Леон облизнул нижнюю губу, потёр ребром ладони красный кончик носа и зашагал к супермаркету.
– Врать – плохо, но я тебя прощаю. А насчёт той фотографии… Её разослала Дельфи, – сказал он на прощание, ожидая какого-либо ответа от меня.
Я проговорила несколько раз это имя, впадая в отчаяние и нежеланную панику. Если это реально сделала Дельфи, то, складываем два и два, фотографию она получила от…
– Нет, – сглотнула я, подняв напуганные глаза, – ты ошибаешься.
– Жаль, что это не так. Тебе пора проснуться, Агата. Проснись, не то на месте Бьянки скоро окажешься ты, – кивнул мне черноволосый, потянул на себя стеклянные двери и этим самым поставил точку в нашем разговоре.
Язык прирос к нёбу, голова закружилась, будто карусель. Леон не мог так жестоко бросить правду мне в лицо, однако сделал это. С одной стороны, полежав дома и хорошенько пошевелив мозгами, я бы сама догадалась, тем не менее с другой… мне тяжело признаться.
В третий раз за сегодняшний день я почувствовала, что мне не по себе.
Глава 2
Ночка выдалась бессонной. Последствия – уродливые, хорошо выделяющиеся на фоне моей бледной кожи с веснушками, синяки и туманность рассудка. Не выспавшаяся Агата, говорили мне друзья, это настоящий живой мертвец. И они не лгали.
Несмотря на свою сонливость, оставалась я с утра в тонусе: перекусила подгоревшим хлебом с маслом и запила эту несъедобную бурду колой, которую вчера купил папа. Он, к слову, ещё не проснулся, но я слышала его бурчания в комнате в мою сторону: «Снова складки на брюках, Эгги».
Домашние дела точно не моя стихия. Скупать пластинки на блошином рынке, перечитывать одну и ту же книгу по воскресеньям, играть в дартс – обеими руками «за», но вот глажка, готовка или элементарная уборка – увольте. Другое дело, если бы этим занималась моя мать, тем не менее её в нашем доме нет уже семь лет. Возможно, жестоко выражаться оскорблениями о собственной матери, а именно это я и делаю в последнее время, однако моя мама, Мэй, если кому-нибудь интересно как зовут эту охотницу за богатенькой жизнью, оставила нас с отцом и удрала во Флориду. Признаться честно, помню из детства я мало что и уж точно я не была просвещена в личную жизнь родителей, поскольку постоянно гостила у бабушки с дедушкой на ферме. По рассказу отца, мама всего-навсего устала от ежедневной бытовухи, от банальщины и безработного в то время мужа, поэтому собрала свои пожитки, воспользовалась моим отсутствием и поставила папу перед фактом: «Маркус, я ухожу от тебя». Видимо, я досталась папе бонусом к разбитому сердцу. Забавная история, не находите? Называется «Моя гребаная жизнь».
Итак, что-то мы отошли от темы… В школу я сегодня заявилась за тридцать минут до звонка, чтобы поговорить с Кэндис, а потом, скорее всего поссорившись, запереться в сортире и позволить себе отдышаться.
К моему великому везению, машина Макса, на которой они приезжают в школу, стояла на парковочном месте, а значит подружка уже здесь. Собирая на ходу пряди цвета меди или, как любит сравнивать Брайан, пламенные, в хвост, забегаю в холл и растворяюсь в толпе старшеклассников.
Бруно, Макс, а рядом с ним, подрыгивая ножкой, Кэндис сидели на диванчике художественного класса. Заметив несущуюся рыжую бестию, Бруно широко и приветливо улыбнулся, подбросив брови вверх, но я на него не обратила внимания, заострив стеклянный взгляд на уткнувшуюся в мобильник Кэндис.
– Что это? – остановилась в шаге от диванчика, показывая фотографию Бьянки.
