Сказки из Тени, или Записки Пустоты

– Думаю, лет триста, или семь часов тридцать четыре минуты по хроноисчислению этого пропащего Мира.

– Как это может быть… Я твоя Тень, – спрашиваю я. Ты лжешь!

– Я никогда не лгу, разве Ты не знал, – улыбается Волк. Черный Волк лучше убьет, чем сможет кому-то солгать…, – рычит Он.

И я верю, но не значит, что это… хочу принимать. Я вообще не хочу принимать этого Сна.

– Это не твой Сон, – читает мои мысли Волк.

– Ты не умеешь лгать, – усмехаюсь я. – Но можешь просто кое о чем промолчать, Так?

Черный волк хмурит надбровные дуги, поросшие густою щетиной, и что-то угрюмо рычит себе под нос.

– Я угадал… Это Твой сон, Волк.

– Да, – соглашается Он. Ты оказалась умнее, чем я думал, моя Тень. Теперь, Я готов поменяться местами…

– Как это, – спрашиваю я.

– Теперь я буду твоей Тенью, – усмехается в клыкастом оскале Волк, резко поднимаясь с кухонного табурета.

– Но я этого не хочу, – кричу я, делая шаг назад, там, где за коридором полным тьмы, и шорохами за множеством дверей, таится моя собственная свобода, и Выход, выход отсюда….

– Попробуй, – рычит Черный волк, протягивая ко мне свою лапу, при свете свечи и полной луны заглядывающей в кухонное окно поблескивают его острейшие когти.

– Со мною уже было… это!!! – и я протягиваю к нему свою руку, с раскрытой ладонью, из которой на загаженный отбросами пол падает всего лишь иллюзорная роза…

– УуУуУ, – визжит Волк, не в силах переступить разделяющую теперь нас преграду. А роза постепенно, распускаясь, в шорохе собственных лепестков, превращается в алую гвоздику, и Волк теперь совершенно не может двинуться с места, замерев, подобно бездвижной статуе.

– Прощай, Тень, – говорю я, оборачиваясь к нему спиною. – Как ни – будь обойдусь. Теперь, Ты, мне совсем не нужна.

Тук-тук-тук, – стук моих ботинок по коридору «без света», я не верю ни в «шорохи», ни в «двери», ни в таинственные голоса, зовущие куда-то, и мне не нужна… такая Тень, и я никогда не вспомню Ту Песню…, как не напрягаю всю свою волю… и память.

В ответ мне лишь Тишина….

Когда я выхожу из подъезда этого странного дома, совсем рядом загорается фонарь, а рядом с ним стоит человек, в серой шинели пахнущей мокрой псиной, с серым пустым лицом, молодой лейтенант милиции, старый знакомый, Охотник… В правой его ладони зажат пистолет неизвестной мне иностранной марки, в левую, пустую его ладонь, я вместо рукопожатия, кладу свой серебренный клинок.

– Надеюсь, твое оружие заряжено серебром, – приветствую я Охотника… на Волков. Он лишь кивает в ответ, но, уже собравшись подняться туда, откуда пришел я, спрашивает, свистящим приглушенным шепотом:

– Волк там?

Не в силах ответить, я тоже лишь киваю, но ничего более не спросив, все-таки ухожу, не оборачиваясь…

*

…а, проснувшись рано утром, забываю обо всем, даже о том, что когда-то у меня была Тень, или когда-то я сам был чей-то Тенью. Просто заглотив свой необходимый пищевой рацион из двух вареных яиц и куска «Чесночной» колбасы, спешу на работу…, я все еще не понимаю, как это лучше назвать…

8 (ОХОТНИК)

Его звали Сергеем, но для знакомых и редких друзей он по жизни оставался Серым. Эта была его суть и облик… невыразительное лицо, серая внешность, он никогда не обманывал себя относительно своих собственных серых мыслей, желаний и устремлений. Но, все вышесказанное вовсе не значит, что он не желал когда – ни – будь обрести яркие краски. Для этого он пошел служить в армию, где его серость сыграла с ним отличную шутку, потому как его ни кто не замечал, и не кому было ему завидовать. Он единственный, кто не стал жертвой дедовшины в их не слишком благополучном полку. Тогда, в его голову впервые вкралась мысль, о том, что «серость – это хорошо», но он выгнал эту гнусную тварь прочь, более не желая так думать. Однако опять же благодаря собственной серости он легко, без каких либо проверок и экзаменов был принят на службу в милицию, получил через год службы, лейтенантские погоны, и кличку Охотник, за то, как постоянно трепался, о том, что когда – ни – будь, поймает своего, совершенно настоящего, маньяка.

