Сказки из Тени, или Записки Пустоты

– Ага, – соглашаюсь я, подбрасывая в небо белоснежную шубку, в которой она прячется.

– Небо и вода. Синее-синее, и голубое, они все притягивают лед. Это в тебе… Бойся кусочка льда, который может попасть в твои глаза, – снова ее шепот в мое правое ухо, после того как она падает с неба в мои же раскрытые объятия. – Даже мне не нужно Ледяное сердце и Черный взгляд… Ты меня слышишь? Ты меня понимаешь!?

– Конечно, малыш, – отвечаю я, и просыпаюсь.

2

В последнее время я часто начинаю свой день с Пауло Коэльо, книги «Война света». Читать ее, как всякую великую книгу мировых истин, скучно, но зато по ней здорово гадать. То есть – начинать новый День. И это не обрекающее мистическое предначертание, подобное катренам Нострадамуса, не в том мудрость Коэльо…, нет, нет. Это то, что подскажет, направит, вдохнет, поможет, и объяснит, так просто, как мать любит свое дитя…

«..Воин света знает, невозможно жить в состоянии полной расслабленности.

Он уподобляется лучнику, которому, чтобы поразить отдаленную цель, должно натянуть тетиву своего лука. Он учится у звезды, блеск которой мы замечаем лишь после того, как она взорвалась. Он замечает, что конь, преодолевая препятствия, напрягает все мышцы.

Но он умеет различать напряжение и зряшную суетливость и никогда не путает одно с другим…».

Так сказал Коэльо.

И я, учусь у этого мира, у каждой его частицы…, и я, за шумом машин и людей пытаюсь уловить голоса ветров, Зовущих.., и самой судьбы. И видя настоящую преграду, не жалуюсь, на то, что, чтобы преодолеть ее мне пришлось стоять на самом краю с надломленной волей и погасшей звездою в глазах, но с чувством победителя, потерявшего большую часть своей армии. Чтобы прийти не к победе над врагом, а к победе над самой судьбою, уготовившей когда-то его народу рабские путы. Ведь это была настоящая преграда, а не желание побежденного – быть победителем. Я знаю, чего ждать от этого дня…

Но, я не знаю, что этот день – бой, больше похожий на выжженную в моей жизни черную полосу, продлиться так долго. Это…, это, черте что. Нет, я не собираюсь грузиться индивидуально-грустным, ведь дальше случиться белая полоса…, я знаю…

Откуда?

Просто знаю, и все…

3

Брат. Сегодня я узнал, что завтра приедет мой Брат. А ведь я забыл, что у меня есть брат… Так бывает. Я не видел его.., дайте посчитать…, я не видел его – пять лет. Но и пять лет назад, я видел его мельком, он просто пересаживался с одного поезда на другой в нашем городе, и мы даже не успели поговорить, лишь пожали руки и взглянули друг другу в глаза… По – настоящему, как брат говорит с братом, мы разговаривали десять лет назад. Нет, мы не ссорились, и не столько виновато в нашей невстрече – расстояние и время, сколько…….

Лучше начну сначала.

4

Он – старший, я – младший. Наверное, поэтому он заботился и дарил подарки, а я пытался чему-нибудь у него научиться, хотел быть на него хоть немного похожим. Он жил в другом городе, в другой семье, и не важно, почему так вышло, так же как не важно, что его семья никогда не была хоть чуть-чуть моей. Главное, что Он всегда хотел быть моим Братом, и поэтому десять лет назад мы виделись довольно часто. Я все еще храню подаренную мне им коллекцию марок и модельных автомобилей. Я все еще помню, как мы вместе ездили купаться на КамГЭС, валялись на теплом золотом песке и веселились в Закамском Парке развлечений.

