Сокрушители большого жука. Былина первая

Все прислонились кто к чему, посмотрели друг на друга.

– Шикарная традиция, – съёрничал богатырь. – Которая, конечно, на века. Всё, хватит заниматься идиотизмом, выходим! Кто последний – закройте дверь.

– Нет у тебя дверей, – огрызнулся Кощей, захватив котелок.

***

Горынина изба располагалась на Золотарёвке – в некогда самом богатом районе Лихобор. В своё время тут жили вожак волколаков, цари-упыри, вурдалачья княжна с супругом и другая привилегированная нежить. Ходили слухи, что даже Яга имела здесь кое-какую недвижимость. В то время, как их подчинённые мутузили друг друга в районах победнее, жители Золотарёвки лечили клыки у одной знахарки, женились друг на друге и устраивали совместные пикники. Но спокойная жизнь золотарёвских закончилась с появлением там Горыни. Будучи долгое время лучшим воином медвежьих боёв, витязь сколотил бешеное состояние и сдуру приобрёл себе избу в престижном районе (ещё он открыл несколько кабаков, где под видом дорогущей тухлятины кормили омерзительной свежей осетриной, отчего вскоре и прогорел). Богатырь имел ритм жизни, несовместимый с приличной нечистью. Его возненавидели с новоселья, при этом ошибочно полагая, что оно закончится на вторые-третьи сутки. Но новоселье никак не заканчивалось. Всё потому, что Горыня каждый день проживал как последний. И никакие шишки в ушах, уговоры, мольбы и угрозы на него совершенно не действовали. В конце концов громкая игра на гуслях, пьяный ор и метание тяжёлых предметов вынудили добропорядочных тварей выкинуть белый флаг: погрузив свой затейливый скарб на телеги и рабов, элита убралась во Свояси – новый, специально возведённый для неё район на противоположном конце города. Дворцы в Золотарёвке подешевели, но никто и даром не хотел в них въезжать. Даже Кощей, который прощал другу почти все его выходки, предпочитал снимать комнату в общежитии сборщиков дани, потому что ежедневные стычки чертей с упырями по смертоносности не шли ни в какое сравнение с богатырским досугом.

Именно поэтому наша троица прошла незамеченной всю Золотарёвку – увидеть их было просто некому. Но вот за развалинами усадьбы Поганого Идолища показались тяжёлые еловые пики – начинался Дремучий лес. При виде огромных деревьев повышенной суровости Искра немного испугалась.

– Какой страшный этот бор… – прошептала она.

– Ничего в нём ужасного нету, – отмахнулся Горыня. – Лес как лес. Просто держись рядом и не ешь всё подряд. Некоторые грибы и ягоды не совсем съедобны.

– Они ядовитые?

– М-м-м, скажем так: для них съедобна ты.

– Мамочки!!!

– Браво, – прошипел Кощей.

– Что? Я же завуалировал!

– Так завуалировал, что теперь она обнимает мою ногу и рыдает!

– Сейчас я всё исправлю, не боись.

Горыня стал на колено, развернул девочку к себе, затрепал её побледневшую щёку:

– Но ты не волнуйся. С тобой же я и тятя Кощей. Мы им всем бошки посносим и кишки повыпустим. А вдогонку ещё и словом припечатаем.

– Что сие означает?

– Например, обзовём их матерей жирными шлюхами.

– Боги, друг!!!

Искра последнюю фразу витязя не поняла, но интонации поверила и даже улыбнулась.

– Горынь, ты никогда не задумывался о преподавании? – спросил Кощей.

– Нет.

– Вот и правильно.

***

С первых же вёрст похода судьба принялась жёстко испытывать Горыню.

Очень быстро обнаружился главный недостаток шлёпанцев. Лесной гнус прознал про отсутствие сапог, и вскоре богатырские ступни превратились в гастрономический фестиваль. На Кощея посыпались обвинения в непродуманности модели.

