Пока кукует над Рессой кукушка… Семейная сага

Тетка Груня была немногословна, но понятлива. Она сразу включилась в жизнь семьи, стараясь не особо мозолить глаза, но своевременно и ненавязчиво помогая во всех работах. Дети, особо младшие, с ней быстро нашли общий язык. Теперь она спала с ними на печи, перед сном рассказывала сказки, которых знала несметное множество, рано вставала, растапливала печь, обихаживала скотину. И все это с улыбкой, в удовольствие. Она и внешне стала приятнее. Ушла из глаз тень обреченности и печали. Дети, даже старшие, стали звать ее нянькой Груней, спокойно приняли в члены своей семьи на место умершей бабушки, которой им явно не хватало.

Теперь Герасим был спокоен за семью. У Лизаветы появилась помощница, которая присмотрит за детьми, поможет по дому и в поле. И Лизавете не станет так одиноко в те долгие месяцы, пока он будет работать в чужих краях.

Тетка Груня, намаявшись в одиночестве и нищете, тоже ощутила тепло новой семьи. Здесь было небогато, но, по крайней мере, сытно. Муки было в достатке, и пока не приходилось в хлеб добавлять ни желуди, ни мякину. Раз в неделю заводили квашню, замешивали тесто, потом протапливали печь и сажали хлебы на капустных листьях. Для этого у Лизаветы в погребе всегда хранились капустные кочаны. Когда уже испеченные ковриги раскладывали на столе, смачивали водой корку и покрывали полотном, по избе растекался восхитительный аромат, которого тетка Груня не вспоминала уже много лет.

Весна выдалась дружная и быстрая. Только что лежали снеговые сугробы. А тут вдруг засветило, заиграло солнышко, потекли ручьи, лед на Рессе потемнел, вспучился и однажды ночью сошел. Лишь кое-где по берегам виднелись небольшие заломы, но и они быстро исчезали. Спорые дожди согнали с полей последний снег, и земля покрылась легкой зеленой вуалью. Чернеющий еще недавно лес вдруг забурел, стал одеваться зеленоватой дымкой набухающих и проклевывающихся почек.

Герасим с братьями каждый день ходил на земельные наделы. Ранняя весна радовала тем, что успевали до отъезда на работы посеять зерновые, но и беспокоила непредсказуемостью погоды летом.

Разлив этот год не удался, был скудным и краткосрочным. Заливные луга не получили того запаса влаги, как обычно по весне. Капустища, что располагались под крутым берегом, хоть и заливались, но тоже не ощутили в достатке воды. Лето обещало быть сложным. И это огорчало Герасима. Опять возможен неурожай, а это серьезно отзовется на достатке. Тяжело придется Лизавете без мужской помощи. Но и оставаясь в семье, значило обречь детей на полуголодное существование. Как не раскладывай, а выходило одно – ехать зарабатывать деньги.

Перед отъездом братья успели вспахать и засеять свои наделы. Герасим помог Лизавете привести в порядок семейный участок на капустном поле, а в овощнике она уже управлялась без него, с детьми и теткой Груней.

После Пасхи старый Димитрий отвез сыновей в Юхнов. Там и собралась артель землекопов. Под руководством вербовщиков отходники отправились к местам работ.

Лето пришло с сушью и пожарами. Горели леса за рекой. То и дело сообщали о погорельцах в соседних деревнях.

Тетка Груня каждое утро брала девчонок и шла в лес собирать ягоды, травы для чая. Все, что только можно, заготавливалось к предстоящей зиме.

А Лизавета с сыновьями носила воду из обмелевшей реки на полив овощника в надежде, что это поможет вырастить хоть что-то на грядках.

Это было тяжелое время. Травы погорели, на заливных лугах, где были основные покосы, растительность побурела раньше времени и рассыпалась в прах. Николка с Андрейкой вечерами уходили в лес и готовили ветки, на болоте резали осоку и все несли к дому.

Однажды Лизавета сходила на свои наделы. Зерновые не радовали. Она остро ощутила, что ее семью ждет беда. Без зерна придется отказаться от скотины, а это голод и нищета. В бессилии добрела она до берега Рессы, прилегла под ракитой. Сердце щемило тоской и отчаянием. Слезы градом покатились из глаз.

Рядом опустился незаметно подошедший свекор Димитрий Николаевич. Положил свою тяжелую руку снохе на голову.

– Ничего, дочушка, ничего. Все будет ладно…

– Ах, тятюшка, как же мне тяжко. Как сердце беду чует…

– Окстись, дочушка. Все наладится… Пока кукует над Рессой кукушка, не пропадет наш род. Она нам лета считает, вон как кричит, надрывается. Долго нам всем жить обещает. А тяготы, они всегда у нас на роду написаны. Будем работать, глядишь, все наладится. Терпи, дочушка, тебе растить мальцов надо. Скоро вернется Герасим, станет полегче…

Свекор поднялся с земли и побрел в сторону деревни. Лизавета внезапно заметила, как сгорбилась его спина, словно огромный груз тревог и беды придавил его плечи к земле.

