Обсессия

Также я поражаюсь безучастию Кэндис. Макс облизывает взглядом каждую вторую школьницу, а она либо относится к этому нормально, либо вовсе оставляет без должного внимания. Ей и сейчас будто бы все равно. Разве это правильно? Если человек правда тебя любит, на остальных ему плевать. Судя по всему, мои догадки считаются бредом: парни до сих пор пялились в экран телефона и ржали подобно ослам. В этот момент я поймала себя на мысли, что от Брайна мне не по себе.

– Забей на этих дураков, – обратилась ко мне Кэндис, когда мы шли на общий урок – тригонометрию.

– Ты считаешь их поведение нормальным?

– Они же парни, – усмехнулась Шиммер, – им нужно давать свободу, чтобы они успевали затосковать по тебе.

Странная философия, думалось мне. Я поджала губы и кивнула на дверь, теряя всякое желание обсуждать данную тему; через секунду темноволосая навалилась всем весом на ручку и попросила у учителя прощения за опоздание. Следом своё слово вставила я, коротко кивнув и усевшись за третью парту.

Вновь ловлю себя на мысли, что здесь мне все чуждо…

***

Вечером мне пришлось пойти в супермаркет за пастой. Это как раз было с наступлением сумерек.

Я не заморачивалась с одеждой, накинула на себя утеплённую джинсовую куртку и кепку, заткнула уши наушниками и побежала вниз по улице.

Так вышло, что у нас квартал со спуском, поэтому я непроизвольно разогналась и смеялась над собакой за забором, которая налетела на калитку и своим лаем как бы грозилась распотрошить мне душу. Это не считается поведением здорового человека, но я правда обернулась и показала огромной псине непристойный жест. Она, в свою очередь, как будто все понимала, начала рычать громче.

– Привет, Джо, – распахнув стеклянные двери, поздоровалась я с мужчиной на кассе.

Он взглянул на меня из-под пушистых бровей, видимо, сперва не признав, а потом доброжелательно хмыкнул и помахал.

Я в охапку взяла две упаковки итальянской пасты, потом, пританцовывая, остановилась перед соусами и сняла наушники. Надеюсь, мне хватит налички на то и другое.

– Разве это не Бьянка Вайш из Форда? – слышу за спиной.

Сердце пропустило удар и точно сделало сальто, иначе истолковать нарастающую боль в груди я не в силах. Если мир можно поставить на паузу, то в чьих руках сейчас пульт? Возможно, у Джо или трёх школьниц, находящихся рядом со мной и выбирающих сырный соус. Без понятия.

Перед носом поплыло, пришлось опереться о полку и позволить себе дышать. Мне не могло послышаться, слух у меня безупречный.

Я заглянула в планшет низенькой девочки, которая выглядела младше меня и совсем растерялась, чувствуя слабость в ногах: они задрожали и сигналили, что вот-вот совсем ослабнут и не смогут удерживать вес.

Это фотография. Не та, что перекинул всему городу подонок Чак. Новая. Эту фотографию Бьянка скидывала мне и Кэндис. На её шестнадцатый день рождения мы с Шиммер подарили той красивое красное шёлковое белье. Позже Бьянка скинула нам снимок примерки с подписью «спасибо, я вас люблю».

– Откуда у вас это? – чужим голосом спросила я трёх подружек.

Они одновременно перевели на меня напуганные и недоуменные взгляды, оценивающе изучая мой внешний вид.

– Ты про что?

– Откуда у вас эта фотография? – я перевела дыхание, желая прополоскать горло любой жидкостью, ибо во рту настолько сухо, что савана в сезон засухи – это детский сад.

Самая расторопная из них протянула мне гаджет в руки и принялась объяснять:

– Мне подруга скинула. Это рассылка, если я не ошибаюсь.

– Рассылка?.. – не веря ушам, сжала края планшета я.

На меня смотрела улыбающаяся и живая Бьянка в красном лифчике и в расстёгнутых спущенных до колен джинсах. Вдруг картинка поплыла, а на обнаженный живот подруги упала слеза.

– Ты в норме? – неловко потянулась за своим планшетом незнакомка.

Ничего не ответив, я бросила макароны на пол и рванула к выходу, пропустив мимо ушей реплику Джо.

Срочно нужен кислород, ветер или лучше ливень.

