И наша первая встреча с Эвой в «Железном Феликсе» не обошлась без поцелуев, правда, без шоколада. Но, все равно, это были сладчайшие поцелуи, те, что способны привести вас на самый край оргазма, оставив там, в ожидании всего остального…, и вот именно пока всего остального не произошло, поцелуи – это самое сладкое, что есть меж вами, именно эти поцелуи самые чувственные, самые пылкие, самые, самые… Но, не на долго, стоит вам по настоящему быть вместе, как сорванный цветок поцелуя начинает вянуть, обычно так происходит при длительных отношениях, у постоянных любовников. О чем это я, ты и так все это прекрасно знаешь…
10
Так вот, я все помню… Я помню нашу с Эвелиной первую встречу, наше первое свидание, первые поцелуи и первую ночь, наш, ее и мой совместный оргазм, и первый разговор, после того как это все же меж нами… случилось.
Я помню, что она, как и я, любит сладкое. А еще, ненавидит дурацкий телевизор, все, что он вообще транслирует. Но, обожает новые фильмы в больших хороших кинотеатрах, таких, как «Кристалл», или хотя бы «Триумф». И лучше, пусть это будет – комедия, чем боевик, нам подойдут: «Гринфилд», мульты – про огромного, и всегда неунывающего «Шрека», «Подводная братва», или «Правила секса».
Что я еще знаю о ней, кроме того, что нам пока…, так хорошо вместе… Она юрист, работает в одной из нотариальных контор нашего города. Ее бывший муж адвокат, и она говорит, что довольно успешный. Ему сорок пять ей тридцать, прожили вместе десять лет. Расстались без войны, с миром. Она – разочарована во многом. Но, в этом мире, совершенно твердо стоит на ногах. Упряма – как вол, так же трудолюбива. Считает, что все мужики – козлы (делая легкое исключение для моей, совершенно пока ей не понятной персоны, кроме того очевидного для нее факта, что: «я все же законченный, толи придурок, толи просто романтик… рухнувший с какой-то незнакомой планеты»). Подумав, я соглашаюсь с романтиком, ну совершенно не хочется становиться, тем, что на букву п…, или к…
А пока, пока мы, закрыв окно и задвинув поплотнее шторы, говорим о любви…, лежа в одной постели, утомленные до предела этой самой любовью, или может быть я опять что-то путаю, и любовь, это совсем другое, а то чем мы занимались, называется сексом. Да, секс. Но только когда двое действительно любят друг друга, получается так здорово. И поглаживая ее ладони, я открываю глаза.
– Послушай, Эва, а ты…, ты меня любишь? (со временем, именно этого хочется больше, чем телесной услады…) – спрашиваю я почему-то шепотом, поворачивая свое лицо к ней, так, чтобы на него падал свет ее глаз. А Эва поворачивается ко мне обнаженной спиной и тем, что начинается уже ниже спины. И то и другое необыкновенно хороши. Я хмурюсь, любуясь ее красотой, а Она упирает свой взгляд в стену, одной рукой держась за кровать, другой, лаская волосы на моей голове. Меня успокаивает ее невинная материнская ласка и когда, наконец, я начинаю улыбаться, в ее голосовых связках рождается так ожидаемый мною ответ, в котором, нежность этой ночи, вперемешку с вспышками утоленной, но не успокоенной страсти.
– Милый мальчик, мне так странно среди людей, когда подумаю, что я могла бы быть с тобою, они проходят мимо, как тени, и мое сердце так мало нуждается в ощущении их реальности, потому что, оно полно тобою…
– Здорово… Ты это сама придумала…
– Не знаю… Нет.., по-моему, просто, где-то вычитала, – она смеется и снова падает в мои объятья, попеременно дотрагиваясь своим язычком то до правого то до левого, моего уха.
– Эй, Эва я боюсь щекотки, слушай, а передняя часть у тебя тоже ничего…., вполне ничего…, конечно, она слегка полна, но…
– Что-что, – фыркнув, возмущается Эвелина, и хватает обеими руками подушку.
– Да ты что дорогая, тебе послышалось! – кричу я, прикрываясь от сыплющихся на меня сверху ударов этой самой здоровой и почему-то вовсе не такой мягкой, как должна быть подушкой.
– Послушай, дорогая я сдаюсь, сдаюсь! – напрасно надрываюсь я.
– Капитуляцию не принимаю, – отвечает воинственная Эва, облаченная в наготу, с грозной подушкой зажатой в обеих руках.
– А контрибуция принимается.
– Э-э. Ну не знаю…, а что, что у тебя есть?
– У меня есть ты, но может, сходим в ресторан? – предлагаю я.
– Ну, давай…, – соглашается Эвелина, складывая к моим ногам свое грозное оружие, награждая мои губы своим очередным жарким поцелуем.
