Сокрушители большого жука. Былина первая

– Наших бьют!!!

– Горь-ко! Горь-ко!

В считаные мгновения Псарня наполнилась бодрыми и очень громкими жильцами.

– Эй! Вы что тут делаете? – спросил Горыню серый волколак, его знакомец и верный завсегдатай «Дохлого филина».

– Мы вообще к Тугарину идём.

– Валите из города, на чужбину, чем дальше, тем лучше, и поменяйте имена на всякий случай!

– Зачем?! – недоумённо спросил Кощей.

Волколак набросил на лицо вуаль таинственности:

– Вы что, не видите? Началось!

– Что началось, Серый?

– Откуда я знаю!

Серый вскочил на будку и протяжно взвыл. Стая подхватила. Горыня испугался: он чувствовал, что его голова постепенно превращается в огромную рынду, по которой лупят в набат тысячи чугунных вёсел.

– Пора линять, Костлявый, – проревел Горыня, стараясь перекричать невидимую рынду. – Да побыстрее.

– Первая твоя здравая мысль за несколько дней, – согласился Кощей, и оба засеменили прочь, отдирая от штанин вцепившихся волколачат. – Фу, бесовы щенята! Фу!

После Псарни начиналась Чертовщина – как можно было догадаться, район чертей. Пройдя его без приключений (что для здешних беспредельных мест огромная редкость), напарники вышли к Дикой Поляне – району Лихобор, где обосновались «тугаринские».

Произошли они от передового отряда печенежьего войска, шедшего на Славгород, что по первое число отхватило от богатырей и, заблудившись при отступлении, набрело на Лихоборы. В первую же ночь их поголовно ограбили. В качестве вишенки на каравае наступило полнолуние, и волколаки сожрали всех их коней. В итоге отступать дальше стало не за что и не на чем. Печенегов ждало неминуемое вымирание, но, малопьющие и коварные, они приглянулись местным ведьмам, и демография кочевников немного подтянулась.

Найти Дикую Поляну можно было по ярким цветастым дымам, поднимающимся от войлочных шатров – в них тугаринские шаманы варили веселящие зелья и погибельные отравы, которыми тайно приторговывали на много вёрст вокруг, по слухам, даже в Славгороде (хотя славгородский воевода всё отрицал: по его мнению, «наши отроки беззаботны и веселы, ибо зело радуются успехам и ежегодной урожайности репы в западных областях княжества»).

Правил печенегами хан Тугарин-Змей – шестидесятый Тугарин за десять лет. Дикополянские ханы были «текучкой» – каждый из них имел целую орду жаждущих власти родственников, которых хлебом не корми – дай подсыпать яду в лагман или шурпу. Ханскому снимателю проб обещали тысячу золотарей плюс коврижки. Но ещё никто из них не доживал до конца месяца. Хоронили их на аванс.

– Значит, всё как обычно, – инструктировал Кощей пасмурного витязя, подходя к громадному ханскому шатру. – Я – слово, ты – дело. Вступаю первым, популярно, но культурно объясняю Туге, что он попал на золото. Если до него не доходит, подключаешься ты.

– Бью в рыло.

– Да. А пока просто стоишь сзади с грозным лицом. Сделай грозное лицо.

– А какое оно у меня сейчас, по-твоему?

– Хмуро-жалкое. Мы пришли долг выбивать, а не по залёту свататься! Так что, будь добр, накинь на свой вид что-то хотя бы отдалённо напоминающее неотвратимость!

– Вы! Стой! Нельзя сюда совсем! – неуверенно крикнули стражники, охраняющие вход в шатёр, и скрестили копья в запрещающую «Х».

– Нето-о-о-о-о… – уточняюще протянул Горыня.

– Нето… – Стражники перешли на фальцет и запнулись. При виде Горыни мысль явно не шла.

Переглянувшись, они здраво рассудили, что ответ быстрее придумается в каком-нибудь другом месте, куда тут же и последовали, обгоняя друг друга.

