Дневники. Книга первая

– Ну и хорошо.

Мобильник Кирыча зазвенел на столе, и Люська затяфкала от непривычного звука. «Марина» светилось на экране, телефон звенел, а Кирыч не решался поднять трубку. Батя посмотрел на экран мобильника и сделал жест, мол, отвечай.

– Слушаю

– Кирюшенька, а чего так долго трубку не берешь? Или думаешь, я тебе по пустякам звоню? – Маринка пьяно засмеялась в трубку, – знаешь, я еще вчера тебе хотела сказать, но ты весь такой несчастный шел, аж жалко стало…

– Говори уже.

– Ой, какие мы нетерпеливые. В общем, не строй иллюзий. Я с самого начала все назло маме делала. Так что твоя любовь-морковь меня не волновала. Забудь, если сможешь или живи и мучайся. Чао, малыш.

В трубке раздались гудки отбоя, рука Кирыча разжалась и телефон выпал на пол. Мир вокруг сжался до точки и взорвался в голове на миллиарды осколков.

– Па… ты слышал?

– Лучше бы не слышал.

– Па, можешь отвезти меня на дачу?

– А учеба как?

– Я нагоню потом.

Отец встал, дошел до двери и, обернувшись, сказал: «Собирайся, Люську с собой возьмешь, понял?»

Кирыч кивнул и достал из шкафа свою спортивную сумку, в которую начал сваливать вещи: тетрадь, зарядное, мобильник.

По стеклу машины бежали струйки дождя, разгоняемые дворниками. Свет фар выхватывал на поворотах деревья у обочины и дорожные знаки. На заднем сиденье дремала притихшая Люська.

Как батя разговаривал с матерью и что он ей сказал, Кирыч не слышал. Не слышал он и как отец матерился вполголоса, пока растапливал печь и выкладывал собранную матерью еду на полки холодильника.

– Люську кормить не забывай, понял? Я приеду дня через три.

Кирыч кивнул, и отец вышел. Машина тихо прошуршала по гравию дорожки, и Кир погрузился в тишину, нарушаемую лишь треском поленьев в печи…

Дневники Кирилла

Часть десятая

Люська спала у Кирыча на коленях, поленья потрескивали, а в трубе гудел ветер.

На стене тихо постукивали часы, отсчитывая секунды и минуты жизни. Идиллия в концентрированном виде. Кирыч аккуратно переложил Люську на диван и расстегнул молнию сумки. Среди вещей, сваленных вперемешку, он сразу нащупал пластик мобильника, достал его и выключил, а со дна выудил полупустую пачку Парламента. Курить хотелось просто жуть. Пол под ногами тихонько поскрипывал, пока Кирыч, нацепив какие-то тапки поверх теплых носков, шел на улицу. Люська тявкнула и засеменила за своим хозяином, который сел на скамейку перед домом и, привалившись к стене спиной, нервно чиркал китайской Зиппо. Рыжий щенок тихонько заскулил, глядя в бледное лицо Кирыча, и тот, вздохнув, поднял и положил ее к себе на колени. Люська поелозила, устраиваясь поудобнее, и смешно вздохнула.

– Ну что, дурочка, теперь мы с тобой одни.

Люция, подняла мордочку и, повернув голову на бок, чихнула.

– Давай домой иди, а то простынешь еще.

Люська недовольно ворчала что-то на своем собачьем, будто хотела сказать, что ей лучше знать, где ей сейчас нужно быть.

– Еще одну и домой, – сказал Кирыч и прикурил вторую сигарету, остатки первой щелчком отправив в полет за забор.

Сигарета в руках ощутимо подрагивала, Кирыча бил озноб, а в голове крутился один вопрос: «Зачем так?», на который он не видел ответа. Отправив второй окурок составить компанию первому, он аккуратно поднял Люську и пошел в дом. Спустя пару минут, лежа в непрогревшейся постели, по его щекам потекли беззвучные слезы. «Жизнь-дерьмо и точка», – с этой мыслью он провалился в сон.

