Почему-то по спине прошлась дрожь. Я повернулась полубоком к ЛЧ и поправила очки на носу. Обычно это признак неуверенности или страха. Я сглотнула.
– Ну, да…
– Она пригласила меня, и я хочу пойти…
Помните тот адский круг – Алекс+Флора+Шон+Сара – теперь я знаю кем он заканчивается. Оу, прям парадокс – начало и конец строится на Алексе.
Чтоб вы знали, в классе мне удалось подружиться лишь с десятью учениками, остальные просто прохожие, и Сара Бейкер одна из них. Она из таких девушек, которые в свои пятнадцать встречаются с выпускниками школы, носят одежду от известных дизайнеров и в конце диалога посылают воздушный поцелуй собеседнику. Если перед вашими глазами всплыла картинка длинноногой жгучей блондинки, то ваша фантазия вас не обманывает – Сара высокая русоволосая девушка, с родинкой над губой. И я смело могу её назвать клише или иначе клешней (как я придумала), которые обычно встречаются в фильмах для подростков. Короче, с ней я подружиться не сумела. Мы полные противоположности друг друга – я предпочитаю книги, а она не знает что это такое, мне интересен Бетховен, а ей Гарри Стайлс из «One Direction», я предпочитаю лето, а она, холодное как её сердце (если у неё вообще есть сердце) зиму. И если этой особе нравится Алекс, то это будет концом моего света, ибо Сара добивается всегда своей цели. А ещё ужасней будет, если и приятелю нравится она… Больно, когда человек, которого ты любишь, находит себе кого-то получше тебя. Размышляя над этим я и не заметила, что сижу с открытым ртом. Алекс все ещё ждёт моей реакции и слов. Но я нахожусь в оцепенении.
– Эм, круто… уже определился с подарком? – прикусив нижнюю губу, спрашиваю я.
– Вообще-то, да, – Ал вскакивает с дивана и бегом проходит к стеклянному шкафчику около двери. Спустя считанные секунды, а именно тринадцать, парень возвращается с маленькой чёрной коробочкой. Обычно улыбка Алекса всегда приводила меня в восторг, но в данной ситуации во мне зародилось желание дать ему по тыкве и убежать куда ноги прикажут. Его карие глаза прям искрятся, горят волнением. А меня задевает то, что ему так важен этот подарок. Черт возьми, я сейчас взорвусь. Неуклюже беру коробочку в руки и открываю её. Вот сейчас мое сердце разбилось на миллионы микроскопических кусочков. Жизнь явно смеётся надо мной и бросает в меня попкорн, крича: «Вот так тебе и надо, лохушка». Я бы не расстроилась так сильно, если бы этот подарок: а) не был бы посвящён Саре Бейкер, б) если бы он был чуть менее прекрасным.
Это браслет. Но не обычный, а супер стильный с красивыми камушками и подвесками в виде бабочки, бантика, туфельки, помады и вишенки. Учитывая тот печальный факт, что я хотела именно такой же подарок, стало в сто раз хуже. Не судьба.
– Ну как? Ты же девчонка, разбираешься в этом, ей понравится, как думаешь? – Харрис произнёс это на одном дыхании.
Сперва я хотела солгать и сказать, что Саре Бейкер такая безвкусица не нужна, у неё наверняка есть и получше украшения, но смотря на взбудораженный вид Алекса, невозможно лгать. Разбить ему сердце и испортить настроение из-за какого-то браслета и ревности? Глупо с моей стороны. Порой мы теряем людей по своей же глупости. С этим надо как-нибудь бороться.
– Да, очень понравится, – лишь ответила я, все ещё ощущая какой-то неприятный осадок.
Он взял из моих рук коробку и убрал её на рядом стоящий кофейный столик.
– А ты что даришь?
Тут я грустно рассмеялась.
– Она меня не пригласила. Думаешь, ей стоит что-то дарить?
– Не пригласила? – не поверил мне Алекс. – Почему?
Ох, ну, наверное, потому, что я необщительная и ненавижу выскочек, вроде неё.
– Не сошлись мнениями…
Алекс улыбнулся краешком рта и взял меня за руку. В это мгновение я ощутила прилив уверенности и румянца на щеках. Боже, эти нежные руки были для меня чем-то столь дорогим и драгоценным, что дайте мне только волю, я бы не отпускала их никогда. Сердце забилось неимоверно быстро, отчего казалось, что трясётся даже дом. Как же нечестно! Любить гораздо больнее того, кто считается твоим другом, ибо этот человек все время рядом и тебе приходится молчать о своих чувствах к нему.
