Твоя очередь умереть

Твоя очередь умереть
Кирилл Казанцев

Максим Каверин, отсидевший на зоне по сфабрикованному делу о двойном убийстве, выходит на волю и возвращается в родной приморский город. Там он узнает, кто на самом деле совершил двойное убийство и подставил его. Это оказались продажные чиновники из администрации города. Максим намерен отмстить негодяям. Уподобляясь пирату, он вместе с верными друзьями выходит в открытое море, где начинает брать на абордаж роскошные яхты своих обидчиков. Так к нему в заложницы попадает девушка Рита, племянница местного олигарха, которая, узнав о драматической судьбе Максима, объявляет о своем желании присоединиться к «пиратам»…

Кирилл Казанцев

Твоя очередь умереть

«Жить надо так, чтобы тебя надолго запомнили. Особенно всякая сволочь».

    Ф. Раневская

Часть первая

Пунктирный луч прорезал небо, обернулся огненным шаром и с треском разлетелся на куски. Распустились еще два бутона, хлопнули – и разразилась вакханалия! Залпы следовали без остановок, расцвечивая темнеющее небо. Трещало, хлопало, шипело! Мужчина раздраженно поморщился, заскрипело старенькое кресло. Он поднялся, бросив на тумбочку томик с повестями Пристли, подошел к окну. Неряшливый, сутулый, в домашней майке, очках на носу с горбинкой, напоминающей бородавку. Он перетащил очки на лоб, зацепив клок шевелюры, всмотрелся в сумерки. Время детское – половина девятого, просто на юге темнеет рано. Салютовали за холмом, на краю Антоновской слободки – местного «района для богатых». Небо озарялось, словно на землю проливался метеоритный дождь. Масштабность зрелища впечатляла. Никаких официальных торжеств в черноморской Фиоленсии в этот день не проводилось. Просто приспичило кому-то из толстосумов…

Мужчина раздраженно задернул шторку. В малоэтажном районе, где он обитал, выбрасывать деньги в небо было не принято. Салют оборвался, и в дверь постучали. Мужчина вздрогнул.

Входная дверь находилась в двух шагах от кресла. За порогом колыхалась неясная тень – мужчина, рослый, со спортивным разворотом плеч. Отнюдь не женщина, которую он ожидал позднее. Посетитель помалкивал, его лицо скрывалось в полумраке. Хозяин скромного жилища в двухквартирном домике почувствовал сухость в горле.

– Э-э-м… – начал он, но посетитель перебил:

– Привет, Гришаня… – произнес он утробным голосом, и мужчина похолодел.

«Привет, Доцент», – чуть не вырвалось из пересохшего горла. Он натянул очки обратно на глаза, всмотрелся в полумрак.

– Ну все, нарисовалась полярная лисичка… – обреченно вымолвил он.

Посетитель шевельнулся, хозяин попятился, поволок за собой потрепанный коврик. Незнакомец шагнул через порог, обозрел без претензий декорированную обстановку: старенький кухонный гарнитур, кресло, письменный стол с немолодым компьютером, потрепанную книгу на тумбочке. Хозяин мялся, не зная, куда пристроить руки. Он потрясенно разглядывал мужчину, которому в школе давал списывать, а однажды чуть не подрался с ним из-за девчонки, которая явно того не стоила. Посетитель был еще молод, одет невзрачно. Ни капли жира, бесцветная кожа обтягивала острые скулы. Поблескивали голубые глаза – в полумраке они приобретали цвет «сухого асфальта». На плече висела полупустая сумка.

– Ну, здравствуй еще раз, Гришаня, – с расстановкой произнес гость. – Квелый ты какой-то, не рад, похоже… Приютишь на пару месяцев беглого зэка – ведь мы с тобой кореша по жизни, нет? Что-то ты к полу прилип, Гришаня. Точно не рад. Ну, давай, мечи на стол – имеется в этом доме чего на клюв бросить? Посидим, за жизнь нашу скорбную вспомним. Водочку доставай – плеснем под жабры птичьей водички.