Утро было, на удивление, солнечным. Кирыч проснулся и, не вылезая из постели, стал одеваться. Люська похрапывала под одеялом. Шлепая тапками по полу, Кирыч затопил прогоревшую печь и пошел смотреть, чем можно было покормить эту рыжую.

В холодильнике на полке, среди прочей еды, контейнер, на который была прилеплена записка «для Люськи». Достав его и переложив часть в небольшую посудину, Кирыч разогрел собачью еду в микроволновке. Вернулся в комнату и поставил на пол.

– Люська, иди завтракай, а потом гулять.

Под одеялом завозился щенок, и сперва показался черный нос, принюхивавшийся к запаху горячей еды.

Пока щенок жадно поглощал кашу, Кирыч стал рыться в шкафах и ящиках. В голове его за ночь весь этот пазл собрался в одну картинку, и теперь Кирыч просто решил следовать своему плану.

Положив небольшой сверток в карман куртки, прицепил поводок к ошейнику Люськи и вышел на улицу. Немного постояв, Кирыч кивнул своим мыслям и пошел в сторону лесной поляны с двумя соснами.

На поляне оказалось, что одну сосну кто-то спилил, оставив пенёк. «Прям по заказу», – подумал он и, отцепив щенка, приступил к задуманному.

Спустя несколько минут, он закурил, глядя, как Люська носится по поляне, радуясь свободе.

Окурок улетел в еще мокрую траву. Кирыч залез на пень, просунул голову в петлю и решительно шагнул вперёд.

Дикая боль пронзила его горло, жестко передавленное найденной утром бечевкой. Мозг вопил о том, что так нельзя, рот пытался захватить хотя бы глоток воздуха, а сознание погружалось все глубже в черную пропасть. Люська жалобно завыла…

Темнота…

Дневники Кирилла

Часть одиннадцатая

Вой Люськи раздавался на грани слышимости, словно сквозь вату. Горло горело адским огнем. Медленно перевернувшись на спину, Кирыч дрожащими руками ослабил петлю и жадно вдохнул. Воздух, пройдя напильником по горлу, заполнил легкие. Кирыч надсадно закашлял и открыл глаза. Люська, жалобно скуля, жалась к его боку и дрожала всем телом. Размытая картинка медленно фокусировалась, набирая четкость и краски. Серое противное небо, ветка сосны и, раскачивающийся на ветру, обрывок бечевки.

Кирыч пролежал так около получаса, приходя в себя и собирая мысли в единое целое. На лицо капал с неба мелкий дождь, смывая весь этот кошмар.

Ветер шептал в ухо, что всё будет хорошо, просто нужно встать и продолжать идти. Рывком, словно стряхивая с себя весь этот накопившийся в нем бред, Кирыч встал. Зацепил Люську на поводок, посмотрел на болтающуюся бечевку и, резко развернувшись, пошел к дому.

Люська жадно трескала свою кашу, когда за окном, шурша гравием, подъехала машина. Хлопнули двери, и, спустя несколько мгновений, в комнату фурией влетела Катейка. Как только в поле ее зрения попал Кирыч она разродилась такой тирадой, что можно было смело заказывать себе новые уши. В ее голосе была и обида, что ее лучший друг не пришел ее встречать с больницы, и злость, за то, что выключил телефон и уехал, не сказав ни слова. А потом Катейка увидела красный след на шее, и в ход пошли кулаки. Она молотила ими Кирыча в грудь, кричала, что он больной на голову, эгоист. Когда слова и ругательства иссякли, Катейка стала всхлипывать и, уткнувшись в плечо Кирыча, заревела, повторяя, как заклинание «Дурак».

Женька стоял на пороге с какими-то пакетами в руках. В его глазах читалось недоумение, удивление, злость и обида.

– Кирыч, если я еще раз увижу, что она плачет из-за тебя, то я тебя лично прибью. Понял?

– Понял. Жень, больше ни разу. Прости.

– Дурак ты, одним словом – дурак. Холодильник где тут у тебя.

– На веранде.