– Кит, она плохо тебя знает. Ты же просто замечательная! Тебе стоит только улыбнуться, как все становится лучше! – улыбается Ал.
Эти слова я позже запишу в свой блокнот, где хранятся все комплименты, посвящённые мне от ЛЧ. Я чувствую как таю, словно мороженое в жаркую погоду. Если бы я только бы знала о его чувствах ко мне, если бы только он полюбил меня не как друга… И в эту минуту я решила узнать у Алекса то, что меня тревожит уже минут пять.
– Ал, скажи честно, ты втюрился в Сару Бейкер? – голос был уверенней, чем его обладатель. Парень резко убирает свою руку с моей ладони и складывает гримасу. Я в недоумении.
– Что-о?! Да ты спятила! Нет, конечно, нет! Она же стерва!
– Я думала мальчикам нравятся стервы… – убираю за ухо прядь волос.
– Господи, Кит, ты нанюхалась моющим средством в школе? Единственное, что мне в ней нравится, так это её бюст, – смеётся Алекс, и я пнула его ногой прямо в солнечное сплетение. Тот скрючился, но все ещё продолжал улыбаться.
– Понабрался идиотизма у Колина Финча? Извращенец! – подхватила я смех друга.
– Он, между прочим, неплохой парень. Просто болтает лишь о девчонках.
– А тебе это типа невыгодно? – с хитрой улыбкой посмотрела я на лицо Алекса. Тот покраснел и отвёл глаза в сторону. Начинаю дико хохотать. Харрис принялся пинать меня своими стройными, как у топ-моделей ногами, а я в свою очередь отвечаю ему тем же. Моя левая нога выскальзывает и врезается прямо в нос брюнета. Тот вскрикнул, но мужественно продолжал бой. Его руки хватают мою ногу и начинают щекотать стопу, я, в свою очередь, разрываюсь от смеха. Из соседней комнаты миссис Харрис просит нас быть потише, но мы не можем остановиться. Все тело покрылось мурашками. Кажется, ещё чуть-чуть и я заплачу.
– Алекс… пожалуйста… я сейчас умру… – хохочу во всю я, но приятель продолжает издеваться. – Стоп! Хватит! Ты победил меня! Победил!!!
И руки Харриса отпускают мою онемевшую от щекотки ногу. Я все ещё смеюсь. Алекс довольно улыбается, как положено победителю, и достаёт непонятно откуда пульт. Перевожу дыхание, прокручивая в голове все происходящее.
– Я хочу, чтобы мы с тобой всегда были лучшими друзьями, – говорит он с отдышкой.
– И я тоже… – отвечаю я, но думаю совсем иначе.
Просто друзьями… Нет, мне этого недостаточно.
* * *
Когда я завернула за угол, то сразу почувствовала запах гари, витавший в воздухе. Словно кто-то поджарил хвост кота. Прохожу мимо двухэтажного дома с пальмами во дворе. Затем ещё один дом лимонного цвета, потом еще один и ещё. Вокруг множество домиков и желтоватые деревья, которые скидывают себя старую «одёжку». По бульвару гуляют люди, а на крыльце одного из домов сидит группа парней, обсуждая, судя по всему, какую-то игру, ибо один из них громко указывает на мяч в своих руках. Подул тёплый осенний ветер, который принялся щекотать мне лицо. Из облаков выглянуло солнце. Оно светило словно только для меня. В такие моменты мне кажется, будто я особенная, точно была рождена для чего-то важного. Вы никогда не думали об этом? Знаете, в четвёртом классе, когда у меня было много друзей, я решила стать герлскаутом. Бабушка называла меня феей, родители маленькой помощницей, а друзья добрячкой. Мне казалось, что я рождена быть герлскаутом. Однако детские мечты разбились о суровую правду, когда эти девушки в милых оранжевых униформах сказали мне, что я похожа на пугало. Как так возможно? Эти девочки собирали команду, смотря не на качества человека, а на внешность. Из-за того, что я носила очки и скобы, никто не захотел меня принимать в герлскауты. И после этого началось… Прощайте добрые мечты! Привет необщительность и комплексы. Мама часто пыталась меня успокоить, говоря какая я у них с отцом красавица. Но это была родительская ложь. Я и до сих пор живу с комплексами. Правда от скоб я давно избавилась, но вот очки… От этой дилеммы мне не убежать, пока не стукнет двадцать лет. Придётся терпеливо дожидаться судьбоносного дня.