– Так это… – растерялся Гришаня. – Нет у меня водочки – только винишко дешевое в холодильнике… Черт, подожди… – Он нервно задергался, засуетился. – Я через дорогу сбегаю, там всегда есть…

– Ладно, расслабься, Фаткин. – Посетитель сменил тон, и глаза его лукаво заблестели. – Не будем становиться заложниками стереотипов. Зэки пьют не только водку. Слушай, Фаткин, – он засмеялся, – ты больше в церковь не ходи, ладно? Затеряешься среди икон. Посмотри на свой страдальческий лик. Шучу я, шуток не понимаешь? На понт беру. – Он шагнул к старинному приятелю, обнял его. Свалилось напряжение, Фаткин с шумом выпустил воздух.

– Максим, так и до кондрашки недолго… Слушай, – он опять забеспокоился, – а чего ты про побег-то говорил? Реально из зоны лыжи двинул? Тебе еще сидеть года четыре – проще дотерпеть…

– Шучу я, говорю же, – отмахнулся Максим. – Отпустили – по УДО за примерное поведение. Могу справку показать.

– Не нужна мне твоя справка. – Фаткин залился стыдливым румянцем. – Я же не мент – в твои справки вчитываться…

– И не отниму я два месяца твоей жизни, – успокоил Максим. – Посижу немного и пойду своей дорогой. Не смотри так, дружище – я все тот же, блатным не стал, по понятиям не живу. Хотя скрывать не буду – наложила зона отпечаток. Одиннадцать лет «полосатого режима» – не шутка… Но это не освобождает тебя от ответственности всё, что есть, нести на стол, – погрозил он пальцем, – и посидеть со старинным приятелем, который реально по всем вам соскучился. Держи. – Он вытащил из сумки бутылку дешевого кубанского вина. – Не большой я охотник до водочки, давай так, символично.

– Ну, слава богу, это ты… – успокоился Фаткин. Он стащил очки – стекла запотели от волнения, протер их застиранной майкой. – Проходи, садись, сейчас сообразим. Но сразу предупреждаю – разносолов в этом доме не держат. «Все, что есть» – это овощные и бобовые культуры, сок из свежих… сухофруктов, гм.

– То есть деньги для тебя ничто, – улыбнулся Максим.

– Ничто, – согласился Фаткин. – Особенно в том количестве, что у меня есть. Девиз придумал: денег не было, денег нет, денег не будет никогда. Я по-прежнему, – он удрученно развел руками, – мальчик из малобюджетной еврейской семьи. Урод, так сказать, в дружной семье своего народа. Временами сомневаюсь – может, я не еврей? Может, меня обманули?

– А кто? – удивился Максим.

– Ну, не знаю… Может, скрытый араб? У мамы не спросишь, у папы – тем более… Ты присаживайся, не маячь, сейчас соображу. Рассказывай, где сидел?

– В Сибири, – удивился Максим.

– Сибирь – понятие растяжимое…

Максим невесело рассмеялся:

– Ты даже не представляешь, какое растяжимое. Есть страна такая – Якмундия. Для непосвященных – Якутия. Там имеется речка с красивым названием Лена. Если двинуть от Лены на восток по 65-й параллели, желательно вертолетом – немного, всего каких-то пару тысяч верст…

Они сидели за ободранным столом, Максим жевал какой-то силос, запивал подслащенной водичкой с незначительными градусами. Он тихо повествовал о бесцельно прожитых годах – как приехал «к дяде на поруки», как учился выживать. Фаткин подливал, кивал, слушал. Оба сильно изменились. Максим отвердел, раздался в плечах. Запали глаза, в коротких русых волосах поблескивали капельки седины. Бывший «ботаник» Фаткин (способный, впрочем, на шальные поступки и не всегда ладящий с головой) превращался во что-то незаметное, никому не нужное. Жизнь согнула, потухли глаза, по лицу блуждала виноватая улыбочка. Впрочем, чувство самоиронии он не утратил.

– Вот так и процветаем, Максим. Ничего не меняется, юношеская дурь переходит в старческий маразм. Не смотри на эту мебель, финансовый кризис, так сказать… – Он зарумянился и пошутил: – Решил закрыть все свои счета на Кипре… Знаю, ты рассчитывал увидеть другое…

– Не грузись, – поморщился Максим. – Не ты один. Бобылем живешь?