Душа выла, рвалась на лоскутки от несправедливости. Это снова повторилось? Как так? Бьянка умерла! Она, черт возьми, покончила с собой, а какая-то сука не способна успокоиться? Когда это прекратится? Мне тошно от воспоминаний, однако они тяжёлым грузом ложатся на мои плечи, заставляют вспомнить каждую деталь, слово или взгляд, шепоты… Бьянку несправедливо называли разными грязными оскорблениями. Люди высмеивали её в социальных сетях, представляете? Человека нет в живых, а они все равно писали гадости под публикациями. Мне дозволялось лишь затыкать рты, хотя руки чесались вырвать кому-нибудь волосы. Но пока одни языки молчат, за них говорят другие, и эта цепочка бесконечна. Невозможно заставить кого-то молчать, особенно, если говорить есть о чем. Меня это так злит, так раздражает! Несправедливо! Подонок Чак просто спокойно выпустился из школы, получил хорошую характеристику, был признан лучшим игроком в футбол, а его фотография весит на доске «Звездных выпускников». Это, по-вашему, честно? Он, черт побери, распространил полуголые снимки своей девушки, довёл её до точки невозврата, а единственное наказание, которое он получил, отчисление из школьной футбольной команды? Ха, и то, я уверена, в своём Чикаго Чак продолжает строить карьеру спортсмена. Всем плевать, что Бьянка умерла. Всем плевать, что это преступление – распространение сведений о частной жизни лица, составляющих личную тайну, без его согласия. Чака оправдали, а моя подруга стала козлом отпущения. Дело в том, что всех волновала голая девушка, а не то, что человек совершил мерзкий поступок. Бьянка не заслуживала этого… Она даже укороченные футболки позволяла себе надевать раз в год, пока её отец за городом.

Слёзы повторно собрались в уголках глаз и поспешили пролиться на землю, вместо ожидаемого мной дождя.

Я стояла на бордюре, смотрела на мигающий красным светофор и резко села, обняв себя руками.

«Раз уж боли избежать нельзя, тогда можно её принять и игнорировать», – я повторяла себе эту фразу каждый день, как мантру. Вместе с тем, это не работало. А я все продолжала нашептывать себе ложь, в надежде, что однажды она станет правдой.

Прошла минута, а я сидела на корточках и изучала мокрыми глазами трещины на тротуаре, как рядом послышалось копошение. Шмыгнув носом, я подняла вспотевшее лицо и застала возле себя сидящего, в той же позе, что я, парня. Он тоже обнимал себя руками и держал голову опущенной.

Что за?.. Парень молчал, не реагировал на меня, и я самовольно принялась изучать его, много раз моргая, чтобы туман в глазах рассеялся.

Шелковистые на вид волосы с коротким маллетом, цвет их был чёрным, но на свету отдавал синим. Он одет в широкий коричневый свитер и чёрные брюки. И это все, что я сумела разглядеть.

– Что ты делаешь? – наконец спросила я.

Юноша поднял на меня невинный взгляд и промолчал. Теперь его разглядеть легче: овальное лицо, кожа отдавалась оливковым оттенком, красивые миндалевидные глаза с пушистыми ресницами, торчащая из-за ветра челка и губы бантиком. Где-то я этого человека уже видела…

– Я не хотел, чтобы ты сидела здесь одна, – отозвался он медовым тягучим голосом.

Я изогнула бровь и усмехнулась.

– Понятно. Значит, со стороны я выглядела жалко, – заключила я и поднялась на ноги, поправляя кепку на макушке.

Парень тоже выпрямился и спрятал руки в карманах. У него под губой расположилась маленькая родинка. Мило.

– Жалко выглядят люди без собственного мнения, а тебе просто грустно, – пожал плечами тот.

Закивала головой.

– Ты прав… Леон, – хитро блеснули мои глаза, и брюнет, которого поймали с поличным, уголком рта улыбнулся.

– Я думал, ты не узнала меня.

– Вообще-то, так и есть, – призналась я, – но потом я увидела твою родинку.

Леон учится со мной в одной школе, вдобавок мы посещаем общие уроки литературы и английского языка. Его я знаю ещё с младших классов: сперва он жил напротив дома Бьянки, а два года назад его семья переехала ближе к центру. Также можно добавить одну немаловажную деталь – Леон был влюблён в Бьянку, но подруга делала вид, словно не знала об этом, не имея цели смущать добродушного соседа.

– Ты в порядке, Агата? – спросил он серьёзным тоном, аж по конечностям пробежали мурашки.

– Конечно, – какая эта по счету ложь за сегодня?