Во второй половине лета, когда уже и не нужно было, зарядили дожди. Урожай зерновых собрали мизерный. Лизавете помогал свекор. Под его руководством Николка и Андрейка свозили снопы сжатого хлеба в овин, там сушили, а потом молотили. Собрали зерна разве что на посев следующего года. А себе на еду только вприглядку.

Зато тетка Груня с девчонками натаскали грибов, которые, словно на пожар вдруг стали выскакивать на свет божий, хоть чем-то радуя поселян. Грибы солили в бочонки, чтобы потом, осенью продать на ярмарке. Пришлось сыновьям вместе с дедушкой и заготовкой дров заняться.

Осенью появились в деревне на своих тележках прасолы, приехали собирать долги. По весне они щедро раздавали деревенским серпы и косы, другой потребный инвентарь, ссуживали деньги под возврат новым урожаем, а теперь требовали расчета.

В большинстве дворов заголосили женщины, расставаясь с последним. Многим предстояло идти по миру, наниматься в поденщики, уходить в города на фабрики. Селян это несказанно страшило. Зато прасолы опять обогащались, обманывая в основной массе своей неграмотных крестьян.

Семьи братьев Наумкиных эта беда миновала. Инвентарь Димитрий Николаевич заставлял сыновей приобретать загодя, еще когда отправлялись торговать на ярмарки своими гончарными изделиями.

Все подати и налоги братья погасили в кредит под оплату работы в отходе. Потому наступающая зима хоть и страшила голодом, но перетерпеть его можно было.

Осень порадовала овощами. Пусть и поздние дожди, но позволили запасти кормов и для скота.

У Семена вдруг прорезалась торговая жилка. Он с гончарными изделиями братьев и своими отправился в соседний уездный город и удачно там расторговался, привез хорошую выручку.

В ноябре, уже по снегу, вернулись из отхода братья. Привезли зерна, муки, кое-чего из мануфактуры. Ну и денег немного. Жить теперь было можно.

Герасим с тоской осматривал заколоченные досками окошки некоторых изб – свидетельство того, что дальняя родня не смогла справиться с подступающим голодом и ушла из деревни. Кто-то отправился в Первопрестольную, кто-то недалече, на Юхновскую фабрику, или в Вязьму, или в Калугу. А кто-то решил двинуться далече – в теплые края Новороссии или на Кубань, а то и вовсе на Дальний Восток.

Сколько таких горемык повидал за этот сезон Герасим, работая на строительстве железной дороги. Шли они целыми семьями, со своим скарбом, с детьми и скотиной. Порой, не выдерживали трудного пути и складывали свои головушки в чужой стороне. И вдоль дорог появлялись деревянные кресты.

Пройдет какое-то время, сгниют кресты, и уже никто не вспомнит о том, что здесь завершили свой земной путь крестьяне такого-то уезда, такой-то деревни.

Однажды Герасим в тяжелом раздумье отправился на Селибы. Взобрался на один из холмов, уже основательно укутанных снегом, уселся, опершись на ствол березы, и задумался. Отчего так выходит? Там, где ему довелось работать все лето, погода была благодатной, хлеба уродились на славу, селения добротные, жители многочисленные, а здесь, в родной сторонке, мало того, что идут неурожай за неурожаем, земли скудные, наделы мизерные, а поборы, что там, что здесь, одинаковые. Из местных все соки выжимают, силком заставляют бросать свои родовые места и уходить в неизвестность. Почто так-то? Чем не угодили здешние жители? Может, плохо к своим богам относились, не почитали их, как должно? Но ведь власть неустанно требует чтить единого бога, пришлого. Вот и праздники старинные под него подстраивают. А душа все одно другого требует. Понимания древних обычаев, праздников и уставов, заповеданных пращурами на житье в этих местах…

Глава вторая

Беда не приходит одна

Перед Рождеством Герасим подготовил к обжигу новую партию посуды. За домом была вырыта в склоне оврага и оборудована гончарная печь. Туда перенесли всё, что заготовили для продажи на предстоящей праздничной ярмарке. Николка с Андрейкой расстарались, налепили свистулек, зверушек, забавных фигурок людей.

Герасим не упускал случая поучить ребят таинству укладки горшков, чтобы не побились при обжиге, чтобы все они получили в достатке жара и не потрескались. Вновь и вновь показывал, как укладывать дрова в печи, как замуровывать жерло и начинать растопку.