А ему было совсем не смешно, он специально возвращался со службы попозже, самыми темными и злополучными подворотнями, сыскавшими себе, самую, что ни на есть мерзкую славу «Дна жизни».

Зачем?

Он ждал Зверя.

*

И Зверь пришел…

Охотник возликовал. Конечно, ему было жаль, и даже очень жаль, тех, кого Зверь успел погубить. «Но зато» – думал он про себя, – «теперь у меня появился шанс, вырваться навсегда из серой мглы, обретя в этом мире, ярчайший статус Убийцы Зверя».

Зверь пришел в середине зимы, однако на этом, кажется усыпавшем все, что возможно, снегу, Он не оставлял никаких следов. Только растерзанные тела своих жертв и кровь…, кровь…, кровь…

Но Охотник не впадал в уныние, искал, вынюхивал, пробовал, ту самую кровь на вкус…, думал о крови, думал о Звере.

И не находил.

Но вот однажды Серому – Охотнику показалось, что он наконец-то вышел на след Зверя. Это случилось три жертвы спустя…, когда Зверя в этом городе искал уже каждый, кто носит серые погоны Стражей закона, теперь в Зверя верили, теперь над Охотником уже никто не смеялся. Да ведь было не до смеху…

*

Жертвами Зверя становились в основном молоденькие девицы поздно возвращающиеся домой, в глупом гордом одиночестве… и поразмыслив, Охотник уговорил одну свою знакомую, (после этого случая ставшую его законной женою), побродить в том районе, где совершались страшные убийства, в один из поздних вечеров, конечно же, под его личным присмотром.

Тогда у них почти ничего не вышло, но именно – почти… Зверь не попал в расставленные силки, но всего лишь потому, что, был занят своим грязным делом, совсем неподалеку, настолько близко, что Охотник смог услышать крики очередной жертвы Зверя, и подоспеть к уже остывающему телу. Конечно же, Зверь ушел, но оставил след. Эта был остроносый замшевый сапожек с ноги женщины убитой Зверем, случайно найденный Охотником в паре кварталов от места убийства, в подъезде одного из домов на «Тихой» улице.

Случайность?

«Конечно же, нет», – подумал Охотник, – «след…».

*

Он сидел в засаде рядом с этим самым подъездом, где обнаружил след (тот замшевый сапожек…) около месяца, и побывал в гостях во всех квартирах, отследив всех проживающих здесь жильцов, но все совершенно тщетно. Зверь ни как не желал проявить себя.

Охотник не сдавался, сутью Охотника – стало ждать свою дичь в засаде, так Зверь сам превращался в жертву чужой охоты. И это был большой шанс… закончить начатое Охотником дело победой.

*

Иногда Охотнику от долгого сидения с взглядом, устремленным в одну точку, начинали казаться всяческие невероятные вещи. Так являлась Охотнику тень огромного Черного волка, секунд семь оценивающе, не мигая, смотрела Тень ему прямо в глаза, и растворялась в снежной ночной кутерьме. Если бы Черный волк оставлял следы на снегу, Охотник отнесся серьезнее к этому самому явлению, случавшемся с ним не менее двух раз в неделю, в течение последнего месяца охоты. Однако Тень волка никаких следов не оставляла, и Охотник беспечно сваливал все на проявления собственной гипертрофированной фантазии, и жажды словить Зверя.

Наверное, зря…

Зряшность подобного отношения к реалиям бытия Охотник осознал, когда, после явления Тени, появился ее вполне реальный обладатель, волк, точнее волчица. Только благодаря упорству Охотника, ему удалось выследить эту тварь…

А случилось все, так. Охотник, знакомый и с личностями жильцов, опекаемого им дома, и с их жизненным распорядком, заметил одну странную закономерность на уровне несуразности.

К молодому человеку, кажется работающему в компании торгующей компьютерами оптом, всегда под вечер приходила довольно эффектная зеленоглазая ведьмочка. Она заходила в его квартиру, в которой вскоре гас свет, и выходила под утро. Но иногда и не выходила, но на следующий вечер, или два-три вечера спустя, заходила в его квартиру, вновь.