Дневники. Книга первая

Попытка самоудушиться подушкой, была подло прервана мамой, которая позвала своего «непутевого сына», чтобы проинструктировать на выходные. Обозначив местоположение супов, котлет и прочих запасов, которых бы хватило на 10 человек, родители укатили на дачу к друзьям отмечать юбилей. Кирыч помахал в окно и пошел выключать свет. Темнота его успокаивала. Потолок отказывался обрушиться, цунами не приходило, а торнадо не хотело сносить дом.

Кирыч для проформы еще раз попытался мысленно уговорить потолочное перекрытие лопнуть, но был послан. Медленно встав, Кирыч сходил до кухни, налил себе отцовскую кружку чая, сел за свой стол и включил лампу. На столе царил форменный беспредел, из-за которого ему частенько влетало от матери, и только батя твердил, что творческий хаос – это его черта и трепал сына по голове, а потом добавлял, что лучше хаос убрать.

Откопав в этих залежах карандаш, Кирыч достал из нижнего ящика блокнот в черном переплете и что-то в него начал записывать.

Фонарь на улице покачивало ветром, чай в кружке давно остыл, голова Кирыча лежала на руках и лишь настольная лампа продолжала светить на исписанный лист:

Я в отблесках луны писал тебе одной

О том, что в мире нет тебя дороже.

Мы были словно сотканы одной рукой,

И нас разъединить ничто не может.

В моей душе оставив насовсем

Лишь пепел, а в груди кусок свинца,

Ты прошептала, что была не с тем

И приказала позабыть овал лица.

В моих глазах, задув огонь свечей,

Ты испарилась в тишине ночной,

Оставив силуэт среди огней

И нежный васильковый запах свой.

Из дневников Ксении

Мне кажется, что мир сходит с ума или я одна не вижу сути и смысла в происходящем. Знакомство с мальчиками из группы друга Кати, оказалось, что все-таки друг, а огромный – парень, все обсуждали еще очень долго. Хомячок, как его все называли, очень интересный. С такой памятью можно запросто сойти с ума, я бы умерла лучше. Это каждая обида, каждое издевательство остается в голове навсегда. Страшно.

Девочки купались во внимании, а я смотрела на всё это буйство жизни, и мне стало смешно. Сейчас вы знакомитесь, играете в любовь, а завтра будете реветь, размазывая слезы по щекам, как я. Все они милые и пушистые, пока не найдут себе дурочку помоложе и красивее. Безысходность. Юлька бесится от того, что на нее Катин друг даже не смотрит и игнорирует в открытую, видимо действительно кобель еще тот. Да и зачем тогда он ушел почти сразу. Обернулся напоследок правда, словно проверил свою работу и ушел к своей или к своим. Одним словом КОБЕЛЬ.

Дневники Кирилла

Часть восьмая

Проснулся Кирыч весь разбитый. Дождь на улице только больше вгонял в уныние и тоску. Перечитав написанное ночью, привычным движением страница была вырвана и сожжена на балконе. Никто и никогда не сможет сказать, что он сентиментальная тряпка.

«Хрен вам всем», – прошептал Кирыч, глядя на догорающий в пепельнице лист.

Чайник на плите весело свистел, а холодильник предлагал на завтрак всё, что могло прийти в голову. Осмотрев содержимое, Кир пришел к выводу, что вишневое варенье будет лучшим началом дня, взял банку и захлопнул дверцу гастрономической кладовой. Настроение стало улучшаться, когда чайная ложка уже вылавливала последние ягоды. «Вредно, зато вкусно, и вообще, тётка мне привезла», – с этой мыслью банка отправилась в мойку.

В комнате запиликал телефон, Кирыч взял его в руки и открыл пришедшую СМС. «Нужно поговорить. Юля», – гласили три слова.

Телефон улетел на расправленную кровать, а Кирыч отправился мыть банку, справедливо рассудив, что если бы было что-то важное, то позвонила бы, а раз пишет, то пара часов ее не убьет. Когда банка заняла свое место на сушилке, а кружка наполнилась новой порцией чая, телефон снова подал признаки жизни. «Я что, должна сама тебе звонить?», – текст рассмешил Кирыча. Видимо Юлька ждать не умела, значит можно потренировать.

Телефон улетел обратно в кровать, а молодой парень достал из шкафа любимое пушистое полотенце и ушел в ванную комнату. Совершив все обязательные процедуры, потом повторив их, Кирыч вышел весь распаренный, с полотенцем на бедрах. Прошлепал до кухни, оставляя мокрые следы, и посмотрел в окно. Погода, видимо, сегодня решила тоже повеселиться, и о дожде напоминали только лужи на асфальте.