Обжиг вроде бы дело нехитрое и рутинное, но стоит чуть отвлечься, и все может пойти насмарку. В это время обычно гончары другой работой руки не занимали. Все внимание было приковано к печи. И только когда старший оповещал словами «ну, всё, заяц выскочил», остальные облегченно вздыхали. Основной процесс завершен.

На предрождественскую ярмарку Герасим отправился в уездный Мосальск вместе с обоими сыновьями.

Затемно, когда все еще спят, только мамушка да нянька Груня растапливают печь и готовят в квашне тесто для праздничных пирогов, жуть, как не хочется вылезать из-под тулупа и ехать куда-то в неведомую даль. Андрейка до последнего остается на лавке. И только когда Николка ехидно замечает, что так можно и царство небесное проспать, нехотя спускает ноги на ледяной пол, тут же сует их в старые валенки.

Мамушка дает сыновьям в руки по куску хлеба, плескает в кружки молока. Благо кормилица Зорька уже отелилась, и есть чем закусить горбушку. Собирает в торбочку дорожный перекус. А на улице тятя уже торопит сыновей. Дорога каждая минута.

Гнедой запряжен, нервно перебирает ногами в предчувствии дальней дороги. Герасим в последний раз проверяет, надежно ли увязана поклажа. Сыновья усаживаются в розвальни, укрываются старым тулупом, и Герасим трогает вожжи. Гнедой послушно тянет тяжелые сани. Вначале осторожно, подчиняясь команде хозяина, потом все увереннее. И вот уже остались позади дома родной деревни, возница правит к накатанному большаку.

Привалившись к брату, Николка закидывает голову, смотрит вверх. В морозном ночном небе ярко и маняще мерцают звезды. Словно стремясь добраться до их высот, из труб всех домов поднимаются дымы. Под полозьями саней поскрипывает снег. И так хорошо думается под это поскрипывание, шумное дыхание Гнедого, шорох ворочающегося рядом брата.

Николка в новом году заканчивает церковно-приходскую школу. Уроки преподает в ней барыня из соседнего поместья Наталья Марковна. Она постоянно хвалит Николку за сообразительность и усердие, говорит, что надо ему поступать в реальное училище в Юхнове. Тятя обещал отправить его туда. Дай бог, чтобы лето выдалось урожайным, и было чем заплатить за учебу.

Дорога в Мосальск долгая. Она то спускается в ложбину, то поднимается на холм, и тогда как на ладони вся дальняя округа, поросшая заснеженными лесами с проплешинами полей и лугов. Но сегодня ничего не видно, только крупные звезды в безоблачном черном небе. Мороз заметно крепчает, щиплет за нос, за пальцы рук, хоть и упрятанные в шерстяные вязенки. Николка ближе придвигается к брату, с головой укрывшемуся под тулупом. Потом не выдерживает, соскакивает с саней, подпрыгивает несколько раз, некоторое время бежит за санями. Тятя тоже периодически соскакивает с облучка, торопко идет рядом с Гнедым, разминая ноги.

Мосальск расположился на холмах, домики усыпали склоны. Ярмарка традиционно на рыночной площади. Там уже собрались со своим товаром загодя приехавшие крестьяне из дальних мест.

Герасим направил сани в гончарный ряд.

Несколько гончаров уже раньше прибыли и теперь распаковывали свою поклажу. Герасим глянул на разгорающуюся зарю и заторопился. По рядам уже пошли первые покупатели. Эти не будут бездумно разглядывать товар, они пришли за нужной вещью, и если не поторопиться, можно лишиться удачного покупателя. Вместе с сыновьями он разложил на устланном рядном сене фигурные рукомои, широкие чашки с зубчатыми краями, жбаны для кваса, кружки для молока, крынки, глечики, горлачи…

Между крупными изделиями Николка расположил свои фигурки, да так, точно все его глиняные бабы и мужики на праздник собрались, пляшут. Отдельно фигурки зверей.

Едва управились, как послышалась музыка со всех сторон. Это гармонисты, балалаечники, ложкари принялись свое искусство демонстрировать. Раздались крики зазывал, расхваливающих свой товар.

Андрейка тоже включился в эту перекличку, нахваливая свои игрушки. Вскоре к их саням подошла горожанка в расписной шали с корзинкой, полной провизии. Она подивилась на глиняные игрушки, потом остановила свой взгляд на рукомое, у которого вместо носиков Николка вылепил головы уточек с раскрытыми клювами. Вещица ей приглянулась, и начался торг. Наконец, уступив полушку, горожанка приобрела рукомой и кивнула сопровождавшему ее мужику нести покупку домой.

А на ярмарке народ гуляет! Где приглашают чай пить, где зовут пирогов откушать. Шум, смех, веселье… Герасим, глядя на любопытствующих сыновей, выделил им монетку, разрешил пройтись по рядам, купить себе леденцов или пряник. Но предупредил, чтобы далеко не уходили, не заблукали в чужом городе.