Смерть Отморозка. Книга Вторая

Целое утро и первую половину дня Норов провел в переговорах с разными влиятельными людьми, но помогать в истории с Денисом не брался никто. Все знали, что приказ отдал непосредственно губернатор, только он один и мог дать отбой, так что договариваться следовало напрямую с ним. Ленька со своей стороны что-то пытался предпринять в Москве, и тоже безуспешно; Мордашов был силен, переломить его не получалось.

В штаб Норов вернулся часам к трем, у входа уже дежурили журналисты. Они набросились на него с расспросами, но он молча прошел внутрь в окружении охраны. Осинкина он нашел в своем кабинете, измученного, небритого, с воспаленными больными глазами. Он курил сигарету за сигаретой. Норов распахнул окно, чтобы не задохнуться от табачного дыма.

– Я только что виделся с помощником губернатора, – сообщил Осинкин. – Он сам мне позвонил, встретились на нейтральной территории. Разговор был, само собой, конфиденциальный, но доходчивый. Короче: или я снимаюсь, или Денис отправляется в тюрьму.

– Они берут тебя на понт. Посадить Дениса они не смогут, мы им не дадим.

Осинкин загасил сигарету и закурил новую.

– Мы не сумеем им помешать…

– Еще как сумеем! Мы еще только начали работать, прошло всего несколько часов. Они поймали нас врасплох, но мы наверстаем!

– У нас неравные силы.

– Сегодня, да. Но это – лишь первый раунд. Завтра мы сравняем шансы.

Осинкин помолчал, отвернувшись к окну, выходившему на грязную октябрьскую улицу. Из окна веяло холодом.

– Я снимаюсь, – глухо проговорил он. – Для меня это – как ножовкой самого себя пополам перепилить, но другого выхода у меня нет. Ольга мне не простит, если из-за меня Дениса посадят. Да я и сам себе этого не прощу…

Он вскинул больные по-собачьи влажные темные глаза на Норова, но тут же вновь их отвел. Норов молчал.

– Извини меня, Паша… если, конечно, сможешь… Я очень виноват перед тобой.. Я думал, что смогу… очень хотел, верил, но… не смог!… Если бы речь шла только обо мне… но у них такие методы… Деньги, которые ты вложил, я тебе, конечно, верну. Во всяком случае, постараюсь… Продам квартиру, машину… Единственное, о чем я прошу: дай мне время их собрать… И еще. Я очень тебе благодарен за то, что ты поверил в меня… убедил других…

Он прервался, из его груди вырвался короткий клекот, похожий на сдавленное рыдание.

– Ты поверил, а я тебя предал! – заключил он с горечью.

Он опустил голову и прикрыл ладонью глаза, пряча слезы. Норов хранил молчание. Так прошло не меньше двух минут, может быть, больше. Наконец, Осинкин поднял изможденное серое лицо.

– Я пойду, – устало проговорил Осинкин. – Меня Ольга ждет. Она внизу, в машине.

Он встал и понуро побрел к двери.

– Постой! – окликнул его Норов. – Забудь о бабках, во всяком случае, о моих. Хрен с ними! Кроме меня, правда, существует еще Ленька, который запалил на тебя пятерку, но спрашивать он будет все равно с меня, ведь это я его втравил. Но все это потом, потом! Сейчас мы собираем пресс-конференцию! Немедленно!

Осинкин уныло смотрел себе под ноги, но тут вскинул воспаленные глаза.

– Зачем пресс-конференцию?

– Ты публично заявишь о своем решении сняться выборов.

– Для чего, Паша?! Я просто напишу заявление в избирком…

– Нет! – рявкнул Норов так, что Осинкин вздрогнул. – Ты не напишешь просто заявление! Ты ничего не сделаешь «просто»! Решил соскочить ради семьи? Молодец, правильно! Семья она – родная. Своя рубашка к телу ближе, так ведь, Олежка? А кто тебе я? Прохожий. Шел мимо, вдруг какая-то возня, ты крикнул «помоги!», и я влез за тебя в драку. Ты махнул пару раз кулаками, получил по бороде и скис. Сразу о семье вспомнил, о жене, о сыне. И – дернул! А я остался один! Разбираться с Мордой, с Пивоваровым, с налоговой, с Ленькой! Ленька, между прочим, в тебя столько вбухал, сколько ты за всю свою трусливую жалкую жизнь не заработаешь, вместе со всей своей семьей! «Квартира», «машина», – не смеши меня! Того, что ты за них выручишь, тебе на сигареты не хватит! А ты с ребятами попрощался, которые на тебя эти месяцы вкалывали? Нет? Не до них? А им ведь Морда с Пивоваровым припомнят, когда ты отвалишь! Ты нам всем приговоры подписал! К жене побежал? Песни всей семьей петь будете? «Возьмемся за руки, друзья»?!

– Паша… – попытался что-то сказать Осинкин.

Но Норова уже было не остановить.

– Давай, сука! Беги, предавай! – бушевал он. – Но молчком отвалить не получится! Я тебе не позволю! Ты сделаешь это публично! При всех, понял?! Ты отречешься от нас публично, глядя нам в глаза!

– Паша…

– В глаза, сука! В глаза!

И он вылетел из кабинета, хлопнув дверью. В коридоре его ждала охрана.

– Никого не впускать и не выпускать!

Ноздри его раздувались, глаза были бешеными.

***

Лиз была в отчаянии.

– Что делать, месье Поль? – повторяла она, ломая руки. – Что делать?!

Спустившись с лестницы, они шепотом совещались внизу.

– У него нет оружия! – убежденно проговорил Норов.

– Откуда вы знаете? Он же сказал…

– А я сказал: «нет»! – прервал Норов. – Позвоните отцу и проверьте!

– Папа плохо слышит и редко берет трубку! Пока я буду дозваниваться, он убьет себя!

– Не убьет. Мы взломаем дверь.

– А если он выстрелит?

– Он не выстрелит. Ему не из чего стрелять. Но если мы будем тянуть время, он действительно может сделать что-нибудь нехорошее. Он загнал себя в угол. Пообещал покончить с собой, теперь ему некуда отступать. Он гордый человек, не сможет признать, что разыграл фарс. Нюшка, беги вниз, садись в машину, посигналь и трогайся. Сигналь сильнее.

– Зачем?

– Надо отвлечь его внимание. Из спальни ведь не видно машины? Пусть он думает, что я уехал. Как проедешь метров сто, сразу останавливайся и сдавай назад, только живо! Может быть, понадобится твоя помощь. А вы, Лиз, – со мной. Быстрее!

– Но, месье Поль!…

– Хватит болтать! – оборвал он. – Делайте, как я говорю!

Его властный тон заставил Лиз замолчать. Анна выскочила из дома, а Норов и Лиз, крадучись, чтобы не шуметь, вернулись по лестнице к двери спальни. Лиз ледяными пальцами вцепилась в руку Норова и не выпускала ее. Послышался резкий гудок автомобиля с улицы. Анна сигналила так яростно, будто в России застряла в пробке на светофоре.

– Пошли! – шепнул Норов и, не дожидаясь Лиз, бросился на дверь плечом.

Дверь не поддалась. Он отступил и ударил еще. Лиз, бледная, отчаянная, готовая на все ради спасения мужа, присоединилась к нему, самоотверженно колотясь в дверь всем своим крепким телом. Наконец с четвертого или пятого раза планка с другой стороны затрещала, сломалась, и дверь распахнулась.