Насильник и убийца

Возле окна стоял сам председатель Герман Баллер. Заполненный ордер был уже у него в руке, невеликая бумажка со штампом палаты, ее он мне и вручил, немного торжественно, сразу вспомнились его выступления перед студентами юрфака нашего политеха. Наша палата устроила цикл лекций для первокурсников, вот только законников найти никак не могла, пришлось отдуваться самому организатору – зато сделал это блестяще. Каждый раз срывал аплодисменты. Конечно, многие жалели, что Баллер провел всего три лекции, но и у него время не резиновое, хотя успевает он действительно не в пример мне и каждодневно.

Я еще раз посмотрел на собравшихся, подумав: странно, что не вижу и следа зависти или хотя бы законного уважения на их лицах. Жменин стоял в очереди на рукопожатие, ничего кроме грусти, я на его лице не прочитал, но он себе на уме, уж больно опытный юрист. Карапетян тот вовсе разглядывал меня как отец нашкодившего неслуха. Новиков, смущаясь, отводил взор, но он так всегда делает, еще не привык к нашему обществу и на всех смотрит снизу вверх, будто ожидая и одобрения и порицания одномоментно. Сам таким же был, так же глазел на мэтров. На того же Хорошилина.

Тот еще гусь, что говорить. Когда я получил аттестацию, вступил во взрослую жизнь, он меня и отловил на входе. Объяснил молодому неумехе, что возьмет надо мной шефство, поможет обустроиться, на первых порах предоставит даже стол в собственной конторе, да будет вычитать из зарплаты, которую тоже начислять станет, но совсем гроши. И загружать особо не станет, по делам конторы разве что.

Год на него я оттарабанил без всякой задней мысли. И только потом, когда вся эта текучка стала поперек горла, – я только за пивом для старших не бегал, а все остальные дела устраивал и за секретарей и за него самого, – стал разбираться, как другие новички работают. С колоссальным удивлением осознал, каким невольником в распоряжении Хорошилина оказался. Все деньги за мое участие в процессах шли прямиком ему в карман, из них он мне «начислял» зарплату, а после отбирал часть за ту самую пресловутую «аренду стола». Схема восхитительная, до такой додуматься надо.

Когда я уразумел, как меня используют, через месяц только осмелился пожаловаться тогдашнему председателю палаты. Хорошо вообще догадался. Скандал вышел скромный, но Хорошилина попросили с места, он почел за благо удалиться, перебравшись в соседнюю область. Выносить сор из избы никто не стал, на новом месте его приняли на ура, наверное, там он свою динаму стал и дальше прокручивать. Меня же знакомые уговаривали уйти, податься хоть в юрисконсульты, но я проявил на диво странное упорство, остался. Сперва больше из боязни вовсе не найти места, но после понял, как хорошо меня Хорошилин выучил. Я за тот год заматерел и освоился куда лучше, нежели в ином месте лет за пять. Еще бы, всю работу делал, во все дела вникал. Грех не задубеть шкурой.

Баллер подал мне ордер, я расписался. И тут только приметил, что в графе «наименование органа, учреждения, организации» не указан адрес места заключения моего клиента. Поднял глаза на председателя.

– Твоего еще не перевезли в город, – пояснил он. – Разместят на Колодезной, верно. Завтра все выяснится, завтра и допишут, если начнут придираться.

Я про себя усмехнулся. Будто следователю есть дело до таких тонкостей, ему главное приличия соблюсти или хотя бы их вид. Прибыл адвокат и слава богу, можно терзать допросами и дальше. Моего уже дергали раз пять, наверное, еще когда он в свидетелях ходил.

Председатель тряхнул руку, положив свободную на плечо. Выдохнул, глаза наполнились закономерной грустинкой.

– Будь осторожен, Вадим Юрьич, – произнес он, наконец. – Дело непростое, семь раз отмеряй. И упаси бог ляпнуть чего на интервью, лучше уж совсем без них.

Он уже так далеко смотрел. До суда еще палкой не добросишь, а он уж итоги подводит. Но всегда такой.

Следом подошел Жменин. Этот пожал руку молча, куснул губу, но тоже глядел с затаенной печалью – и больше ничего на лице его прочесть я не смог. Немного обидно даже стало, такое дело, а они как сговорились. Промолчал, конечно, чувствуя подсознательно, что сейчас и сам заражусь общей тревогой и перебью себе все настроение. Хотелось поскорее к Стасе, а после, может, к следователю, договариваться. Или завтра. Нет, лучше все завтра, а сегодня просто к Стасе, поделиться новостью, от которой буквально распирает. Она человек в наших делах опытный, должна проникнуться.

Последним подошел Левон Самвелович, похлопал по плечу, произнеся только одно слово: «Держись» – и отошел поспешно. Руки не подал, да и не в его правилах, уж больно тертый калач. Или в свое время много общался с клиентами из соседнего Китая, а там законники эту традицию свято блюдут.

Кивая Карапетяну подумал, жаль, не пришла его дочь, Гоар, последнее время она частенько тенью ходила за стариком. Левон Самвелович последние годы стал сдавать, но вида не показывал. Думаю, еще лет пять точно будет сопротивляться и только тогда уйдет на покой.

Посмотрев в сторону председателя, вдруг вспомнил главное, вопрос, который не давал покоя едва не с самого звонка Баллера.

– А почему так поздно? – наконец, задал его. Начальник повернулся недоуменно, он-то ожидал, что я вот сейчас покину помещение, а я смазал всю картину.

– День у них не нормирован, – усмехнулся в ответ Жменин, – вот и стукнуло в голову заключить под стражу именно сейчас. Наверное, сразу после очередного допроса. Сколько их было, поди сосчитай.

