Сокрушители большого жука. Былина первая

Одно из древнейших правил гостеприимства гласит: хвали всё, чем гордится хозяин. Особенно если это дети, ремонт и «вот такенные кабачки!» на даче. На всякий случай восхищайся вообще всем, что видишь. Это твоя плата за стол и, возможно, что-нибудь разбитое в будущем – кувшин, лицо или семью, ибо, как говорится, неисповедимы пути застолья.

С этим законом Горыня и Кощей были знакомы не понаслышке, поэтому побрели за Велей, на ходу вспоминая симптомы восторженности на лице. Только Искру интересовали угодья лешего взаправду. Дети вообще любопытные, как кошки.

– О, боги! Какой красивый хвощ! – вскричал Кощей.

– Да, так и прёт в этом году, – проурчал довольный Веля.

– Кощей! Кощей! Ты только посмотри сюда! – заорал Горыня.

– Что? Что это такое? Какая-то огромная ёлка?

– Это чертополох!!!

– Нет, я не верю, не верю! – Кощей схватился за голову. – Как такое вообще возможно?!

– Ну, э… – Леший потупил глаза, застеснявшись своего селекционного гения. – Витамины и всякая там подкормка хитрая… Я назвал его царь-чертополох. А теперь гляньте на репей.

Репей впечатлил. Он был идеально обычным. Горыня с Кощеем были настолько потрясены его видом, что их брови скрылись в волосах.

Не посвящённая в тонкости гостевого лицемерия, Искра откровенно заскучала, не очень понимая, чему тут восхищаться. Чуть отстав от взрослых, девочка заблудилась в паутине дорожек и, свернув не туда, вдруг услышала шёпот. Искра прислушалась: тихое невнятное бормотание исходило из зарослей волчьей ягоды («Горыня! Да она размером с твою печень!»). Искра раздвинула ветки кустарника. И перестала скучать.

За кустами протянулась ещё одна грядка. На ней росли головы воинов с зелёными бородами. На их макушках красовались маленькие салатовые шлемы.

– Жрать… Жрать… Жрать… Жрать… – монотонно блеяли головы.

От неожиданности Искра громко ойкнула. Головы прищурились, высматривая в зарослях незваную гостью.

– А-а-а-а, тут, ребятушки, у меня особая гряда! – возвестил подошедший Веля.

– Давай, срази нас наповал! – в один голос ответили Горыня с Кощеем, плохо скрывая и отыгрывая нетерпение. – Бьёмся об заклад, там нечто прекрасное… В рот мне клёст, Веля, что это за мерзость?!

Головы злобно посмотрели на пришедших, сложили губы трубочкой и часто задули в их сторону. Выглядело это завораживающе и нелепо одновременно.

– Это новый сорт, – немного обидевшись, ответил леший. – Придорожные витязи. Цветик где-то семена нарыла. Сейчас насыплю вам костной муки, проглоты мои ненаглядные!

Леший вытащил из кустов ведро с мукой. Почуяв лакомство, головы раскрыли беззубые рты и высунули языки.

– Хочешь помочь, деточка? – обратился Веля к Искре.

– Дюже-дюже хочу, тятя Велислав! – обрадовалась та.

– Тогда набирай в ладошку жменьку и сыпь им на язык. Только осторожно – они кусаются.

– Я сейчас наблюю в клумбу с колокольчиками, – анонсировал Горыня, наблюдая за кормлением голов.

– Слушай, Вель, а на кой тебе эти кумполы? – спросил Кощей.

– Вы не смотрите, что они такие мелкие. Это ещё побеги. Торговец жене сказал, что они до тридцати аршин вымахивают. И дуют что ураган. Такого у дороги посадишь – ни один враг не пройдёт. Будут нарасхват!

– Секундочку, – задумался Кощей. – Я бы хотел кое-что прояснить. Эти головы могут вертеться?

– Не-а. Намертво врастают, не вырвешь.

– Ага… Ага… То есть они смотрят в одну сторону?

– Именно так. И сметают супостата прицельным дуновением.

– Угу… Угу… Но в таком случае их же можно обойти, разве нет?

Веля часто заморгал.

– Знаешь что, Кощей! Не все такие въедливые душнилы, как ты! Всё, валите вон в тот сарай! Я принесу ужин.

Позже, когда Веля удалился в дом, а Горыня, завалившись на солому, сотрясал сарай богатырским храпом, Искра с Кощеем сидели у догорающего костра, переваривая Цветанкину кулинарию. Ночь, огонь и сытость располагали к ленивой беседе.

– Как ты оказалась в хрустальном гробу? – спросил Кощей.

– Сие мне неведомо, – вздохнув, ответила девочка. – Я была в палатах, читала на ночь. Сомкнула очи. А коли разомкнула – вы явились.

– А что читала? Может, это был какой сборник заклятий? Нечаянно вслух повторила какое-нибудь – и привет.

– Нет. То былина была, Радогоем заданная.

– Про что?

– Про хлеб, кой от деда с бабкой сбежал и в лисьей пасти нашёл свою смерть.

– Какая-то бредятина, если честно. Хлеб не умеет бегать.

– Он круглый был, посему лихо катился по лесу.

– Сам?

– Сам.

– Нелогично. Или ты упускаешь некую важную деталь сюжета. Например, что дед с бабкой жили на вершине горы с идеально ровным уклоном. Либо же был ещё один персонаж, который постоянно пинал хлеб до самой лисы.

– Кажется, поняла я, что означает «душнила». А какая былина люба тебе?

– Даже не знаю. Я их не очень-то много и читал, потому что в школах не учился. В детстве, сколько себя помню, я с бродячими скоморохами по югам ездил и народ веселил разными… – Кощей запнулся, подбирая нужное слово, – ну… фокусами. А твоя любимая былина какая?

– Про победу над Трёхглавым Змеем, конечно! – живо ответила Искра, встала на ноги, прочистила горло, чтобы ничто не мешало вести рассказ. – Повадился как-то Змей о трёх головах изводить Белую Пущу, и спасу от него никакого не было. Явились в Славгород гонцы от народа северного, бросились в ножки князю да взмолились о помощи: «Избави нас, светлый князь, от сего чудища!» И послал князь на подмогу страждущим трёх богатырей: Белояра, Могуту да Огнеслава. Скакали они три дня и три ночи, а прибыв на место, узрели там смерть и пожары, принесённые окаянным Змеем. Воскликнул тогда Белояр: «Выходи, поганое чудище, на смертный бой!» И билися витязи с тварью огнедышащей три дня и три ночи, и каждый из них отрубил по одной его голове. Так и был повержен Трёхглавый Змей. С тех самых пор стали зваться богатыри «Победителями Змея». А Белую Пущу вместе с остальными городами Северных земель забрал Славгород под свою защиту!

– Любопытное произведение, – кивнул Кощей. – Хотя концовку я пробил. Что ж, костёр догорел. Пойдём-ка баиньки. Погоди, замри-ка!.. Запомню итоговый миг этого полного событий дня.

Оба зашли в сарай и с соломенным хрустом упали в сон.

А вот Горыня не спал. Увлёкшись былинным разбором, Кощей с девочкой не заметили, что богатырский храп прекратился. Витязь лежал на боку, и могло показаться, что он смотрит в дощатую стену сарая. Но глядел богатырь не в стену, а далеко-далеко… назад.