Тал Жайлау. Библио-роман

«Уважаемая Алма!

Имеем честь пригласить вас посетить наше поселение «Тал Жайлау», которое расположено на берегу живописной и красивой реки – Сырдарьи.

Мы собрали самых лучших книгохранителей, чтобы вместе с ними ощутить радость особого и благословенного чтения книг. Именно книги являются идеей и философией нашего лагеря. Книги, которые становятся не только нашими учителями и наставниками, но и друзьями, и проводниками в миры неожиданных и благостных смыслов.

Мы не учим читать слова, мы хотим понять предназначение букв, когда они рождаются, чтобы породить целую цепочку множества пониманий. Вместе с книгами мы хотим вернуться в то естественное лоно гуманизма, чтобы уйти от машинного диктата, окружающего нашу действительность. Ведь за монотонностью автоматического чтения мы забыли, что такое гармония первого звука. Мы предали забвению мелодию чтения, как откровение, и уже не понимаем, что значат слова. А значит, разучились любить этот мир, который полон доброго сочетания слов.

Мы читаем не для того, чтобы знать. Мы читаем не для того, чтобы наслаждаться. Мы читаем, чтобы стать частью великого и доброго понимания.

Понимаю, что многое из написанного выше, Вам кажется странным, если не сказать бредом. И Вы имеете на это право. Ведь непонятное вызывает агрессию, а Понимание – слишком дорогое удовольствие, и порой на него не хватит и всей жизни.

Но мы делаем длинную дорогу короткой, а твердый камень – мягким песком. И уверен, что вы, вступив на наше пространство, станете частью нашего Великого и Доброго Понимания!

Мы ждем Вас у нас, и будем рады, если вы примете наше приглашение. Наш адрес указан в конце письма.

Не беспокойтесь о транспорте, Вас встретят.

С уважением, жители книжного поселения «Тал Жайлау».

Перечитав письмо, хранящее в себе запах ила, глины и степных трав, она просветила бумагу на свету, подняв к гостиничному торшеру. Это была обыкновенная, слегка рыхлая, офисная бумага, почерневшая по краям. Письмо было написано аккуратным, почти каллиграфическим почерком, своей размашистостью выдающим крупного, уверенного в себе мужчину. Мягкие, слегка завитые края букв и широкое «О» говорили о романтичности автора, а возможно, даже, о ранимости. Может быть, человек, написавший письмо, видел так много в жизни, что в каждом слове пытался выразить весь тот болезненный опыт, через который он сам прошел. Возможно, у него красивые глаза и сильные руки, ведь тот нажим, с которым он писал, почти проткнул бумагу насквозь. А может быть, все это фантазия Алмы, которая от скуки и однообразности унылого гостиничного номера стала опять придумывать различные образы. И по привычке принялась разгадывать в тексте то, чего, возможно, вообще нет.

В институте она хорошо освоила науку герменевтики[29 - Герменевтика – искусство толкования, теория интерпретации и понимания текстов, в том числе текстов классической древности.]. С текстом Алма умела работать, как не работал никто. Она чувствовала такт и структуру текстов, причем как древних, так и современных. В буквах она видела намного больше, чем обычный человек. И часто играла в читательскую дедукцию, пытаясь определить по психологическому синтаксису и писательской стилистике портрет отправителя. Алма настолько преуспела в этом, что ей удавалось понять не только возраст или социальное положение автора, но даже психологические фобии человека. А она была мастером по фобиям. Профессиональная диффузия порой не давала ей покоя, и она не переставала читать тексты на остановках, в троллейбусе и даже на рекламных таблоидах, пропуская их через свою шкалу палеографии[30 - Палеогра?фия (др.-греч. ?????о? «древний; важный» + ????? «писать») – вспомогательная историческая дисциплина (специальная историко-филологическая дисциплина), изучающая историю письма, закономерности развития его графических форм, а также памятники древней письменности в целях их прочтения, определения автора, времени и места создания. Палеография исследует эволюцию графических форм букв, письменных знаков, пропорции их составных элементов, виды и эволюцию шрифтов, систему сокращений и их графическое обозначение, материал и орудия письма. Особая отрасль палеографии изучает графику систем тайнописи (криптография). В сферу палеографии входит также изучение орнамента и водяных знаков бумаги (филиграней), формата, переплёта рукописей.]. Но потом спохватывалась и приказывала себе остановиться, чтобы не уходить в дебри текстового анализа.

