Тал Жайлау. Библио-роман

– У тебя есть дети, тюрк? – донесся голос Брааса, и Дала Ар облегченно вздохнул. Беседа, хоть немного, но все же отвлекала от ужаса неизвестности, охватившего пленника.

– Нет, – с трудом выдавил из себя Дала Ар.

– Ты еще совсем юн, тюрк, снисходительно усмехнулся чужестранец. – А вот у меня есть дети.

– А где же твои дети? —боязливо прислушиваясь к шуму на улице, спросил Дала Ар.

– Они далеко, Ар, – неопределенно махнул здоровяк. – В той далекой прежней жизни.

– Тебя тоже захватили в плен?

– Нет, – пробурчал Браас, беспечно сложив руки на широкой груди. – Я попал в кабалу за долг. За дурацкий долг. Все получилось глупо, что уж там говорить. Эх!

Здоровяк вздохнул и отвернулся к стене. А снаружи продолжал стонать человек, моля о пощаде. Но суровый палач не унимался и продолжал нещадно стегать его плетью.

– Скажи Браас, а ты из алеманов[14 - Германец.]? – пытался поддержать разговор Дала Ар, чтобы не слышать эти чудовищных звуков. Но все было бесполезно, к одному голосу добавились другие, и все вокруг наполнилось истошными воплями.

А Браасу было все равно, он словно не слышал ничего. Равнодушно зевая, он приподнялся и приготовился рассказывать:

– Нашим городом действительно владеют алеманские короли, но там живет другой народ. Их называют баваты.

– Баваты? – удивленно протянул Дала Ар. – Баваты! – беззвучно повторил он про себя.

– Но наш род помнит свои корни, и мы ведем свой род с древнего кельтского рода Хорана. Кстати, кельты, говорят, пришли из ваших степей. Ведь в переводе с вашего языка, слово «кельты» означает пришедшие.

– Действительно, кельты – пришли, – удивился Дала Ар.

Наконец голоса за окном стихли, и опять донеслась далекая многоязыкая разноголосица, из которой Дала Ар пытался выцедить что-то знакомое и понятное, но из-за волнения ничего не получалось. Слова превращались в единый гул.

– Кха кха… Замучил этот кашель, – захрипел Браас. – Я белг, кха кха. Те земли принадлежали кельтам. Потом пришли баваты, а после них римляне и алеманы. Это долгая история.

– Твои земли, наверное, красивые? – с тоской в голосе спросил Дала Ар, вспоминая наполненный весенней силой, великолепный Сейхун. Сердце защемило от тоски по родным землям.

– Мои земли, …они очень красивые, Ар. Эх-х-х, они удивительно красивые. Там много полей, лугов, полных рек. Сочных трав и красивых женщин. Там сильное вино, юноша. Как я скучаю по нашим винам, если бы ты знал… Эх…

Скажи, Ар, у вас пьют вино?

– Нет, – возмутился он. – На то запрет. Мы молимся Аллаху.

– Как скучно, – зевнул Брас и разочарованно вздохнул. – Мне скучно там, где не пьют вина.

Дала Ар промолчал о том, что, несмотря на запреты и наказания, пьянство есть и у них. Пьяницы находят пути, чтобы предаться хмелю, и с ними трудно бороться. Но ему не хотелось говорить об этом белгу. Его, Дала Ара, город, непорочный и целомудренный. И даже о нем мысли должны быть чистые, как прозрачные воды Сейхуна

– Ты тоже воин, Дала Ар?

– Я из рода великого Коркыта[15 - Коркут, Коркыт или Горкут-ата – тюркский поэт-песенник и композитор X века, выходец из степей вдоль реки Сырдарья. Создатель кобыза, акын, сказитель, покровитель поэтов и музыкантов. «?ор?ыт ата кiтабы» («Книга деда Коркута») – письменный эпический памятник тюркских народов. Каждое сказание имеет собственный сюжет и в каждом из них главным героем представлен Коркут-ата – мудрец, вождь племени, предсказатель судеб.]. Мои предки были музыкантами при дворе правителя.

– А кто такой Коркыт?

– Это наш великий предок! – горделиво вытянулся Дала Ар. – Он создал музыку.