Брюнетка с ободком на голове не сразу поняла в чем дело, оглянулась и, взглянув сперва на меня, после на экран телефона, хлопнула накладными ресницами. Макс, не убирая руки с её плеча, противно жевал жвачку.
– И тебе доброго утречка, – как ни в чем не бывало протянула Шиммер.
Я стиснула челюсть, бросила сумку на пол и опустила руки по швам.
– Ты издеваешься? Кэндис, какого черта эта фотография делает у Дельфи?! Бьянка, кроме нас, никому её не отправляла!
– Йоу, Эгги, остынь, – Макс выпрямился и жестом попросил об одолжении.
Я нахмурилась на того, но ничего не сказала, вернув глаза на посерьёзневшую девушку. Наконец-то хоть какая-то реакция, а то складывается впечатление будто я с рыбой говорю.
– Только не ругайся, – встала на ноги Кэндис, – она не знала какое купить себе белье, и я ей описала комплект, который мы дарили Бьянке. Дельфи попросила снимок, я и отправила… А она, видимо, отправила его Гарри, тот кому-то ещё…
Мне резко захотелось взять нитку с иголкой и зашить той рот, потому что, чем больше она говорила, тем сильнее раздувалось раздражение в груди. Подобно нейротоксину моя злость через сосуды и вены овладевала всем телом, парализуя его.
Невозможно контролировать ненависть, да и не хочется, ведь Шиммер ведёт себя настолько непринуждённо и спокойно, как будто Бьянка никогда не являлась нашей лучшей подругой. Будто это нормально, что про неё сплетничают до сих пор и обсуждают тело. Словно… словно, когда Вайш совершила самоубийство, Кэндис отказалась от неё. Так просто, по щелчку пальцев.
Я проникновенно смотрела в кофейные глаза обомлевшей брюнетки, прилагая максимальные усилия, чтобы не закричать, однако старания не обвенчались успехом.
– Как ты могла отправить этой сплетнице фотографию Бьянки после всего, что было?! Каким местом ты думала?! – воскликнула я, и от нервов голос мой в конце сорвался.
Кэндис куснула губу, отвела взгляд и выдохнула.
– Я не знала, что она всем разошлёт, окей?!
– Какая разница, Кэндис?! Ты просто не должна была этого делать в любом случае! Она была твоей лучшей подругой и она умерла из-за этого дерьма! А ты взяла и сделала то же самое, что и Чак восемь месяцев назад!
Меня трясло, по-настоящему. В глазах рябило, хотелось разнести класс к чертовой матери и отправить туда Кэндис. Я лишь сейчас осознала как хочу ей вмазать, дать смачную пощёчину и выпытать чувство вины, хоть каплю, так как я не наблюдаю за ней подобных эмоций. Она только и делает, что оправдывается. Ей плевать, что школа снова обсуждает обнаженную Вайш, её волнует лишь одно – оправдать себя в моих глазах.
– Так, Эгги, успокойся, – вмешался Макс, поднимаясь рядом с готовой расплакаться Кэндис.
Не выношу этой актёрской манипуляции – она всегда пускает слёзы, когда не знает, куда прятаться, пытается отвлечь. Но она забыла с кем имеет дело, на меня такое на действует.
– Не вмешивайся, Макс! Это вас тоже касается, – кольнула двух парней острым, точно лезвие, взглядом, – вы тоже, как бы, были ей друзьями!
– Агата, ты драматизируешь. Все же в порядке. Пройдёт день, и все об этом забудут. Сплетни на то и сплетни, они быстро забываются, – пожал плечами Бруно.
– Да, – согласился второй, – Бьянка умерла, ей плевать на происходящее, понимаешь?
Сердце пропустило удар, забившись в разы быстрее. Черт побери, мне больно. Больно от их слов и от того, что они такого мнения обо всей ситуации. Настоящие друзья, по моему мнению, должны были найти распространителя, отобрать телефон и удалить снимок, посадить на место всех ублюдков и встать на сторону их подруги, пусть и мёртвой. Настоящие друзья… Чушь собачья!