Купались мы до самого посинения. А затем, на перегонки гоняли на неповоротливых парковых электромобилях. Стреляли в тире из пневматического пистолета, поражая одну цель за другой. И казалось, весь мир радовался вместе с нами. Наверное, это было просто детство, детство брата закончилось, но он мог пережить его снова со мной. Я помню, как он выскребал последнюю мелочь, для того, чтобы купить нам жутко дефицитное вафельное мороженного. Наверное, ты уже не помнишь, это такие две хрустящие вафли, между которых белел кусочек пломбира. Тогда везде продавали мороженное в стаканчиках, а это с двумя вафлями было редкостью, поэтому я предлагал разделить его на двоих, но брат отказался, лишь попросил дать ему попробовать…. Наверное, это самое вкусное, что я ел в детстве. Я это все помню, люблю, храню на самом дне своей души, чтобы ненароком не потерять… Я помню все те детские ощущения, общения с братом.

А вот, больше всего мне запомнилось, как мы кружили над парком в ракете, узком скрипящем цилиндре, из которого периодически было видно, то небо, то казавшуюся теперь далекой – землю. Но наше с ним детство длилось не долго.

Когда ему уже было семнадцать лет, а мне тринадцать, его родители думали, что он ездит в мой город для того, чтобы посещать Сельскохозяйственный институт. А он, конечно же, вместо этого все так же, был со мною на пляже и в парке, а осенью вместе со мною гонял мяч на футбольной площадке, на соседнем с моим родным домом спортивном стадионе «Молот».

Наверное, поэтому, на удивление его родителей, брата совершенно неожиданно загребли в армию…, послав служить в довольно Среднюю Азию.

Из Средней Азии брат вернулся другим, ничего никому не рассказывал, даже мне, мы и встречаться стали редко. Я тоже повзрослел, и понимал, что у него, наверное, свои взрослые дела. Все оказалось гораздо хуже… Пустой взгляд и трясущиеся руки, это была Средняя Азия, которую он привез с собой, внутри своих вен. Брат. Я никогда раньше не общался с настоящими наркоманами, и только теперь начал догадываться какой это ужас, когда ломка действительно ломает хорошего человека, а хороший человек превращается в зависимое животное, или гниющее растение. Наверное, я, сделал чудовищно мало. Я только ходил к нему в клинику, таскал ему хорошие книги, разговаривал, убеждая, что ему просто нужно вылечиться. Затем, подарил ему свой новый плеер, который он тут же сменял на дозу, отдал ему свою последнюю надежду, и ушел… Мне кажется, я сделал очень мало, но, я просто не мог смотреть как тот, кого я любил, неотвратимо превращается в такое…

Уже позже, общие знакомые рассказали мне о том, что вскоре он сбежал из больницы, назанимал в их городе кучу денег и не смог отдать, потому, что продолжал колоться. А еще он постоянно прятался… Почему? Большую часть денег он занял у очень нехороших людей, местных полубандитов, которые, все же выследив однажды моего брата, периодически избивая, и издеваясь, долго держали его в каком-то заброшенном подвале, выколачивая свои кровные деньжата. Брат снова бежал, только для того, чтобы выброситься из окна седьмого этажа старого кирпичного здания хрущевской застройки. К счастью неудачно, он остался жив, но вместе со всеми своими проблемами. Он все еще не мог жить без наркотиков, а дальше ситуация сложилась такая, что его вообще могли убить. И мы помогли ему бежать, на этот раз очень далеко. Потом, мы не виделись с моим братом пять лет. Он уехал в Норильск, долго скитался по каким-то монастырям в поисках приюта и случайного заработка, пока не прибился к Новой христианской секте, где ни смотря на мое негативное, ко всяческим сектам отношение, из него, практически потерявшего все, сделали нормального человека. Он забыл о наркотиках, и снова стал другим. К сожалению, снова далеким от меня, но хорошим, ведь им по вере запрещалось не только употребление наркотиков, но и алкоголя и сигарет. Он обрел новый душевный покой, много времени проводил в церкви, и наконец, женился на одной из единоверных сестер. Уже после всего этого он и встретился со мною, пересаживаясь из Санкт-Петербургского поезда в поезд, следовавший в Норильск. Мы пожали друг другу руки и посмотрели глаза…в глаза.