– Так ты музыкант?

– Я писарь. Переписчик при книгохранилище.

– Как же так получилось, что ты попал в это подземелье? – сочувственно покачал головой Браас. – Ведь это казарма, где готовят воинов. Мы солдаты. Нам нужно уметь махать мечом, а не пером макать.

– Разве меня кто- то спрашивал? – усмехнулся Дала Ар.

– Ты прав, покупатели не спрашивают, – согласился Браас. – Но ничего, я тебя научу держать меч.

– Но ты ведь стар, чтобы воевать?

– Мне всего лишь 35 лет, юноша, – усмехнулся здоровяк. – Не юноша, но и не старик. И поднять меч я еще в состоянии. Я ведь рыцарь, а они не бывают стариками. Я командовал отрядом меченосцев при осаде Иерусалима и являюсь опытным воином Крестового похода. Я вольный воин и добровольно вступил в войско Раймунда IV[16 - Раймунд IV (VI) Тулузский (около 1042 – 22 июня 1105) – граф Тулузы с 1094 года, маркиз Прованса и герцог Нарбонны. Один из главных участников 1-го крестового похода.].

– Но как ты попал сюда? – снова повторил вопрос Дала Ар. – Неужели твой долг был таким большим?

– Дело не в долге, а в одном мерзком псе. Рыцарь, которому я задолжал, продал меня сарацинам.

– И ты дал себя взять?

– Почему? – возмущенно поднялся здоровяк. – Да я бился, как лев. Я уничтожил дюжину, прежде чем они меня взяли. Ведь в этих самых руках все еще много силы. А ты говоришь – старик, – обиженно насупился Браас.

– Прости, я не хотел обидеть тебя.

– Да ладно, ты еще совсем молод, чтобы понимать обиды. Да и я так много ранен, что обиды не трогают меня.

– А ведь Иерусалим и для нас священный город, – задумчиво произнес Дала Ар. – Такой же священный, как и благословенные Мекка и Медина.

– Там Гроб Господний, друг мой. И для нас он более священен. Мы столько пролили крови ради этого города и дрались ожесточенно. Враги бежали при виде нас. Но потом рыцари обезумели от трофеев, алчность и жадность стали нашими спутниками. Воины разлагались на глазах. Кутеж и пьянки стали царить в некогда строгих гарнизонах. И если бы не все это, то не оказался бы я, славный воин из рода Хоранов, здесь, в настолько темном подземелье, что не вижу даже своего собеседника.

Здоровяк внезапно вскочил на ноги и угрожающе помахал невидимому врагу.

– А сейчас? – развел руками и жалостно вздохнул Браас. – Я действительно стал стариком. Оборванный, грязный, жалкий. Ты прав, я старик. И мы все, воины крестоносцы, стали стариками. Жалкие остатки некогда великого войска стали ныне рабами. Эх!

Брас нервно стал ходить по узкой каморке и со злости ударил кулаком в стену.

– А ведь до войны я работал гончаром. Меня знал весь наш город. Ко мне приезжали за кувшинами из других графств. Даже из самого Великого Рима. Все знали Брааса из Неймегана.

– Зачем ты пошел на войну?

– Я был глуп. Был юн. Мне казалось стыдно обжигать горшки, когда люди воюют за священное дело. Наши бароны кинули клич, и мы, тогда еще юноши, побежали на священный призыв. Я даже оставил жену и детей. Священный долг был важнее.

– Трудно, наверное, бросить семью и уйти на войну.

– Мне хотелось быть героем. Вчерашние голодранцы приезжали героями, облаченными в доспехи. А в их мешочках звенели золотые монеты. Они становились богачами и уважаемыми людьми. Перед ними преклонялись, их любили. А я все продолжал обжигать горшки. И мне захотелось поймать удачу за хвост. Тоже вернуться рыцарем с огромным мечом и с блестящими доспехами, чтобы я гордо ехал на своей лошади по своему городу, а люди при виде меня приветствовали бы и отдавали честь. Они бы восторженно кричали: – Да это же сам великий рыцарь Браас из рода Хоран. Славный воин, истребитель неверных. Спаситель Гроба Господнего.

Мне хотелось славы, Ар. Мне хотелось почета. И много денег.