– Развелся, – вздохнул Фаткин. – В 2009-м от Рождества Христова. Бывшая жена меня прокляла – так и заявила после визита к местной черной колдунье. Кучу денег извела, чтобы сделать мне гадость. Может, и впрямь прокляла? – Фаткин задумчиво покарябал горбатый «рубильник». – Судя по тому, как процветают мои дела…

– Район не самый благополучный, – согласился Максим. – Страшновато тут ходить. Овраги, свалки…

– Рай для нищих и шутов, – кивнул Фаткин. – Жена оттяпала хороший дом на улице Пескарева и половину дела. Бизнес загнулся через полгода, приехали крутые ребята, даже деньги из оборота не дали вытащить… Работаю сторожем в супермаркете на Обручальной, две ночи сплю дома, третью – на работе. Это скучно, Максим. С перспективой полный ноль.

– Женщины?

– Да ходит тут одна… Копия предыдущей, только годом выпуска посвежее. – Фаткин оскалился, продемонстрировав на удивление здоровые зубы. – С бабами проблем нет, Максим. Это у них проблемы с бабами, – он кивнул на стенку. – У соседей. Два сорокалетних лба, атипичная сексуальная ориентация. Наградил же бог соседями… В спальне перегородка тонкая, только лягу, так эти двое начинают любить друг дружку, приходится тазик под кровать ставить, чтобы к унитазу не бегать… А Екатерине нравится – заводит это ее. В гости напросилась, познакомилась, тортик им испекла – да чтоб мою еврейскую маму… – Максим плеснул в стакан, и Фаткин залпом выпил.

– Что в городе?

– Безрадостно, Максим… Ну, как, безрадостно, – смутился Григорий. – Фиоленсия цветет и пахнет – особенно в разгар курортного сезона. Отдыхающих – прорва. Пока тебя не было, отели наросли, пляжи – по всему побережью. Сочи теперь большая стройка, вот народ и валит в Фиоленсию – не протолкнуться в высокий сезон. Побережье засижено километров на шесть – мышь не проскочит. В курортных зонах красота и порядок, Европа отдыхает. Богатеи едут в Фиоленсию косяками – одни на отдых, другие недвижимость тут покупают. В городе несколько яхт-клубов, ты бы видел, на каких красавицах плавают толстосумы… В центре нарядные улицы, новые дома. А на окраинах без перемен – глушь, дороги не ремонтируют, безработица ужасная. Промышленности практически не осталось, население – а это без малого сорок тысяч – призвано обслуживать богатеньких отдыхающих. Прислуга, охрана, водители, уборщики… Конкуренция жуткая, народ согласен пахать за копейки. Вот скажи, такое возможно в любом северном городе? Власти жируют, ничего не боятся. Полиция – ручная, прокуратура – своя, волосатые лапы в Краснодаре, в Белокаменной. Бешеные бабки отмываются и пропадают! Мэр Колыванов ворует, не стесняясь, как и вся его рать. Полиция крышует подпольные казино, публичные дома, любой бизнес – если сможешь заплатить. Самые надежные крыши теперь – у них. Никакой анархии, все под контролем… Слушай, – смутился Фаткин, – я в курсе, что твои родители умерли… Мы с пацанами раз в полгода их могилки навещаем, чистим, поминаем. Родаки у тебя мировые были…

– Спасибо, – кивнул Максим. – Вчера вернулся в город – первым делом на погост. Потом домой побрел, а там… – Скулы Максима побелели.

– Ты не знал? – помрачнел Фаткин.

– Откуда? Теперь знаю. Дом выкуплен финансово-инвестиционным фондом «Лувр» у банка «Моркредит», которому тот достался за родительские долги. Дом прибрали после их кончины. Сейчас там обитает молодая семья, главе которой я чуть челюсть не разбил. Представляешь – прихожу к себе домой, а там… Какие-то киндеры под ногами шныряют, мебель незнакомая, в бумагах – полная видимость законности…

– Кто сильный – у того и видимость, – хмыкнул Фаткин. – Стало быть, ты бомж. Да еще без денег.

– Только не сочувствуй, – поморщился Максим. – Терпеть этого не могу. Справлюсь.

– У сестры уже был?

– Дважды к Светке заходил, – буркнул Максим. – Бился в дверь, не открывает. Блуждает где-то моя сестрица.

– Ты слышал, что она пустилась во все тяжкие?

– Слышал… – Максим побледнел.