Но этот сумбурный, неровный текст был необычен. Полный стилистических перепадов, он одновременно привлекал своей искренностью, и в то же время немного раздражал, сбивая с толку. Ей не нравился поучительный, менторский тон письма. Разве это приглашение? Ведь она не какая-то студентка филологического факультета, а библиотекарь. А два года назад даже выиграла республиканский конкурс среди библиотекарей.

Алма пыталась раскопать информацию о таинственном поселении в Интернете. Наводила справки среди коллег. Но ни Интернет, ни коллеги не слышали об этом неведомом «Тал Жайлау». Так, может быть, это некая религиозная секта? Она закинула письмо в дальний ящик, мало ли, что пишут люди. И на некоторое время даже забыла о нем.

Но письмо не давало покоя. Оно пульсировало в голове постоянной и непрерывной мыслью: «Ехать! Ехать! Ехать!». Алма даже перестала спать, думая только о письме и загадочном «Тал Жайлау». Она потеряла покой, хотя, чему могли научить ее в этом поселении? Кто может знать книги так, как она? Кто может их любить больше, чем она? И кто мог понимать их? Поездка ей казалась делом бессмысленным. Да и потом, кто его знает, что это за люди? Это безумие, ехать в неизвестность. Особенно для нее, почти никогда не выезжавшей не то, что из родного города, но не уходившей далеко от родительского дома.

Но желание ехать было сильнее всей логики, всего разума, который ее останавливал. Желание ехать сминало на своем пути любые преграды в виде робких сомнений. Желание ехать было сильнее ее, и она в итоге безрассудно решилась. Решилась, не предупредив никого, тайно послав на обратный адрес сообщение о своем подтверждении.

….

Из окна гостиницы на нее глядели огни обыденного, ничем не примечательного города. Такого же, как и те, что были по пути. Все города светят ночью одинаково. А некоторые, обыденно одинаково. Города словно строились серыми людьми, чтобы сделать жизнь людей еще более серой. Чтобы и без того серый быт еще больше посерел. А дома в них были похожи на заводские болванки, которые равнодушный станок формирует бесстрастной кучей на своем сером, шаблонном конвейере. Серая серость серого мира. Ничего не грело ее в этом городе. Ничего не делало его родным. А сильный ветер с песком еще больше отчуждал ее от города, поездки и всей этой обыкновенности, которая окружала ее повсюду. И чем дальше она отдалялась от Алматы, тем меньше была уверена в своей поездке, и с каждым километром ее все больше охватывало сомнение. Настроение менялось почти каждый час, и она уже устала от своей переменчивости. Как она могла нарушить многолетний привычный быт, состоящий из работы, книг и дороги к дому. Алма так долго шла к тому, чтобы ее жизнь была отлажена, как часы, чтобы ничего не отвлекало ее от любимой работы и от книг. И добилась успеха в том, чтобы механизм стабильности работал исправно. Но вся ее стабильная жизнь оказалась ловушкой рутины и ложным ощущением порядка. И в этом мнимом порядке было много тайного хаоса, который стал сводить ее с ума. И, возможно, поэтому она решила сбежать от всей этой мнимости, которой себя окружила.

…

Алма раздраженно отвернулась от окна и нервно включила телевизор. На экране появилась студия с яркими стенами в национальных узорах. Ведущая, миловидная женщина с длинной косой, внимательно слушала мужчину в темном костюме. А тот, важно сложив руки на животе, степенно разглагольствовал о литературе:

– Понимаете, книги сегодня никто не читает. Людям интересен экшн, клиповость. Почему так популярны видео? Потому что люди хотят видеть, а не читать. Слышать, а не мучиться с буквами.