– Надо намазать ноги черёмуховой мазью, сейчас я тебе её дам, – сердобольно отвечал Кощей и тут же наигранно спохватывался: – Хотя постой-ка… О-о-о-ой, прости, друг, она же осталась дома… Там, куда ты меня не отпустил! Приятного аппетита, кровососы!

Кощей изводил Горыню своим нытьём. Обо всём не взятом с собой в вояж он канючил непременно вслух. И в качестве усилителя давления бессмертный манипулятор использовал, разумеется, девочку.

– Кажется, подул ветер, – артистично поёживался Кощей, поднимая ворот кафтана.

– Чего ты скрючился, будто на тебя карачун чихнул? Он же тёплый.

– А-а-а-а, в этом и есть его коварство. Вроде ласковый, безвредный ветерок, а наутро привет, простуда. Она, правда, легко излечивается ландышевым мёдом. У меня дома всегда припрятана маленькая скриночка такого на этот случай. Но мы его тоже не взяли. А зачем? Пусть ребёнок кашляет и сопливит до самого Славгорода!

– Я хочу пить, – призналась Искра.

– Скоро будет ручей, – ответил Кощей и покосился на витязя. – Правда, у нас нет моего походного набора жестяных кружечек. Ну что ж, будем лакать из ручья как еноты…

Хуже Кощеева нытья были только его приступы экзальтации. Как любое существо, обладающее чувством прекрасного, Бессмертный обожал запоминать миги. И этими запоминаниями безумно тормозил путешествие.

– Боги! Посмотрите, как величаво свисает с еловой лапы эта шишка! – восхищённо вскрикивал он.

– Обычная шишка, тут на каждой ёлке такие гроздьями висят, – бурчал Горыня. – Идём!

Но Кощей уже был весь в творчестве. Он приседал, вставал на цыпочки, выворачивал голову до хруста в шее, чтобы запоминание мига вышло оригинальным, но при этом не заваливался горизонт. Выбрав наконец правильный ракурс, Кощей замирал на миг, впериваясь в шишку немигающим взглядом. И ладно бы, если бы объектом запоминания была только шишка, мох или улитка с капелькой вечерней росы на заднице.

– Горынь, Искрюш! Встаньте оба на этот пень! – командовал запоминатель-любитель.

– Ты нас на каждом пне запоминать будешь, что ли? – злился Горыня.

– Хватит капризничать! Посмотри, красота-то какая. Ручеёк, сосенки, опёнок! Пожалуйста, на пень! Искрочка, улыбнись в мои глаза. Горыня, тебя это тоже касается. Не оскал, а улыбку я попросил. Почему я вечно должен тебя уговаривать?

– Потому что я не соглашаюсь на всякую хренотень сразу, особенно трезвым.

– Так, не мигаем, чтобы не испортить миг… Искрюш, не вертись. Отлично! А теперь, друг, стань на моё место и запомни миг меня и Искорки.

– Это просто невозможно уже…

– А теперь запомни, как я будто кусаю шляпку опёнка. Запомнил?

– Да запомнил я, запомнил. Мы идём дальше или нет?

– Погоди. Расскажи, каким я запомнился.

– Худым и бледным душнилой с несуразно короткими ногами.

– Опять?! Ты, когда запоминаешь, не видишь, что ли, ничего?! Всё, к чёрту, забудь все миги на пне! Лучше б я Искру попросил. Или опёнок!

Главным же испытанием для Горыни была Искра. Богатырь знал, как вести себя с ордами печенегов, голодными вурдалаками, упырями, чертями, великанами и одинокими женщинами за тридцать. Но маленькая девочка была для него существом дивным, и какая для неё нужна модель поведения, он не имел ни малейшего понятия. А Кощеев вариант «яжедруга» Горыню в корне не устраивал. Сначала витязь был рад девчоночьей робости – Искра молчала и пугливо озиралась по сторонам. Чудо, а не ребёнок! Но, как назло, она быстро осмелела. И немедленно приступила к превращению его нервной системы в пыль.