Я прошла мимо старенького дома мисс Крисберг – кошатницы, у которой умер муж десять лет назад, а дети просто бездушные сволочи, ибо бросили мать в одиночестве. Зато у неё есть я и все остальные соседи. Мы бабушку очень любим и считаем её близким человеком. На Рождество мисс Крисберг не сидит одна; она либо с нами, либо празднует в доме Уэлсенов. В общем, за ней есть кому позаботиться.
Заворачиваю налево и прохожу по узенькой каменной дорожке к своему крыльцу одноэтажного дома. Судя по тому, что на желтоватом газоне валяются пыльные коробки, стоит ржавый велосипед и кресло, мама, наконец, решил устроить генеральную уборку. А ещё это значит, что она побывала в моей комнате. От этой мысли я бегом направляюсь к открытой двери и забегаю в дом. Первое, что я почувствовала – запах лаванды. Я будто нахожусь в горах, на цветочной поляне… Прихожая была пуста. Вся обувь выставлена на улицу, комод блестел чистотой, вешалки опустели. Где вся верхняя одежда и шляпы? Неаккуратно снимаю с ног потрепанные кеды и забегаю в гостиную. Следующее, что было видно: мама вытирает мокрой тряпкой светлый паркет и напевает под нос какую-то мелодию. Она изредка смачивает серую тряпку в ведре с моющим средством и вновь начинает скользить по паркету. Вижу наш ковёр. Женщина закрутила его в трубочку и бросила на кожаный диван. Горшки с цветами стоят на журнальном столике, который расположен около окна, когда раньше был напротив дивана. Спустя время, мама замечает меня и безмятежно улыбается, поправляя на голове красную бандану, которую она надевает всегда во время уборки.
– Ты уже вернулась? Как дела в школе? – отрывисто спрашивает женщина, выжимая тряпку над зелёным ведром. Я не двигаюсь с места.
– Нормально. Мне задали сделать лабораторку по физике, придётся всю ночь пахать. А ты почему дома?
Мама бросила тряпку на пол и еле-еле поднялась на ноги, протирая влажный лоб ладонью. Женщина пытается отдышаться. Иногда я думаю на кого больше похожа: на маму или папу? Кто-то говорит на сестру, кто-то утверждает, что на бабушку. А я думаю, что на маму. У женщины чёрные волосы, но были они такими не всегда. В моем возрасте у мамы были каштанового цвета пряди. У нас с ней одинаковый цвет глаз – болотный, а у папы и Кэрри – голубой с карими пятнами. Мама невысокая и немного пухлая, но я ростом пошла в отца и бабушку, также и сестра. Я поправила очки, все ещё ожидая ответа.
– Сегодня у меня выходной, – отвечает она и проходит на кухню. Я хвостиком плетусь за ней. – Ты голодна? Хочешь есть?
– Нет, я была у Алекса в гостях, там перекусила.
Реакция мамы слишком спокойная, хотя я думала, что она устроит скандал, типа: «Ты не сказала, что идёшь в гости?! Все! Домашний арест на два месяца!», но она промолчала. Мама открывает кран с водой и моет руки, раздумывая о чём-то неизведанном. Сегодня она более странная, чем когда-либо. Я открываю белый шкафчик, где обычно лежат печенья и хлопья и достаю пачку сырных шариков.
– Кит, пока не забыла сказать, присмотришь завтра за котами мисс Крисберг? – говорит мама, не оборачиваясь.
– Ладно, а почему? Мисс Крисберг куда-то уезжает?
– Ей нужно к врачу. Она чувствует себя крайне неважно.
Я ощутила какую-то тоску, от которой даже сырные шарики не лезли в горло.
– Что за ужасные у неё дети! Их мама живет одна, у неё нет никого, кроме кошек, и она больна. Почему этим детям так плевать на свою мать?! – от душераздирающей обиды меня начало трясти, как при двенадцатибальном землетрясении. Мне казалось, что мое лицо надулось как пузырь и через мгновение взорвется, сметая все на своём пути. Мне больно. Представив на месте мисс Крисберг свою маму, я опешила. Сердце поразил укол. Нет! Никогда, слышите, никогда я так не поступлю со своей мамой! НИКОГДА. Я никогда не брошу её, буду делать все, чтобы она была счастлива и ни в чем не нуждалась. Лишь бы не заплакать. Ну почему я такая сентиментальная?!
Мама вытерла мокрые руки кухонным полотенцем и обернулась ко мне всем телом, грустно улыбаясь, будто должна сознаться в чём-то ужасном. Её холодная ладонь коснулась моего лица, и я ощутила легкую дрожь.
– Детка, это хорошо, что ты злишься, значит, ты понимаешь, что так поступать нельзя, – сказав это, она прошла мимо меня в гостиную, где вновь начала убираться.