мама Марселя была намного худее своего мужа, она выглядела как те «хрупкие» леди из фильмов и мультфильмов, но, знающие её люди описали бы её как высохшую ведьму, которая, «наверняка пьёт кровь младенцев, иначе почему она не выглядит как та самая ведьма?». Разговаривая с Ларсом, она могла быть похожей на Моську, лающую на толстого мужа-слона, но Ларс был ниже неё, поэтому Луиза как бы нависала над ним, была во всех смыслах выше. Таким образом, она могла уничтожить всех и каждого своим непоколебимым и жестоким голосом, если мысли этого ничтожества, с которым она почему-то разговаривает, шли вразрез с её мыслями.

– Была, Луизочка, дорогая.

– И что я сказала после этого?

– Ты хочешь слышать слово в слово?

– Да, Ларсочка, – специально исковерканное, имя мужа она произнесла, выплёвывая яд наружу.

– «Чтобы всяких прошмандовок я больше в своём доме не видела, даже если это родня».

– И что я увидела сегодня?! Хорошо, что из карманов этой мадамы не доносился звон нашего серебра, когда она уходила! Или она аккуратно сложила его в мягкое полотенце?

Смотря и слушая своих родителей, Марсель всё больше и больше грустил, впадал в некоторое отчаяние.

«Вот вроде бы умные люди, несколько образований у каждого, такой опыт за плечами, мудрость даже, наверное. Откуда ж в вас столько злости, столько ханжества, столько… это ведь даже не консерватизм, это снобизм! Откуда его столько?» – думал Марсель. – «Скорее бы уже восемнадцать, уеду учиться, может даже имя сменю, лишь бы подальше от них. Хорошо, что осталось совсем чуть-чуть. Приеду потом лет через 5-7, повидаться, когда они соскучиться успеют, и дальше жить свою жизнь с Кирой, бедная девушка даже не пискнула, хорошо ещё что мать дождалась пока она уйдёт, а не при ней весь этот кошмар устроила».

Всё это время родители что-то кричали сыну. Ну как «кричали» – кричали было средним арифметическим, потому как мать практически орала, видимо, чтобы её слышали и соседи, а отец «компенсировал» маму, разговаривая голосом чуть тише своего обычного.

– Останешься без наследства с такими выходками! Я не для того тебя столько лет растила. – Мать попыталась выдавить из себя слёзы.

– Маааа, ну что за театральщина? Ты что, в дешёвом сериале?

– Засранец! – Луиза вытерла наигранную слезу, и, не давая никому вставить своё «последнее» слово, ушла в зал, включила телевизор, прибавила громкости, так чтобы слышно было во всём доме, и демонстративно скрестив руки, стала «вникать» в показываемую передачу.

Любящий маму Марсель, хотел бы проявить заботу, пожалеть свою маму, и раньше он бы так и сделал, тем более, что любой случайный прохожий, который увидит данную сцену, тоже захочет её поддержать, хотя бы просто морально, чтобы та не чувствовала себя такой оскорблённой, весь её вид мог говорить о том, что она бедная и беззащитная женщина. Может быть она и была таковой, но где-то настолько глубоко в душе, что и за несколько веков не докопаешься. Кроме того, Марсель привыкший к такому, знавший маму много лет, и изучивший все её повадки, понимал, даже видел, видел по её глазам, что она не смотрит передачу, что ей не нужна помощь или поддержка, в её глазах можно было увидеть очертания планов, которые она строила; слов, которые она скажет – почти сценарии; воспоминания, или даже ситуации, вырванные из прошлого, о которых можно было бы исподтишка напомнить, всадить в совесть собеседника, бросить ему их в лицо как комок грязи, от которой просто так не отмоешься: всё это пролетало в её глазах, как температурные сны, только наяву.

– Сынок, ну что ты в самом деле? Неужели со всего класса, или со всей школы, неужели не нашлось никого более… – отец пытался подобрать слова.

– Более какой пап? Какой? Аристократичной? Богатой? Перспективной? Статусной? Я что, свиноферму для бизнеса подсматриваю или любимого человека ищу, чтобы он был рядом со мной всю жизнь, и это добавляло счастья? По-вашему, лучше я женюсь на той, у которой черная икра присохла к блузке, а потом буду всю жизнь по любовницам бегать?

В этот момент мама оглядела свою белую блузку, провела руками по воротнику и под ним не то в поисках возможно упавшей еды, не то очередного повода для скандала, но не найдя ничего, только фыркнула и продолжила смотреть в экран телевизора.

– Зачем же сразу так категорично, зачем сразу любовницу? Я же как-то обходился и обхожусь без них, – в спину Ларса полетели копья, ножи, топоры, стрелы баллист, всё холодное оружие мира летело из сверкающих глаз Луизы в спину её мужа, ведь они оба знали, что Ларс врёт.

Знали они, что врёт и Луиза, несмотря на то, что она ни слова не сказала. Ведь пока Ларс «развлекался со своими лахудрами» в командировках, она развлекалась со своими кобелями, и это они тоже оба знали. Только Ларс не метал ничего в сторону жены – «у человека, тем более мужчины, должна быть семья, а у детей – отец», размышлял он и ничего не делал с этой ситуацией, раз семья цела, и всем вроде как нормально, «всех всё устраивает», то зачем что-то менять.

Оба знали, что изменяют друг другу, но оба делали вид, будто знаний этих нет, равно как нет и измен, – я люблю твою маму уже очень много лет, и счастлив с ней, но ведь она родом из такой же семьи, как и моя, как наша.