– Нет, я не об этом. Почему неделю назад не арестовали, две недели. Он столько под подозрением ходил. Газеты исписались.

– Кожинский осторожничает, – сухо отметил Баллер, видимо, поджидая, когда я уже испарюсь. Я кивнул. Хотелось что-то сказать напоследок, но в голове не появилось ни одной интересной мысли. Поэтому отбыл без лишних слов. По дороге снова начав вызванивать Стасю.

– Ты бы еще позже позвонил, – после третьего пропущенного звонка она взяла трубку. – Я уже домой еду. Как обещала, наела на три тысячи, счет тебе вышлют. Не отвлекай, я за рулем. После созвонимся.

После чего прошли три прощальных гудка, и связь прервалась

Глава 2

В тот день со Стасей связаться я так и не смог. Да и не особенно старался, если уж она начала сбрасывать вызовы, значит, к общению не расположена, и надоедать ей себе дороже. Этот вывод я сделал еще в первые годы нашего брака, когда и телефоны и связь были проще и доступней. Во всех смыслах.

Мы познакомились больше десяти лет назад, но сошлись далеко не сразу. Не спешили, у обоих уже имелся начальный, не слишком удачный опыт отношений, давших трещину вскорости после визирования их в загсе, но симпатию при этом испытывали очевидную. Узаконить связи решились только через четыре года. Была еще причина, по которой мы столь медленно сходились – ее звали Галина, дочь Стаси от первого брака. Теперь ей пятнадцать, она считает себя взрослой и ведет соответственно. Переходный период, что вы хотите. Часто окружена поклонниками, которых периодически меняет. Ныне устав от Игоря, решила взять паузу и явно ощущает себя королевой, еще бы, повышенное внимание. Но хоть понимает свое положение и соглашается на взрослый эскорт на вечерние мероприятия.

Даже Галя не смогла растопить нынешнее наше охлаждение. Думаю, к десятой годовщине все семьи проходят через подобное. Последнее время Стася все чаще стала бывать у родителей, а ныне и вовсе перебралась к ним. Периодически мы пытаемся сойтись снова, для чего устраиваем ужины, наподобие несостоявшегося. Иногда получается. Возможно, нам просто пора побыть порознь какое-то время.

Бросив звонить, я почти сразу провалился в сон, едва успев добраться до постели. Наутро – сообщений от Стаси все еще не было – отправился в СИЗО, куда должны были доставить подзащитного. Странные при этом возникли ощущения, я вдруг заволновался перед встречей, будто девица на первом свидании. Сразу не сообразил, отчего это, не до самокопания, списал на вчерашний утомительный день. Однако следом случилась неприятная закавыка. На просьбу о встрече мне ответили отказом. Не то, чтоб из ряда вон выходящий случай, но его пояснение не сулило ничего хорошего.

– Подозреваемый сейчас в больнице, любые контакты запрещены руководством, – коротко оттарабанил дежурный.

– Что так? – чувствуя неприятный укол в груди, спросил я. Собеседник помялся.

– Была драка. Пострадавшего доставили в больницу.

И ничего больше не прояснил.

Когда выходил из здания, стакнулся с Кожинским. Почему-то даже не удивился этой встрече, да и майор ни одним мускулом не выказал удивления.

– Слышал про Шалого? – первым же делом спросил я. – Твоя работа?

Нет, конечно, Алексей не таков. Бить обвиняемых, подозреваемых и прочих не в его правилах, подчиненные иногда шалят, но не сильно усердствуют, во всяком случае, мне известны единичные случаи. Возможно, конечно, вершина айсберга, старательно замалчиваемая. Кожинский всегда давил авторитетом или брал на измор – устраивая двенадцатичасовые допросы. Думаю и моего клиента он так обрабатывал перед тем, как предъявил обвинение.

– Так вот кому счастье привалило, – вместо ответа осклабился он. – А я думаю-гадаю, кто ко мне придет. Готовишь лицо для прессы?

– Я серьезно, что с Шалым?

– Не все ли равно? – хмыкнул майор. – Ты на процессе и так профит заработаешь, даже если только позировать будешь. – Но видя выражение моего лица, выдавил нехотя: – Слышал, помяли в камере сидельцы. Узнали как-то, кто и почему попал, отрихтовали мордашку.

– Я немедленно подам прошение о переводе его в одиночную камеру.

– Твое право, – стухая, ответил майор. – Если администрация найдет, конечно.

– Сам сказал, случай особенный, пресса, все такое. Найдут. А ты и сам готовишься вовсю. Небось, дырку на парадном мундире уже провертел.

– Думаешь, новую звездочку не дадут? – Коржинский улыбнулся, закивал головой, как делал всегда, когда услышит хорошую шутку. – Еще и почетную грамоту.

– Ты сперва тело найди. А то что это, отправляешь свидетеля за решетку на основании одних косвенных улик.

– Ты будто знаешь.

– Догадаться несложно. Найди ты запись с камеры или свидетеля или… да хоть что-то, Шалый месяц назад бы загремел.

– А я может сейчас нашел, – озлился Кожинский.

– Ты только что и ответил. Не завидую я прокурору. Взгреет он тебя, когда отправит дело на доследование.

– Ты уже на это рассчитываешь. Думал, пойдешь на соглашение.

– А Шалый сознаваться не хочет? Надо думать.

– Просто он сиделец, правила знает. Но ничего, так припрем, взвоет. Сам просить соглашения станет.

– Не в мою смену. Да и что ты мыслишь ему скинуть, убийство или изнасилование? Поди еще сам не решил.

И пока Кожинский соображал, как лучше ответить, я откланялся.