Сокрушители большого жука. Былина первая

– Нет! Нет! Осторожней с товаром! Какие же вы все придурки! – запричитал хан.

Тугаринцы перегруппировались и выстроились в клин.

Горыня снова прилёг. После встречи с тараном его голову не вылечило бы и озеро чёрного мёда. Ковёр под ним стал мокр от вытекшего из склянок раствора. Горыня принюхался.

Хм.

Окунул палец в разбитую бутыль с какой-то ящерицей и попробовал жидкость на вкус.

Хм!

Раствор имел интересную текстуру, весьма актуальную для его состояния. Витязь залпом осушил бутыль. Вздрогнул, крякнул, проморгался.

Хм!!!

Тугаринский клин был обречён.

…Пока оживший Горыня гонял остатки печенегов вокруг потускневшего Тугарина, Кощей занялся сборкой самого себя.

– Так! Туловище! – скомандовала его голова. – Иди на мой голос!

Кощеево тело вздрогнуло и неверными шагами потащилось куда-то в сторону.

– Я здесь! Холодно! Теп-ле-е… Нет, опять холодно! Какая же ты бестолочь… Влево по себе! Влево по себе! Тепло, тепло! Жаришка!

Туловище уже протянуло руки, когда их нечаянно снёс топором по локоть кто-то из спасающихся бегством тугаринцев.

– Сегодня не мой день, – философски заметила голова Кощея. – Эй! Руки! Слушайте задачу! Найдите туловище и меня!

Руки действовали более слаженно: одновременно подбежали на пальцах к голове и крепко схватили её с двух сторон. Голова вздохнула:

– Замечательно. Только один вопрос: а как вы теперь поползёте к туловищу? Мы же это уже тысячу раз проходили! Сначала присоединяетесь к туловищу! А потом! Присобачиваете к нему меня!

Руки показали большие пальцы вверх и рванули выполнять задание по инструкции.

К этому времени Горыня закончил с печенегами, и теперь они, словно выброшенные на берег карасики, вяло трепыхались на ворсистых коврах. Витязь медленно (и неотвратимо!) надвигался на сдувшегося Тугарина.

– Горыня-хан! – жалобно лепетал он. – Я же… Я не подумав ляпнул. У тебя разве не бывало такого, что ли? Сначала сказал, а потом ой как жалеешь, ой как жале…

Тычок в брюхо приостановил поток ханских оправданий. От удара пузо задрожало, рисованные змеи забились в эпилептическом припадке.

– У меня де-е-е-ти-и-и… – манипулятивно взрыднул хан.

– Кто я? – спросил витязь.

– Богатырь, – истово кивая, ответил Тугарин. – Матёрый такой богатырище!

– Верно, – согласился Горыня. – Кощей, ты собрался?

– Вполне! – Бессмертный был снова цел и невредим.

– Тогда нам, наверное, пора. Туга, отсыплешь нам с товарищем пуд золотишка и пять горстей сверху?

– Всё сделаю в лучшем виде, мой богатырь!

– И сгоняй за моим мечом. Он, по опыту, на полверсты где-то улетел.

– А это не слишком уже? – прошептал Кощей.

– Я не перегнул палку, Туга?

– Не-е-е-ет, что ты!

– Вот и ладненько. Я пока тут подожду, у бутылочек.

Горыня влил в себя банку с мочёными тарантулами. А затем пристально взглянул на хана.

– Слушай, Туга. А вот эти симпатишные сапоги на тебе – они у тебя какого размера?

***

Изба Яги была видна с любого места Лихобор. Во-первых, сама по себе высокая, ладная, срубленная из чинных сосен, она стояла на крепких каменных сваях, чтобы разливающаяся по весне Полноводь не заглянула часом в покои. Во-вторых, это было единственное опрятное здание в поганой столице. Оно вообще выбивалось из общей концепции города: не угрожало кровавой расправой, а скорее манило к себе – белоснежным цветом стен, деревянными петушками на золотисто-соломенной крыше, красной трубой, попыхивающей кружевами печного дыма, глиняными зверятами, застывшими средь кошеной травы. Издали изба напоминала большой красивый торт на праздничном столе, который хотелось умять весь без остатка, не поделившись с тупой младшей сестрой.

Все детали экстерьера Яга придумала сама, словно пытаясь набить большими яркими игрушками чёрную пустошь своего детства. Может быть, поэтому, приняв работу зодчих, суровая глава Лихобор впервые проявила не свойственное ей милосердие и оставила их в живых. Но глаза им, конечно, выколола, понятное дело. Они профукали все сроки и пытались свалить вину на недобросовестных поставщиков.

Интерьер выглядел намного практичней. Большую часть избы занимала кухня с могучей печью, поражающая всякого лихоборца своей чистотой и аккуратностью. Здесь ничего не было вперемешку: ухват к ухвату, половник к половнику, кочерга к кочерге. А смотрясь в начищенную медь котелков, можно было щипать брови и искать ресницу в покрасневшем глазу. В воздухе плавал аромат развешанных сушёных пучков нечуй-ветра, плакун-травы, чертополоха и других чародейских растений. В центре, у массивного берёзового стола, обычно хлопотала сама Яга – ладная, сероглазая, пышная где надо баба-молодуха.

Готовила Великая Кухарка сноровисто, с соблюдением всех древне-санитарных норм. Поверх сарафана надевала она фартук тонкой кожи, а копну густых тёмно-русых волос сдавала в полон обручу, сплетённому из ивовых ветвей.

Любила Яга своё дело. Наготавливала не только для себя, но ещё и сирых да убогих ежедневно подкармливала. И каждый раз чем-то новеньким.

Сегодня это был суп.

– М-м-м-м… – блаженно потянул носом Кощей. – Куриный, видать?

У стен появились глаза и уши. Это штатные домовые Яги приготовились смотреть, слушать и записывать все разговоры, как требовала Хозяйка.

Ловко нарезая редьку, Хозяйка коротко взглянула на вошедших:

– Что это вы притащили?

Горыня бухнул с плеча пудовый мешок, вывалил из карманов пять горстей пени.

– Известно что. Дань тугаринская.

– Нет-нет-нет. Она стоит вон там. – Яга ткнула ножом в железную дверь хранилища дани. – А то, что притащили вы, два дегенерата, называется совершенно иначе. Это беспредел. Вы превратили его племянников в кровавый драник и разбили товара на три пуда.

«Уже настучали…» – понял Кощей.