Всё это время Луиза не повернулась ни на градус, ни один нерв не дернулся на её теле, она практически никак себя не выдавала, но если бы её глаза или голова имели возможность повернуться на 180 градусов и смотреть назад на мужа с сыном, да так чтобы они каким-то чудом этого не увидели, то Луиза уже смотрела бы на них и уничтожала взглядом. Практически не выдавала себя Луиза, но предательски вели себя уши, которые «стараясь» расслышать каждое слово, каждую интонацию, каждый вздох и каждый другой звук, немного двигались, напрягались в сторону мужа и сына.

Тем страннее было наблюдать за всем этим сыну, он ведь тоже знал, что их супружеская совесть нечиста, только он не знал с кем они её марают, а родители не знали, что он знает обо всём этом. Для Марселя только одно оставалось загадкой, почему на измены мужа мама реагирует так остро, хотя сама же и изменяет, откуда это лицемерие, и почему отец не реагирует также?

Вот и получалась такая ироничная ситуация: мать и отец учат сына семейной жизни, но сами жить не умеют. Родители «интересуются» его жизнью и жизнью друг друга, но по факту ничего друг о друге уже не знают.

После этого разговора прошло несколько недель, и ситуация была как бы «забыта», на самом же деле, она покоилась в умах каждого члена семьи: Луиза со злостью ждала момента поставить всех на место, Ларс со страхом ожидал новой истерики, а Марс надеялся, что ему дадут наконец выбирать как жить.

– Сынок, мы скоро купим участок рядом с нашим домом, там живёт какой-то нищий фермер, участок большой, а толку ноль, он уже им не занимается, только живёт себе в своём домишке и всё. Мы вот всё ждём, когда он уже или согласится продать землю или прикупит другу ферму себе.

– И?

–И, и, – передразнила Луиза сына, – и построим там НОРМАЛЬНЫЙ дом, отдадим его тебе, будешь жить там с НОРМАЛЬНОЙ девушкой, детей растить, нам помогать, будем в гости друг к другу ходить.

Все понимали, что не будет… Луиза пыталась подкупить своего сына, размышляя старыми установками, ей казалось, что раз у сына «всё» есть, то он должен быть счастлив, и любить её безмерно. Одно ей было невдомёк, что дети любят за добрые минуты, а не за дорогие монеты.

– А моя девушка чем не нормальная?!

– Марс! Ты прекрасно знаешь моё мнение об этой особе, не заводи меня ещё больше, а то к 18-летию получишь коробку от холодильника и путёвку к вокзалу!

Луиза могла бы подумать, что показала, кто тут главный, что правда и право на её стороне, но «Марс» видел в её криках только слабость. Неумение жить как человек, а только как «скотина», хотя хороших полезных животных ему обижать не хотелось, но из литературы он знает в основном только такое сравнение – живёт по заданному алгоритму, жрёт, срёт, и зарабатывает денег побольше, чтобы можно было жрать и срать лучше и больше. Видел, что мама даже не догадывается, что счастье не эквивалентно деньгам, но счастья становится больше, когда деньгами умеешь пользоваться. Уж в случае их семьи точно.

Он понимал, что если бы в этой ситуации выбирали победителей, то выбрали бы его, но от этого ему становилось только обиднее, тоскливее и даже тошнотворнее.

Ещё через пару месяцев, их семья купила соседний участок и сразу же с самого раннего утра потащила Марселя на обход новых владений.

– Смотри, дорогой, вон та халупа – так сказать дом в котором жил фермер.

– А куда он всё же делся?

– Прикупил другую ферму, дорогой, на постоянку. Так, смотри туда, – мама указала рукой на небольшой холм, – не знаю почему он не построил дом там, думаю, что его развалину всё время водой топило, но может ему и приятнее было в болоте жить. В общем, на этом холме построим тебе дом, я, конечно, уже не молодая, но и рассудок свой не потеряла, мне думается, кажется, верится, в общем, наверное, такому молодому парню как тебе хочется жить в доме современного вида, это нам старикам подавай хоромы как у дворян, с золотом и прочим, а вам молодым сейчас нужен… ну я не знаю, может шале?

– Шале хорош для вечеринок и старой жизни, как по мне. Хотя тоже, смотря как его сделать… Если вариантов иметь дом или не иметь нет, то я бы выбрал что-то более «современное»: минимализм или хай-тек…

– Ну это мы ещё разберемся, составим всякие там планы и чертежи, заказ сделаем и будем наблюдать из пока что и для тебя нашего дома как строится уже твой собственный. Земля здесь хорошая, кроме этого небольшого холмика ничего нет, равнина, хочешь – сажай, хочешь – строй, не хочешь сажать и строить – хоть забетонируй тут всё, хотя, конечно, не стоит, мы с отцом хотим из окна видеть красивый соседский участок.

– Ага, мам…

– Ну что ты такой кислый? Ты ведь уже стал совсем взрослым! 18 лет бывает только раз в жизни, да и подарок мы с отцом какой тебе сделали, тебе не нравится?

– Мам, любой возраст бывает раз в жизни, и «взрослость» не зависит от возраста, к сожалению.

– Да ладно тебе, вроде только повзрослел, а уже как дед говоришь, не нуди, смотри какая красота вокруг. А и да, ты же помнишь, что сегодня мы уезжаем по делам отца и будем через два дня? Может, конечно, больше, билеты на самолет пока что взяли в одну сторону, но вряд ли мы пробудем там дольше, если честно. И еще, я понимаю, что молодая кровь и всё такое, но в нашем доме чтобы никого не было, захочется тебе вечеринки – возьми деньги, да снимите какой-нибудь дом, клуб, ресторан, где щас молодёжь празднует свои праздники?..