Дети, мы большие дети и три года разницы в возрасте здесь не играют ни какого значения, зато мы, любим, играть, играем во взрослую жизнь. Здесь все как в детстве, только игрушки сменились…, а мы совершенно не меняемся, мы просто играем…, играем, играем.
11
Ресторан, в который мы направили свои стопы, назывался просто – «Жили – были…». Это, конечно, не самое крутейшее в нашем городе заведение, для эстетически-изысканнного приема пищи, но мне здесь нравится. Немного похоже на волшебную сказку, немного на карнавал, и немного на сумасшедший дом. И Эва со мной соглашается: «Да, да… там чудно, прямо как на детском утреннике первого января…». При этом она делает совершенно серьезное лицо, и невозможно понять, это шутка, или ее ностальгические, сугубо интимные, отроческие воспоминания.
Жили – были…, так начинаются многие, если не все, русские сказки. А пермский ресторан «Жили – были» начинается с леса, с обычного такого леса, развернувшегося прямо в фойе: здесь стены-скалы, чучела медведей, рысей и кабанов, деревья и стога золотистой соломы, от которой идет неповторимый запах сена. Затем, перейдя по деревянному мосту, под которым журчит неширокая речушка, с юркими желтобокими и красноперыми карасями, ты попадаешь в сказочную деревушку, расположенную ярусами, то поднимающимися к верху, то спускающимися куда-то вниз. Здесь множество лесенок и отдельных террасок. На террасах – банька, хлев, овин, курятник, хозяйские дома. Везде декоративная утварь, гигантские подсолнухи, гуси, куры, старые телеги. А в самом низу, посередине зала – огромный камин (в виде русской печки) с живым огнем, на котором шеф-повар в большом белом колпаке готовит мясные блюда и овощные горячие закуски. Под застольную музыку «Золотого кольца» и разухабистые песни Надежды Бабкиной, русоволосые тонкостанные, словно березки, девушки в красных сарафанах, разносят посетителям насущную пищу.
– Эй, дорогуша, можно вас.
– Конечно, боярин. Чего изволите?
Эва откровенно хохочет, глядя, как я заказываю нам еду.
– Так девушка, нам значит…, – я бросаю свой взгляд на Эву. – Ты мне доверяешь? – она кивает. – Значит нам, два клюквенных морса на меду, свинину на углях… – Дорогая, тебе с овощами или с рисом?
– Хочу с картошкой, – капризничает Эва.
– Хорошо, девушка, мне с рисом и даме с картошкой…
– Так свинина на углях с рисом и отдельно свинина с картошкой фри…
– Не хочу с фри, хочу с варенной картошкой, продолжает вредничать, чертенок по имени Эва.
– Девушка, а у вас есть вареная картошка?
– Сделаем, боярин, – кланяется наряженная в красный сарафан молоденькая и улыбчивая официантка. – Еще что-то?
– Да, да. Пятьсот грамм «Манзельской долины», и сливки с клубникой для дамы. Пожалуй, все…, – я смотрю на Эву, а она утвердительно кивает головой.
Когда официантка уходит, мне достается довольно ощутимый пинок лакированным зауженным носочком сапожка, от моей милой Золушки, с лапкой сорокового размера, прямо под каленую чашечку.
– Между прочим, это больно…
– А чего это ты так пялился на эту дуру в красном балахоне!
– Да ты, что Эва, я просто был любезен…
– Ага, а я сейчас просто надену это лукошко со сдобными булками прямо на твою голову, чтобы не видеть эту кобелячью припротивнейшую улыбку!
– Милая, ты ревнуешь?
– Размечтался…,– дуется Эва.
– Я подвигаю свой тяжеленный дубовый стул так, чтобы быть к ней поближе, и, пригнувшись, шепчу в розовенькое сладкое ушко, самое сокровенное, до того момента, пока вся Эва не становится такой же умилительно розовой, как ее правое, или левое ушко…
– Да ну тебя, льстец. И ты, правда, сделаешь со мной все это…?
– Обязательно, – клятвенно обещаю я. Если захочешь.
– Надо подумать, – соглашается Эвелина, делая подзывающий жест своим наманикюренным и украшенным огненными стразами коготком. Она медленно наклоняет свое засиявшее личико к моему лицу, и какое-то время мы с совершенно серьезным видом упоенно целуемся. Наплевав на то, что вокруг так людно…
«Слава тебе Господи, капризный и такой ревнючий чертенок, тридцати лет отроду, снова стал ручным ангелом…».
– А когда нам принесут свинину? – спрашивает Эва у нашей официантки притащившей поднос с морсом и вином.
– Исполати, барыня, – кланяется девчушка в красном сарафане. – Ее сейчас готовит наш шеф-повар.
– Вот зараза…,– продолжает возмущаться мой ангел. После исчезновения официантки.
– Ну, ты что, Эва, ведь здесь не подают пищу из микроволновки. Хорошую еду, действительно нужно долго готовить.