Сокрушители большого жука. Былина первая

– О, мы-ы-ы-ы не то чтобы… – наперебой заговорили напарники, давясь хохотом. – Просто… Вот это вот… «Доб-ры мо-лод-цы»… Ах-х-ха-ха-ха-ха! Да. Прости. Извини. Всё-всё. Твой славгородский говор не совсем привычен в этих местах. Как тебя звать, дитя?

– Искра. Как я оказалась в сей пещере?

– Чего это в «пещере»? – возмутился Горыня и смахнул со стола поросший мхом огрызок прошлогоднего яблока. – Нормальный дом. Здесь просто…

– …творческий беспорядок, – помог другу Кощей.

Снизу послышались шорох и утробное чавканье: нечто злобное и пушистое тащило огрызок в сторону половой щели, перекусывая на ходу.

– У нас в Лихоборах есть дома и похуже, – продолжал Бессмертный адвокатскую речь. – Например, у шишиги занавески из болотной тины.

– Вот-вот. А спит она на мешке дохлых крыс.

– Запашок тот ещё, скажи?

– Вырви ноздри! Стоп, а где малявка?

Живо обсуждая чужую жизнь, друзья не заметили, как Искра заползла под стол и тихо заплакала.

– Эй! – заметил её Горыня. – Ты… ты чего там расхныкалась?

– В Лихоборах… я… В по… поганом граде… Сгину я ту-ут… – пропищала Искра сквозь всхлипывания. – А вы… вы… вы не добры молодцы! Видать, лиходеи вы! Злыдни!

– Так. Малявка. – Горыня легко выудил Искру из-под стола. – А ну-ка, давай вылезай. Городок у нас и правда не столица добра и милосердия. Но мы с Кощеем…

– А! Кощей! – вскрикнула Искра и юркнула обратно в своё укрытие.

– А я не понял, в чём проблема-то с моим именем? – обиделся Бессмертный.

– Ты – исчадие зла и тёмный князь! – простонали под столом. – Очи твои словно угли! А зубы что волчьи клыки! Палаты и трон твой из человечьих черепов и костей, а плоть людскую ты жаришь на вертеле!

– Че-го-о-о-о?! – Кощей не поверил своим бледным ушам. – Этой былине тыща лет, и она про другого Кощея, он мне даже не родственник! К тому же его в конце грохнул Ратибор – первый витязь! Ты былину-то осилила или только аннотацию прочла, как все нормальные школьники? Углём я немного подвожу глаза, это правда, он подчёркивает их выразительность! А мясо вообще не ем, ну, может, только рыбу или варёную курочку без кожи! Мой рацион – творожок и ягоды, чего и вам всем советую. Глядишь, и вы бессмертными станете! Ну вот чего ты ржёшь-то, я не понимаю?

– Ты – исчадие, ха-ха! – лыбился Горыня.

– Ну всё, это надолго…

Витязь снова вытащил упирающуюся Искру и водрузил её на стол.

– Так, если ты славгородка, то меня-то точно должна узнать. – Горыня встал в героическую позу, повернулся в профиль и изобразил мудрый взгляд. – М-м?

– Нет, тебя я не ведаю, – уверенно ответила девочка.

– А, погоди, у меня другая рабочая сторона.

Богатырь повернулся левым боком и застыл. Скосил вопрошающий глаз на Искру. Та в ответ отрицательно замотала головой.

– Ладно, может, дело в одежде, или у тебя зрение ни к чёрту. В любом случае я… – Горыня повысил голос, чтобы добавить в него пафосного эха, – богатырь земли Славгородской!

– Ты не богатырь, – перебил его ребёнок.

Горыня очень медленно моргнул и подался в сторону Искры.

– Так-так-та-а-а-а-ак. – Кощей будто протёк сквозь друга и вырос между ним и девочкой. – Я уверен, что это какое-то досадное недоразумение.

– Наверное, – ломая зубы друг о дружку, проскрежетал Горыня.

– Послушай, Искра. Всем доподлинно известно, что в Яви, нашем мире, ныне живут и здравствуют ровно четыре богатыря.

– Нет, их три, – возразила Искра и принялась загибать маленькие пальчики: – Белояр, Могута, Огнеслав. Три.

– Да как три-то?! – сорвался Горыня. – Как три, когда четыре?! Я – Горыня! Четвёртый богатырь! Да про меня в каждой былине больше абзацев, чем у этих трёх оленей, вместе взятых!

– Про Горыню нет ни в одной из былин, что я читала, – как бы извиняясь, ответила Искра.

Горыня ударил кулаком в стену. Снаружи послышался шум – из стены выпало тело домового.

– Пожалуйста, успокойся, подыши. По-ды-ши! – взмолился Кощей.

Витязь шумно вдохнул и взял себя в невидимые руки, которые были размером с приличную гору.

– Допустим, – произнёс Горыня, икнув от бьющей изнутри ярости, – только допустим, что ты решила стать счетоводом с маленькой, но стабильной зарплатой, которой хватает на репу и гордость за Отечество. Поэтому ты прогуливаешь всю литературу. Хорошо, я понимаю. НО!

– Друг!

– Но. В самом центре Славгорода! На Указной площади! На стене Дружинных палат! Есть здоровенный, пять на пять саженей, рисунок! На котором четыре богатыря! Че-ты-ре! И первый слева…

– Могута. А богатырей три.

– А…

– А слева от Могуты нарисовано дерево.

– Да ты издеваешься, – констатировал Горыня, схватил Кощея за шкирку и оттащил в сторону. – Ей здесь не место. Давай отведём её в лес и убежим.

– Послушай, она…

– Может вернуться? Тогда хорошенько её привяжем, у меня где-то была толстенная бечёвка, эта маленькая тупица вряд ли её раскусит своими мелкими…

– Дело не в этом, друг. – Кощей обо всём уже догадался. – Девочка не виновата.

– Думаешь, блаженная?

– Нет. Я думаю, тебя убрали из былин. И вообще выкинули из истории.

– Не смеши меня. Как это возможно?

– Довольно просто. Представь, что ты корчмарь, которому заказали выпить. И в кружку падает муха. Корчмарь достаёт муху и подаёт тебе выпивку уже без неё. Он знает, что муха была, но ты – уже нет. После из кружки пью я, потом кто-то ещё, и никто из нас о мухе тоже не знает. Корчмарь умирает, и вот уже все в этом мире понятия не имеют, что в кружке когда-то плавало насекомое. Муха – это ты. Понятно?