– Но ведь чтение развивает воображение, оно заставляет работать ум.

– Ах, оставьте, – снисходительно махнул пухлой ручкой мужчина, словно на неразумное существо.– Я сам писатель, и знаю, что говорю. Да, мы все еще пишем книги. Но не так, как раньше. Раньше вот писали тексты. А сейчас люди, рожденные в эпоху телевизора и кино, просто описывают кадры. По сути, современные писатели – это описатели сцен.

– А что же делать с книгами? – спросила ведущая, дежурно улыбаясь в камеру. – Что делать с библиотеками, где хранится вся наша мудрость?

– Это всего лишь макулатура, здания с бумажным мусором, – продолжал глумиться мужчина. – Их надо закрывать, вычищать. Информация сжалась. Все сегодня здесь, – торжественно показал он на камеру свой модный смартфон.

– Надутый глупец, – гневно пробормотала Алма, вспомнив свою библиотеку.

В дверь номера неожиданно постучали.

– Входите, – открыла она дверь. В комнату мягко вошла полная женщина, администратор отеля.

– Я хотела подсказать хорошее место для ужина, – вежливо начала она. – Находится недалеко, буквально через дорогу, рядом с парком Батырхана Шукенова.

– Парк Батыра? – удивленно переспросила Алма. – Прямо целый парк?

– Да. Буквально рядом, через дорогу от нас.

– Ух ты, – удивилась, Алма. – Даже у нас нет такого парка. Мне нужно это увидеть.

– Там еще памятник, посвященный ему, – угодливо добавила администратор. – Но не забудьте про кафе «Достар», это кухня моего брата, и там очень вкусно. Доступные цены, свежие продукты, гарантия безопасности, – продолжала она тараторить свой рекламный текст, но Алма уже не слушала ее. Она быстро накинула курточку и стремительно вышла в коридор. Она должна увидеть и парк человека, который был почти в каждый миг ее жизни. Она должна посетить его, пусть даже отлитого в неподвижной статуе, ведь благодаря его голосу Алма порой жила. Батыр! Как же она могла забыть, что это его родной город, ведь для нее он всегда был своим алматинцем.

– Как только выйдете, вы сразу увидите вывеску кафе, – не унималась администратор, продолжая рекламировать кафе своего брата. Но Алма, безучастно пожав плечами, стала стремительно спускаться по лестнице.

…

Выскочив на улицу, она остановилась. Та дневная, унылая серость города, сменила свою будничную робу и вырядилась в вечернее платье, украсив себя украшениями из фонарей, неоновыми вывесками, и надушившись ароматом свежего, речного воздуха. Вдоль Сырдарьи неторопливо прогуливались люди, совершая вечерний променад. Где-то здесь, наверное, ходил в детстве Батыр. И Алма невольно оглянулась, словно выискивая среди теней своего любимого певца.

Она перешла реку по узкому мосту и вступила в тень небольшого сквера, где, несмотря на поздний час, прогуливались влюбленные пары и мамаши с детьми.

Обойдя весь парк, она, наконец, вышла на освещенную площадку, где на постаменте, в окружении деревьев и цветов, стоял Он: коленопреклонённый, бронзовый, с саксофоном в руках, словно только что сошел из клипа на знаменитую песню «Отан Ана».

Алма, не в силах справиться с охватившим ее волнением и дрожью в ногах, невольно присела на скамейку, чтобы перевести дух. А бронзовый Батыр, словно увидев ее, слегка повернулся к ней, улыбаясь при свете фонарей. И тихо заиграл знакомую мелодию, которая часто согревала ее застывшую душу. И она, закрыв глаза, полетела на крыльях любимой мелодии по знакомым улочкам. Уносясь во времена радости и ощущения нескончаемого праздника и безмятежности. Когда каждая улочка ее родного города впитывала до боли родные ноты, наполняясь романтичным юным волшебством. И это было не волшебство детской сказки, а чудо нового, неизведанного, но всепоглощающего чувства. Чувства, которое тогда называлось любовью, а сейчас, это была всего лишь зрелая ностальгическая истома по давно прошедшему, светлому, и в то же время темному времени.

