Тал Жайлау. Библио-роман

– Я люблю тебя, мир! И верю, что сюжет моего пути будет занимательным!

Алма закрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Новое уже не пугало, а наоборот, волновало ее радостным предчувствием. А самолет, взревев двигателем, тяжело вознесся над любимым городом и устремился в синюю высь, унося ее в неизвестную даль с неизведанным сюжетом.

Глава 2. Книжный пилигримм

Дала Ар лежал в темной, сырой комнате, где робкий, еле видимый свет, проникал сквозь маленькое окошко прямо под потолком. Это было даже не окошко, а всего лишь дыра, из которой струился небольшой ручеек света и свежего воздуха.

Он не понимал, где находится. Не знал, сколько сейчас времени. Не понимал, как он вообще здесь оказался.

Последние дни, а может, даже недели, прошли, словно в тумане. Та далекая жизнь, где он был свободным человеком, простым учеником Великого Книгочея, осталась в прошлом. Жизнь, где он просыпался рано утром, до восхода солнца, чтобы поймать время до того, как белая нить будет различима. И бежал принять омовение, чтобы успеть прочитать намаз до первых лучей. А потом, начинался его солнечный день прислужника и ученика в городском Доме Чтения. Он спешил в огромное хранилище, чтобы начать день в благословенной рукописной. И каждый раз он_с трепетом открывал большие, деревянные ворота своим ключом и был невероятно горд тем, что день книг в городе начинался с его первого шага в священное хранилище.

О, Всевышний, спасибо за то, что ты даруешь! И пусть он, Дала Ар всего лишь ученик, мелкий служка, но лишь ему дарована огромная честь хранить ключи от этой книжной сокровищницы. И каждый раз он с благовеением смотрел, как медленно открываются скрипучие, тяжелые двери, напоминающие крепостные ворота, и осторожно делал первый шаг. Настолько тихо, словно боялся разбудить ночных читателей. А потом, на миг замирал, вдыхая носом этот невероятный запах предвкушения, наполненный ароматом сырости и пергамента. И снова выдыхал, чтобы вновь набрать в легкие трепетный запах книг. Порой, первый шаг длился так долго, словно вбирал в себя протяженность всей ночи, за которой помощник Хранителя успел соскучиться по своим книгам. И лишь после этого ритуала, он делал следующий шаг, чтобы разбудить заснувшие книги.

А ласточки, свившие гнездо в углу зала, приветственно щебетали ему, и вылетали в открытые двери, чтобы найти дневной корм для своих птенцов. Солнечный свет, крадучись и дрожа мелким пересветом, мягко пробегал по книгам. День чтения начинался в славном городе Дженда.

Говорят, в других странах есть хранилища, где книг намного больше. В два, в три, а то и в десятки раз. Но Дала Ар только слышал об этом, но никогда не видел_Он часто разговаривал с приезжими купцами и торговцами, монахами и пилигримами, странниками и бродягами. Он находил их везде, на улице, в дороге под городом, на базаре и постоялом дворе, чтобы расспросить о книгах в странах, откуда они прибыли. Как же он мечтал увидеть те великие дома книг, о которых рассказывали эти говорливые, вечно веселые купцы и истощенные бродяги! Порой, их рассказы казались сказкой, ведь трудно представить книгохранилище, где не видно конца и края. Но ведь сказка лишь на вид кажется выдумкой, а за ней всегда есть жизнь. Хоть бы одним глазком увидеть эти хранилища! Ведь он с детства грезил книгами. Родившийся на берегах Сейхуна[7 - Древнее название Сырдарьи], сын_переписчика Касыма, внук поэта Истара, Дала Ар только жил книгами, и в них путешествовал по всему миру, хотя не был дальше другого берега Сейхуна._Но пусть его хранилище еще маленькое, и в нем всего лишь несколько сот книг, он все сделает, чтобы здесь их было тысячи._А пока, начинается новый день, и он, ученик-переписчик, до самой ночи будет переписывать великие мысли, скрытые в этих буквах.

Вот уже слышатся шаги-Великого Книгочея, почетного окырмана[8 - Окырман (каз.) – читатель, ученый]. Он слышит его кряхтенье. Скоро Окырман войдет сюда, и спросит:

– Как славятся книги, дорогой ученик?

А он пока подготовит перо-калам и бумагу, чтобы пробудить слова и книги.

….

В темноте кто-то заворочался, закряхтел и что-то проворчал на незнакомом языке.

– Кто здесь? – раздался сиплый, хриплый голос, и в темноте зашевелилось что-то большое, огромное, словно это была громадная туша медведя.

Дала Ар испуганно посмотрел в тот угол. И его глаза, уже привыкшие к темноте, разглядели лохматого, обросшего бородой, рыжего мужчину преклонных лет.

Незнакомецтяжело поднялся и сел на лавочку. Затем исподлобья уставился на своего соседа по каморке, и неприветливо спросил на арабском:

– Ты перс?

– Нет, я тюрк.

– Тюрк, – удивленно округлил глаза здоровяк. – Редко встретишь в наших краях вашего брата.