Прошло еще пять лет, прежде чем, мы снова встретились. Но он снова был в нашем городе только проездом, в этот раз вместе со своей женой.

5

Излишне худ, на левой щеке кривой шрам, на правой руке золотые часы, в глазах покой и уверенность человека, знающего, зачем живет.

– Ну, здравствуй, брат.

– Здравствуй, – улыбаюсь я ему в ответ, пожимая протянутую мне сухую ладонь.

Мы встретились на даче моих знакомых в Сосновом бору. Я, он и его жена Любовь, веселая, похожая на шаловливую лисичку и одновременно, чем-то неуловимым, на своего мужа.

Была уже зима, и в нетопленом доме стоял ужасный холод, зато здесь нам никто не мешал: говорить, молчать, слушать. Мы грелись густым ароматным кофе из большого китайского термоса и кусочками пиццы, разогретой на костре вместе с сосисками – гриль.

– Он действительно на тебя похож, – смеялась Люба, обращаясь к брату, медленно обходя меня сидящего посреди комнаты на стуле, словно какую-то новогоднюю елку.

– Ничего подобного, – возмущался я. – Может только глаза.

– Да, у вас похожи глаза, – соглашалась его жена, присаживаясь рядом.

– Ну, как ты живешь, – спрашивает брат, переставляя свой стул поближе к моему стулу.

– Пока пережидаю черную полосу…, – с натяжным вздохом отвечал я, комкая в руках кусок остывшей пиццы. Брат и Любовь после моих слов посмотрели друг на друга, как-то задумчиво. А затем, улыбнувшись, так же задумчиво все смотрели на меня.

– Дождись белой, – словно чего-то, смущаясь, советовала Любовь.

– Бог дает испытания сильным, а затем награждает, – подтверждал ее слова мой брат.

– Да надоела мне эта зебристость жизни, – возмущался я, крутнувшись на стуле, и чуть не выронив чашку с кофе.

– Но ведь, увы, эта дурацкая зебра неотделима от нас, успокаивал меня брат…, и я ему верю.

Мы еще какое-то время то молчали, то говорили, то просто смотрели друг на друга: задумчиво, с улыбкой, только я иногда с грустью смотрел на брата. А он словно уловив мою грусть, предложил:

– Приезжай к нам.

– Мы будем рады, – соглашалась с братом его жена.

– Мы будем ждать. Приедешь? – брат смотрел на меня с вопросом, на который уже знал ответ.

– Конечно, приеду, – подтвердил я.

Мы обнялись, снова посмотрели в глаза друг другу и пожали руки. Его жена Люба поцеловала меня в правую щеку, а я, ее в левую, она улыбнулась, я тоже. Так, мы прощались…

А потом, я долго стоял на трассе и махал им рукой, даже когда они уже исчезли из пределов всякой видимости.

«Да, Брат…, любые черные полосы кончаются, а затем приходят белые. Бог дает испытания сильным, а затем награждает. Я навещу тебя Брат…».

6

Мне снится, как я танцую… Завораживающая неземная музыка льется из парящих где-то в высоте огромных динамиков, вокруг тьма, подсвеченная вспышками молний, блеском искусственных звезд и рукотворных радуг. Пол под ногами качается то вправо, то влево. Устоять трудно, но я не стою, танцую… От бешеного ритма и торопящихся попасть в такт движений моего тела, нестерпимый жар, но его тут же остужает небесный душ из мелкого невесомого, и такого прохладного дождика. Вокруг, во тьме два – три десятка фигур, то же танцуют, они, как и я задействованы в этой безумной вакханалии. Это… было… пять лет назад… Мы на борту четырехпалубного круизного теплохода «Хирург Разумовский» плывем в Астрахань, на часах полночь, за бортом шторм, а здесь гостевая дископрограмма-а-а.