– Как раз поэтому мы и должны не допускать этого… потому что она мертва! – севшим голосом прохрипела я. – Кто вы, блин, такие? Неужели Бьянка для вас совсем ничего не значила?..
– Бьянка мертва, Агата! – неожиданно громко завопила Кэндис, одарив меня мрачным взором, я опешила. – Хватит уже реагировать на каждое упоминание о ней так бурно! Это угнетает! И если ты не забыла, я тоже твоя подруга. Живая подруга!
– Бьянка тоже была нашей подругой, но разница в том, что я об этом помню, а ты почему-то нет! – процедив, подняла с пола сумку и накинула на плечо.
Брюнетка подалась вперёд, желая дать ответ или даже замахнуться, но Макс, обняв, заключил чужие руки в замок и начал шептать на ушко утешения. Бруно лишь выругался, потерев ладонью лоб.
Не могу больше здесь оставаться. Они не те люди, которых я знала, это какие-то бездушные уродцы. А Кэндис вовсе огорчила и оттолкнула от себя. Думается, некоторое время нам лучше не пересекаться, иначе мы совсем разругаемся.
***
Умывшись холодной водой, выбросила влажные полотенца в мусорную урну и поглядела на себя в зеркало. Когда-то на этом личике отображалась радость, теперь одна лишь усталость.
Успешно прогуляв первый урок, я вышла из уборной и медленным темпом блуждала по коридорам, в надежде, что кто-то из учителей поймает меня и отругает, ведь настроение такое паршивое, что хочется нарваться на неприятности и усугубить положение. Ноги сами привели меня к крылу коридора, где висит стенд со «звёздными учениками», и я увидала ненавистную мне физиономию. Фотография Чака расположена высоко: он улыбается одним уголком рта, будто его заставили. Его широкий квадратный подбородок, как у героя из «Суперсемейки», раздражал меня и сейчас ничуть не меньше. В этот миг в моей голове возникла гениальная и одновременно абсурдная идея, от чего губы растянулись в дьявольской ухмылке.
Потратив пару минут на поиски стула (пришлось тащить его из соседнего корпуса), я встала на него и вынула из сумки чёрный маркер, пририсовывая Чаку усы Гитлера, рога и круглые очки. Закончив с пакостью, осмотрелась по сторонам, хихикнув, и спрыгнула на твёрдую поверхность, возвращая стул на прежнее место.
На перемене учеников ждал сюрприз, а учителей новая забота – поимка нарушителя. Поправка, рыжего нарушителя…
***
Мы с Кэндис не разговаривали до конца учебного дня. Я вышла во двор, застыла на тропинке, прощаясь с одноклассниками, и распутывала провода наушников, чертыхаясь на холодный ветер, дувший прямо в лицо. От этого губы мои быстро трескались. Благо хоть волосы я успела собрать в низкий хвостик – не лезут в рот, как обычно.
Закончив с наушниками, надела сперва первый, затем второй и подняла подбородок вверх, встретившись в тотчас глазами с брюнеткой. Кэндис стояла на парковке, облокотившись о капот тачки Макса; тот, собственно, стоял рядом и разговаривал с выпускниками, широко и по-дурацки улыбаясь. Когда Макс так лыбится, значит а) ему делают комплимент насчёт причёски, б) его приглашают на мегакрутую вечеринку, в) или, в крайних случаях, зовут «погонять вместе мяч». Судя по тому, что парни из футбольной команды, вариант «в» – главный кандидат на победу.
Шиммер, не сумев выдержать моего тяжёлого взгляда, хмыкнула и села в машину, заодно поторопив бойфренда. К ним присоединился Бруно. Парень помахал мне на прощение, и это совсем неудивительно, потому что из нас всех Бру самый отходчивый, долго обиду держать не способен; я кивнула ему в ответ и отвернулась. Тут меня кто-то схватил под локоть и легко остановил, а я даже не успела включить музыку.