Сокрушители большого жука. Былина первая

Горыня тяжело поднялся на ноги, уставился на стратима, который на всякий случай приготовился улететь.

– Стратимушка! – взмолился витязь. – Плесни медку?

– Гони монету, – невозмутимо каркнула птица.

– А ты… а ты запиши на бересту, а?

– А нету бересты. Кончилась. Вся долгами твоими исписана. А мне ещё вашей Яге платить. Безмозглая сука плату с весны повысила!

– Ладно. Забирай сапоги. Модные, заморские, чистая замша, с варяга снял.

– Ты про эти? – Стратим вытащил из-за стойки пару видавших виды сапог. Горыня приуныл: это были его сапоги.

– Чёртова богатырская сила! – запричитал Кощей, тщетно пытаясь избавиться от дверного плена.

– Кощеюшка! – воззвал Горыня. – Не дашь ли взаймы пару монет?

Стратим выразительно посмотрел на обломки дубового стола.

– Это я? – спросил Горыня.

Стратим кивнул.

– Костюш, монет пять, – уточнил витязь. Корчмарь презрительно сузил глаза. – А то и восемь. Будь другом?

– Другом? – переспросил Кощей, источая яд. – Пудовым мечом в спину по рукоять – это, по-твоему, выражение искренней дружбы, да?

– Я не виноват. Это мышечная память.

– Нету у меня монет! – Бессмертный упёрся двумя ногами в косяк, оттолкнулся и с мечом в себе шлёпнулся на пол. – Пойдём, есть работа! И достань из меня эту гадость!

Горыня вытащил из Кощея меч, вытер оружие о занавеску (стратим матерно чирикнул) и хмуро попёрся на выход.

– Эй! – заверещал им вдогонку стратим. – За бой мебели кто платить будет?

– Подавись, крохобор! – Кощей бросил корчмарю мешочек с мелочью.

– А-а-а… Так у тебя были деньги, мерзкий жмот! – рассердился Горыня и тут же картинно заныл. – Мне бы один малюсенький золотарик, брат, я кружечку в исключительно целебных целях…

– На выход, пьянь! – гневно перебил его Кощей и указал на дверь.

День встретил друзей по-разному: Кощея – приятным ветерком, развевающим его длинные волосы, похмельного Горыню – грохотом берёзовых листьев и лязгом пролетающей мухи.

– Раз жидкого лечения не предвидится, я бы поел, – пробурчал страдалец.

– У тебя капуста в бороде, ей и позавтракай, – огрызнулся Кощей.

– Ты не с той ноги встал, что ли?

– Я встал, чтобы к одиннадцати быть с тобой у Тугарина! А сейчас… – Кощей прищурился, оценивая направление тени от копья, торчащего из убитого в драке упыря. – Сейчас уже половина первого!

– А что мы у Туги забыли-то?

– Сегодня пятый день просрочки его дани Яге. Он должен пуд золота да ещё пять горстей пени – значит, нам по десять монет. Гульнём! Тем более денёк какой! Прямо благодать! – Кощей грациозно перепрыгнул через пепел не успевшего домой до рассвета пьяного вурдалака. – Пойдём быстрее, срежем через Псарню.

– Не люблю я этот райончик, – ответил Горыня, сравнивая свою ступню с сапогом мертвеца. Нет, маловат сапог. Люди нестандартного размера издревле страдали из-за нехватки хорошего предложения на рынке мародёрства.

– А я не люблю, когда Яга в плохом настроении.

– Этот её змеиный взгляд… – поёжился Горыня.

– Который заползает в тебя через глаза, сжирает внутренности и выползает из задницы! – живо подхватил Кощей.

– «Я весьма озабочена вашим отношением к делу», – сымитировал витязь нотки сильной независимой женщины. – «Я просила достать мне чёрную летучую мышь. А это что такое?»

– «Это обычная серая, которую вы, идиоты, выкрасили медвежьей ягодой! Вы испортили моё дивное настроение, и я вынуждена ответить вам тем же!» – вторил ему Кощей.

– Это была твоя придурошная идея.

– Отличная идея. Кто ж знал, что лупанёт дождь в самый неподходящий момент и смоет краску!

Друзья свернули с главной улицы, прошли несколько кривых переулков и очутились на площади с Волчьим Календарём – огромным камнем с высеченными на нём датами полнолуний. Начинался район волколаков с длинными нестройными рядами разноцветных будок. В народе его называли Псарней, но не при местных – волколаки на это страшно обижались.

В человечьем обличье они были довольно безобидны и промышляли всякими нелетальными делишками: попрошайничали да громко материли проезжающие мимо телеги. Остальные виды лихоборцев относились к ним с терпимостью, а некоторые даже чесали волколачат за ухом и подкармливали их останками убитых врагов. Но полнолуние – другое дело. Ещё в обед, загодя, жители запирались на все замки, подпирали двери брёвнами и обмазывались дёгтем, чтоб спрятать запах и выглядеть невкусными. Ближе к вечеру волколаки снимали одежды и сбивались в стаю перед Календарём. Когда на небо выкатывался полный блин луны, волколаки обращались в здоровенных собакоподобных тварей и всю ночь носились как угорелые по всем Лихоборам, люто желая порвать на куски первого встречного.

Попутно беготне волколаки спаривались где попало, грызли сараи и обгаживали все углы в округе. А наутро возвращались в человеческий облик и ничего не помнили. Что, согласитесь, было весьма удобной позицией.

Лихоборская молодёжь, не зная, как ещё использовать свою неуёмную энергию, организовала даже что-то типа фестиваля. Наплевав на инстинкт самосохранения, молодые нелюди выбегали перед разъярённой волколачьей стаей и удирали от неё по подворотням, пока не уставали и не забирались на что-нибудь высокое. Победителей любили девчонки, а проигравшими ужинала стая – все получали профит.

…Сейчас же волколаки спали, вывалив наружу косматые головы и волосатые руки.

– Хорошо, что они дрыхнут, – шепнул Кощей.

Горыня кивнул, отчего его мозжечок запаниковал, и витязя немного повело в сторону. Меч предательски бряцнул. Бородатая волколачка в розовой будке открыла жёлтый глаз, повела носом и сонно уставилась на пришельцев.

– А вы чой-та тута? – вопросила хозяйка бороды, сладко зевнув.

– Уважаемая, мы просто проходим мимо, без всякого злого… – начал было Кощей оправдательную речь, но его перебили.

– Чой-та там? – решили узнать из другой будки.

– Где? Где? – уточнили из третьей.

– Вроде убили кого-то! – предположили из четвёртой.

– Какой кошмар!

– Пожар? Мы горим! Дети, хватайте мячик и сваливаем отседова!