«Значит так, сейчас к Катейке, а потом в парк», – сказав это самому себе, Кирыч пошел одеваться. Заправил постель и посмотрел на экран телефона. Значок конвертика с тройкой прозрачно намекал, что Юлька ждать не научилась. Сообщения гласили, что девушкам нельзя отказывать в их просьбах, второе спрашивало, в чем сложность нажать одну кнопку, и третье поражало своей лаконичностью, ибо содержало всего одно слово, в которое девушка, видимо, вложила весь свой гнев – «сука». Настроение стремительно поползло вверх. Телефон отправился в задний карман джинсов, бананы для Катейки – в пакет. Сборы закончились и, посвистывая, Кирыч пошел к подруге в больницу.

Через два часа, выгнанный за нарушение часов посещения, Кир направился в парк. Шел он быстро и целенаправленно к старому тополю. Осмотрев его, Кирыч уверенно достал перочинный нож и стал срезать надпись, которую они оставили здесь с Маринкой за месяц до расставания.

С каждым движением ножа надпись все меньше проступала. Спустя десять минут, Кирыч осмотрел ровную поверхность, на которой уже другие «счастливчики» могли вырезать свои инициалы.

«Ну что, первый шаг есть. Будем делать второй», – подумал Кирыч, похлопал по старому дереву, прощаясь, и направился домой.

Дневники Кирилла

Часть девятая

До приезда родителей Кирыч наслаждался бездельем, сходил еще раз к Катейке, которая, вопя от радости, сообщила, что в понедельник ее наконец-то выпустят из этих казематов. Душа у Кирыча просто пела, и к приезду родителей он даже пропылесосил свою комнату, а со стола исчез «творческий хаос».

Ключ заскрежетал в замке, дверь открылась, и в квартиру вошли родители. Батя довольно улыбался, а мама первым делом чмокнула сына в лоб и пошла проверять, что ее непутевое чадо съело и ело ли оно вообще. Исчезновение варенья было встречено нотацией, что столько сладкого есть нельзя, одинокая котлета в сковороде вызвала лишь фразу, мол, мог и доесть.

Ага, десять штук. За два дня. Поинтересовавшись, как дела у Катейки и обрадовавшись, что девушку завтра выпишут, мать посмотрела на сына, а потом перевела свой довольный взгляд на отца и сказала: «Ну и чего ждешь? Или самой идти?». Кирыч удивленно поднял глаза на отца, тот кивнул и скрылся за дверью. Вернулся он, спустя несколько минут, неся в руках одеяло, которое тихонько поскуливало.

– Ну, принимай пополнение, сын. И отец аккуратно передал сверток в руки Кирыча. Медленно опустившись на кровать, Кир отогнул край старенького одеяла, и на него уставилась пара хитрых глаз. Не веря своим глазам, Кирыч посмотрел на родителей.

– Спасибо.

Отец довольно улыбался в усы.

– Ну, родословной эта бестия не имеет, зато красавишна.

Развернув одеяльце до конца, взгляду Кирыча открылся щенок колли, рыжая, словно огонь, шерсть, снежно белый воротник, хитрые глаза и мокрый черный нос, который принюхивался к новой обстановке.

– Ма, откуда она?

– Откуда, откуда – от верблюда. У Филипповых знакомая разводит колли, ну и осталась последняя, которую никто не брал. То ли уши у нее не те, то ли морда длинная, короче, забраковали эту девку. Ну а тебе же не на выставки с ней носиться. Вот и привыкай заботиться хоть о собаке, а то вырасти – вырос, а в голове один ветер.

– Кличку собаке придумай, охламон. Ошейник, поводок в сумке, миску тоже купили.

«Однозначно, день полон сюрпризов», – подумал Кирыч и нежно потрепал щенка.

Два часа семейство убило, чтобы придумать имя рыжей бестии, которая плотно обосновалась у Кирыча на кровати и, свернувшись клубочком, спала, чуть подергивая лапой. Перебрали море вариантов, но Кирыч, на правах хозяина, выбрал Люцию.

– Ну, Люська, так Люська, – подытожил отец, и хитрая морда, навострив уши, звонко тяфкнула, выражая полное согласие.

Батя встал, потер руки и сказал, что неплохо бы было и пожевать. Мать бросилась на кухню и, гремя кастрюлями, что-то разогревала на плите.

– Как сам, сын? – голос отца стал серьезен.

– Да вроде нормально.