Смерть Отморозка. Книга Вторая

– Ванюша, – позвал он, стараясь, чтобы его голос звучал весело. – Это я. Bonsoir.

Из-за двери не раздалось ни звука.

Лиз за его спиной прерывисто вздохнула.

– Ванюша, привет! – повторил Норов чуть громче. – Ты не мог бы мне открыть? Я на минутку, по делу. Надо кое-что обсудить, это важно.

– Уходи, Поль, – послышался глухой голос Жана-Франсуа.

– Невежливо так разговаривать с гостем, – упрекнул Норов. – Не по-французски. Мне необходима твоя помощь, а ты меня гонишь!

– Тебя вызвала Лиз?

– Какое значение имеет, кто меня вызвал, раз я уже здесь? Мне нужно с тобой поговорить.

– Мне не нужно. Извини, Поль, я просто не могу сейчас никого видеть.

После вчерашнего задушевного разговора его тон был неожиданно враждебным.

– Ванюша, боюсь, если ты не откроешь дверь, мне придется ее взломать.

Из спальни раздался сдавленный смешок Жана-Франсуа.

– Не можешь без насилия, Поль, не так ли? Русская черта. Терпеть ее не могу! Если ты начнешь ломать дверь, я разнесу себе голову. Мое ружье заряжено.

– Ты умеешь с ним обращаться?

– Наверное, хуже тебя, но выстрелить сумею.

Лиз судорожно схватила Норова за рукав.

– Не надо, месье Поль! – зашептала она. – Умоляю вас!…

Ее мертвенная бледность была заметна даже в плохо освещенном коридоре.

– Ванюша, я вовсе не против самоубийства, в конце концов, почему бы и нет? Но нельзя ли обойтись без всей этой театральщины?

Жан-Франсуа вновь издал смешок.

– Ты, кажется, забыл, что я – артист, Поль.

– А как же Мелисса?

– Мелиссу мне все равно не отдадут. У отца Кло – деньги, связи, а у меня – ничего! Он без труда докажет в суде, что они смогут лучше заботиться о ней, и это будет чистой правдой. Да я и не хочу никаких судов, я не такой агрессивный как ты, Поль.

– Совсем скоро Мелисса подрастет и сама сможет выбирать, с кем жить.

– И она выберет не меня! Современные дети прагматичны. Кто захочет терпеть бедность, когда рядом есть богатство? Зачем ей отец-библиотекарь в крошечном Кастельно? Она бросит меня, Поль, как бросила Клотильда. Я не хочу переживать это еще раз. Я уже ничего не хочу!

– Но ведь тебе никто не мешает с ней общаться. Родители Кло будут только рады…

– Они не будут рады. Но главное в другом. Я не желаю увидеть в ее глазах то, что я видел в глазах Кло. Кло смотрела на меня как на несостоявшегося музыканта, на слабого человека, неудачника. Это больно, Поль, ужасно больно. Самое плохое заключается в том, что это – правда. Я именно такой и есть – несостоявшийся музыкант, неудачник. Не гений, как я думал о себе в молодости, отнюдь не гений… Я устал от своей никчемности и ненужности. Я не хочу никого обременять собой.

– Ты нужен мне! – не удержавшись, крикнула Лиз.

– О, нет. Тебе нужен не я. Что ты знаешь обо мне?

– Я все знаю! Все!

– Нет, Лиз. Ты только думаешь, что знаешь.

– Я знаю все твои тайны! Ты можешь мне доверять.

– Я не о тайнах Лиз, я о душе. Ты не знаешь мою душу.

– Я люблю тебя, шери! Я знаю, что ты любил Клотильду, но я все равно люблю тебя!

– Нет, Лиз, ты любишь не меня, а свою любовь ко мне!

– Ванюша, откуда у тебя ружье? – прервал Норов их диалог, странный для русского уха.

– Позаимствовал у Эрика, когда его не было.

– А патроны? Какой калибр ты взял?

– Самый большой. Уходи, Поль!

– Понимаешь, если ты взял патроны с мелкой дробью, то ты не убьешь себя, только изуродуешь. Например, тебе выбьет глаз, оторвет ухо и половину носа. Получится очень некрасиво. Тебе стыдно будет показываться людям.

– Убирайся! Я взял нужную дробь! Если ты сейчас же не уйдешь, я выстрелю!

– Лучше уйти, месье Поль! Я прошу вас! – в ужасе зашептала Лиз.

– А если я уйду, ты не выстрелишь?

– Да убирайся же! – крикнул Жан-Франсуа.

– А может, опрокинем по рюмке на прощанье?

– К черту тебя! К черту!

– Пойдемте, месье Поль! – молила Лиз и тащила Норова за рукав.

– Хорошо, Ванюша, я ухожу, – сдался Норов. – Но знай: твою невежливость я считаю недопустимой и пожалуюсь на нее твоей маме.

Лиз тащила его прочь изо всех сил.

***