Сердце Алмы сжалось от легкой элегии, витающей в воздухе далекой песни, много раз исписанной пером переживаний на когда-то чистых, наивных листках ее души.

Школа, парк, речка Весновка и …выпускной бал. Ах, как это было давно и недавно. Как это было надежно спрятано в тех ящиках памяти, старательно запертых в далеких кладовках. Она никогда не хотела возвращаться туда, в эти забытые комнаты. Но листки, словно услышав безмолвную мелодию, исполняемую этим бронзовым певцом, плавно выплывали из забытых закоулков хранилища ее воспоминаний. И она уже не могла сопротивляться нахлынувшим воспоминаниям, вырвавшимся из далеких комнат.

Глава 5. Выпускной бал

В тот год она услышала, как звучит любовь, и увидела ее воплощение в маленьком большеглазом мальчике, который старательно слушал учителя в первом ряду за первой партой. Она сидела чуть поодаль, в третьем ряду за пятой партой. Так, почему-то определил учитель. Так она и привыкла жить, в третьем ряду за пятой партой, подальше от чужих глаз и поближе к себе. Она услышала слова любви в устах Батыра, даже не понимая их. Она увидела образ любви, даже не понимая этого чувства. И с этого времени началась ее долгая и молчаливая любовь, которую она изливала на страницах дневника. Переживала, слушая песни Батыра. И ни разу за все эти годы она не сказала Арману о том, что любит его. И словно музыкальный шафер, Батыр был всегда с ней, когда она тосковала по Арману. А он продолжал сидеть за первой партой первого ряда, постепенно превращаясь из милого мальчика в статного высокого юношу, в которого уже была влюблена вся школа.

Но она имеет на Армана больше прав. Потому что она влюбилась в него с первого класса, в тот день, когда впервые увидела его. Когда даже слово «любовь» было слишком велико для ее детского сознания. Но в этот вечер она наконец-то решилась. В этот вечер Арман наконец узнает все. И как пел Батыр, она сложит послание любви. И пусть все будет; «ди-ги-ди-ги-дай»[31 - Слова из песни «Дигидай» в исполнении Батырхана Шукенова во время существования группы «Алма-Ата студио» (1987 г.).].

Сегодня все будет по-другому. Она все спланировала. Больше никаких тайных грез, никакого томного ожидания. Пора словам воплотиться в действия, ведь сегодня выпускной бал, единственный вечер между школьными мечтами и взрослой реальностью. И он станет волшебным, ведь так хочет она.

И она ждала. Ждала, наряженная в белое платье, словно невеста. Ждала на высоких каблуках, которые удлиняли и без того высокий рост. И хотя ноги, не привыкшие к таким каблукам, уже ныли, она ждала, стиснув зубы. Скоро, после завершения официальной части, в центр школьного зала выйдет ведущий и объявит белый танец. А ее одноклассник, школьный диджей Талгат включит заветную песню, которая стоит первой на ее кассете. И это будет условный сигнал, чтобы сделать решительный шаг к взрослению. И пусть это всего лишь школьный бал, и еще многое нужно пройти, чтобы повзрослеть по-настоящему, но разве не прекрасен первый настоящий выбор после многих лет за партой.

Но время шло, Алма продолжала стоять в углу зала, а Талгат, с огромными наушниками на ушах, продолжал проигрывать различные песни. Но только не ее красную кассету TDK. Алма умоляюще глядела в его сторону, но Талгат словно растворился в своих огромных наушниках, уйдя полностью в свою музыку.

А праздничный вечер продолжался, пестря яркими нарядами, пышными букетами и красивыми словами растроганных педагогов. Скоро для них откроются тысячи дорог, и останется позади то, что объединяло их всех – школа.

Наконец, Талгат поднял на нее глаза и заговорщически подмигнул. И тут же, словно по команде ведущий, школьный учитель биологии, вышел вперед, и хорошо поставленным голосом объявил:

– А теперь, белый танец. Дамы приглашают кавалеров.