– Видишь! Я достаточно неотвратим! – довольно заулыбался Горыня и откинул верблюжье одеяло, пропуская Кощея вперёд.

Ханское жилище встретило гостей пряным запахом благовоний и старых ковров, впитавших в себя все жидкости мира. Дрожащее пламя сальных свечей прыгало отблесками по высоким склянкам, из которых пялились на всякого входящего мёртвые заморские гады, залитые раствором. В глубине шатра, на самом дорогом и толстом ковре, перед казаном с горячим пловом восседал сам Тугарин-Змей – огромный бесформенный тип. Словно некто, обладающий широкой грудью, надул здоровенный мыльный пузырь, натянул на него человеческую кожу и присобачил сверху башку матёрого усатого сома. Всё его жирное, голое по пояс тело покрывали рисунки извивающихся змеюк.

Слева и справа от хана в подобострастных позах замерли, склонившись на коленях, его верные племянники Алмас и Улугбек. В отличие от дяди оба имели форму, причём хорошую и постоянно поддерживаемую.

Сегодня Тугарин грустил. Он смотрел то на увесистый ком плова, прилипший к ладони, то на исходящего розовой пеной дегустатора, бьющегося в агонии на ковре.

«Очередное утро без лёгкого завтрака», – подумал Змей и раздражённо швырнул пловий ком обратно в казан.

Алмас и Улугбек синхронно вздохнули.

– Ваших рук дело? – спросил Тугарин племянников.

– Конечно нет, дядя! – ответили они в один голос, придав своим позам ещё больше подобострастия.

– Я вот два месяца назад такой же был, как вы. Молодой, дурной, – нравоучительно заговорил Тугарин. – Кушать не мог – так ханом стать хотел! Отравил хана Жанибека…

– Это сделал ты, дядя?! Как ты мог?! – округлив глаза, перебил его Алмас.

– Алмас, ну хватит! Это уже слишком наигранно, серьёзно. – Как любой махровый лицемер, Тугарин не переносил лицемерия от других. – Песнь об этом есть у каждого акына! Хан Жанибек думал, что ест овсяный кисель, а на самом деле это была ядовитая медуза, немного размякшая на солнце. Ну я там ещё сушёных фиников сыпанул для сахаринки.

– Сколько нужно фиников? – деловито спросил Улугбек.

– Так я тебе и сказал! Ты уже взрослый, сам придумай убойный рецепт! Короче. О чём я говорил?

– О том, как обалденно быть ханом.

– Да. То есть нет! Не обалденно! Власть – она как женитьба! Сначала нагуляйся, а потом уже в неё лезь. Лучше всего быть вторым и третьим. Делай что хочешь – и никакой ответственности! А когда ты хан? Послов прими, гонцов отправь, этих накорми, этим золото дай, у этих отбери, одних похвали, других казни, и желательно не перепутай – народ у нас, конечно, туповат, но путаницу не приветствует! Так что башкой думайте перед следующей попыткой моего убийства! Надо вам это или нет!

Тугарин вытер золотистые от жира руки о головы племянников и добавил:

– Я вам так скажу: ничего хорошего в безграничной власти нету!

– Кхе-кхе, – интеллигентно прокашлялся Кощей, пытаясь наконец обратить на себя ханское внимание.

– Кто там ещё припёрся? – Высматривая в потёмках непрошеных гостей, Тугарин сощурился, отчего заплывшие жиром веки почти проглотили глаза. – А, это вы… Чего вам надо, охламоны?

– Он начинает беседу с позиции силы, – шепнул Кощей угрюмому Горыне. – Больше, больше неотвратимости!

– Да задолбал ты уже со своей неотвратимостью! – прошипел в ответ витязь.

– Ой, только не надо делать вид, что ты не понял, – громко обратился к хану Кощей. – Мы за Яговым золотом, уважаемый! Плюс пеня.

– Да вы прикалываетесь, что ли, я не пойму?!