Он опять покряхтел, пытаясь встать, но то ли лавочка, на которой он лежал, скрипела, то ли скрипели его старые кости. Здоровяк слегка было приподнялся, но, не удержав свое тело, опять плюхнулся на лавочку, сморщившись от боли.

– Вчера изрядно перепили, а стража за это влепила нам по сто палок, – застонал он, поглаживая спину. – Ох, больно как. А ты за что здесь? Ты_раб?

– Нет, – возмущенно ответил Дала Ар, с вызовом взглянув на собеседника. Он пока еще вольный пленник и в рабство ни к кому не поступал.

– А как же ты сюда попал тогда? – недоверчиво спросил здоровяк, разглядывая его прищуренными, серыми глазами.

– На меня напали возле Бухары. Оглушили и связали. И дальнейшее я не помню. Очнулся только здесь. Я даже не знаю, где нахожусь.

– И ты не можешь отсюда уйти по своей воле? – насмешливо спросил незнакомец.

– Получается, да, – беспомощно пожал плечами юноша, и посмотрел на окно, словно примеряя, пролезет ли он в него.

– Значит, ты тоже раб, – ухмыльнулся здоровяк. – Все, кто не может уйти по своей воле – рабы.

– Как и ты? – ехидно отозвался Дала Ар. – Или ты можешь уйти?

– Да, я тоже теперь раб, – охотно согласился он. – Мы теперь с тобой в одной лодке.

Они замолчали, обдумывая свое положение. В маленький проем влетела ласточка. Она покружилась по каморке, _громко защебеча, и тут же вылетела обратно. У молодого пленника заныло сердце, он вспомнил своих ласточек из книгохранилища Дженда[9 - Дженд (также Джанд, Джент) – город в низовьях Сырдарьи, описываемый географами XI и XII веков как один из крупных мусульманских городов, находящихся на Великом Шелковом пути. Аральское море в этот период часто называется Джентским морем.]. А может быть, это те самые ласточки, с которыми он начинал каждый свой день в родном городе?

С улицы донесся шум. Кто-то кричал зычным гортанным голосом:

– Sozumupasteri[10 - Слушайся меня (согдийский язык).]!

Слышна была речь на арабском, румейском[11 - Румейский – греческий.], и даже китайском, и, перемежаясь с другими незнакомыми говорами, они создавали шумную, пеструю многоголосицу, влетающую обрывками в маленькое окошко. Дала Ар пытался по этим отрывкам узнать о новой реальности, которая окружала его. Несмотря на то, что он с детства учил языки, и легко разговаривал с чужестранными купцами, здесь он слышал совершенно незнакомые говоры.

– Значит, тебя продали согдийские работорговцы, —пробормотал здоровяк, нарушив молчание. – В их руки попадешь, не отделаешься.

Дала Ар ничего не ответил, и сердито молчал.

– Кстати, меня зовутБраас. _Я из вольного города Неймегена[12 - Нееймеген (нидерл. Nijmegen) – древнейший город в Нидерландах, в римские времена известен как Batavodurum, позднее Noviomagusгород.]. Ты слышал о таком городе, тюрк?

Дала Ар не знал, но продолжал упрямо молчать.

– Этот город находится далеко на севере. На землях, про которые, наверное, ты никогда не слышал.

Дала Ар равнодушно закрыл глаза, словно ему было неинтересно, что говорит сосед. Но, несмотря на внешнее безразличие, внутри он не упускал ни одного слова из его рассказа.

– Жаль не вижу твоего лица, тюрк. Но по голосу чувствую, что ты – юноша.

– Меня зовут Дала Ар, старик, – наконец отозвался Дала Ар. —Я из города Дженд, что на берегу Сейхуна.

– Старик, – попытался рассмеяться он, но, схватившись за бока, вновь застонал и надсадно закашлялся.

– Что же ты делал так далеко от своих степей, Ар?

– Меня зовут Дала Ар, – недовольно перебил юноша.

– Да ладно, – махнул рукой здоровяк, – Ты же не араб, любящий удлинять краткое. _Мы, люди севера, любим упрощать имена. Так что ты делал так далеко?

Дала Ар ничего не ответил. Он и сам не знал, что он делал так далеко от своего города. Сказать, что он поехал в далекий город, чтобы посетить библиотеку и увидеть книги? Вряд ли этот здоровяк поймет. Сказать, что он тайком сбежал из своего города, не уведомив никого? И сейчас, в родном городе, его, поди, уже хватились. Ах, как глупо все это получилось. Нет, он лучше ничего не скажет этому подозрительному здоровяку. Может он лазутчик, и что-то пытается разузнать? Впрочем, что полезного может сказать он, несмышленый юноша, попавший в такую передрягу, врагам? Какой от него толк? Он кроме книг-то в своей жизни ничего больше не видел.

Брасс обиженно засопел, и прилег на свое ложе. И, немного покряхтев, вскоре захрапел.

– Turа![13 - Встать (др. хорезм.).] – донесся сердитый окрик и следом хлесткий звук удара плетки.

– Ааа! – закричал от боли кто-то и застонал, слезливо прося пощады. Дала Ару стало жутко и страшно. Он пытался скрыть, спрятать страх, но от этого стало еще тревожней.