Место под звездами

– На выходных братья-близнецы Диккенсоны опять устраивают вечеринку. Все придут. Ты мог бы разыграть сценку.

– Делать мне больше нечего, играть с её чувствами, – отказался я.

– Для негодяя ты слишком порядочный. Может, поэтому ты ей и нравишься?

– Ты действуешь мне на нервы, чувак.

Одиссей шуточно пнул меня и закинул в рот картошку, наконец-то перестав говорить о девочке, которой я симпатичен.

***

В пятнадцать я созрел. В том смысле, что я уже твёрдо понимал и знал весь масштаб катастрофы, пусть это и было поздно. Это тоже самое, если бы люди знали о приближении огромного, размером с гранд каньон, астероида, ничего не делали, а уже когда до конца света оставались сутки, запустили в космос ракеты с ядерными боеголовками.

Я решил, раз уж это случилось и время не повернуть вспять, а машины времени не существует, то можно хотя бы найти таких же несчастных жертв, как я. Интернет легко выдал анонимные истории, только за все семьдесят пять статей и шести ссылок, я не наткнулся на домогательство к мальчику. Жертвами были то и дело исключительно женщины разных возрастных категорий, этноса, происхождения и расы. Когда я читал эти статьи, пятнадцатилетний мальчик, я поражался жестокости мира, в котором мы живем. Сексуальное насилие, верно подметила Сьюзи Бокс, одна из рассказчиц, это то, что происходит по всемирно и ежечасно, но не освещается из-за страха быть осуждённым. Я с ней согласился тогда и согласен теперь, когда мне восемнадцать. Я боялся собственной тени, меня терроризировала паранойя: может, мама догадывается о происходящем между мной и дядей и считает, что это я желал совокупления? В уме я часто становился сценаристом своей жизни, представлял и придумывал реплики, но каждый мой сюжет сводился к одному – виноватым оказывался я.

«Если ты не хотел, то мог закричать или рассказать правду», – голосом мамы говорил я самому себе.

Кричать? Что вы, я даже пикнуть не осмеливался, будучи запертым в клетке из паники, а вы думаете, что жертвы могут звать на помощь? Не каждый полон осознанности, тем более страх влияет на реакцию по-разному: кто-то отбивается и даже способен на убийство в целях самозащиты, а кто-то застывает статуей в чужих руках и выполняет каждый приказ.

Мне кажется, я был слишком молод, чтобы знать о таких вещах в восемь лет. Возможно, я себя оправдываю, себя и свою беспомощность, только легче почему-то не становилось. Я хотел плакать.

Так сильно, как бы плакала самая отчаивавшаяся девчонка, готовая потерять голос от рыданий.

Некоторые мои друзья убеждены, что плакать мужчинам не подобает. Слёзы, всем известен этот трюизм, – проявление слабости, эмоций, чувств, а представителей сильного пола это ни в коем случае не красит. Скорее наоборот, позорит.

Я поддался мнению большинства и больше не плакал. Мне и без того стыдно жить, а слёзы как будто закрепляли образ жалкого неудачника.

Но теперь, сидя за одним столом с Ним, меня вновь подрывало на сухие рыдания.

– Утка вышла нежнейшая, – мама не скупая на комплименты, особенно, если ей правда что-то нравится.

Она из тех, кто предпочитает говорить о заслугах, а не делать никому не нужные замечания. Миранда, моя тетя, сдержанно улыбнулась. Я заметил её пустой взгляд, она улыбалась фальшиво и выглядела, мягко говоря, задумчивой. Уверен, до нашего приезда в доме что-то произошло, к тому же Пейдж не выронила ни одного слова за весь вечер, а ей только дай повод поговорить. Потом не успокоишь.

– Мистер Найтли пригласил меня на рыбалку. Я предложил взять тебя с собой, Джош. Он был впечатлён, услышав о тунце, которого ты выловил в прошлом году, – Элвис сменил тему.

Я ковырялся вилкой в салате, выстраивая из гороха смайлик. Чарли, видимо, тоже было скучно, он заметил мою игру с едой и нажаловался маме, зная как она не любит подобные действия. Пришлось сесть ровно.

В этот момент я и взглянул на понурую Пейдж. Она сидела слева от своей матери, одетая в широкий красный свитер с горлом. Красотой кузина пошла в нашу бабушку: такие же тонкие чёрные брови, глаза выразительного разреза и маленький острый носик. Собираясь все вместе в доме стариков, мы пересматриваем фотоальбомы их молодости. Так вот, Пейдж не отличить от нашей бабушки в юности.

– Я с удовольствием. Рыбалка лучше всякой психотерапии, – пошутил папа.

– А тебе нужен психиатр? – подстегнула мама, отпив вина, на что папа ей ответил, якобы в браке помощь психиатра не будет лишней.

Взрослые засмеялись, а Пейдж и я даже ухом не повели.

– Наша Пейдж удивила жюри своей работой, – неожиданно быстро обратила внимание на дочь Миранда, из-за чего кузина резко подняла голову и улыбнулась. Наигранно.

– А что за работа? Мы можем посмотреть?

– Вечный двигатель. У меня есть фото, – Пейдж поднялась со своего места и, включив мобильник, встала между моими родителями, демонстрируя снимки проекта.

– Она умнее тебя, – шепнул мне на ухо Чарли.

Этот мальчик… Ах, он никогда не устанет издеваться надо мной.

– И тебя тоже, – усмехнулся я нарочно, предугадав реакцию брата: сейчас он разозлится.

– Мне десять, я имею право быть глупым.

– Согласен. Ты очень глупый, потому что только дурак оправдывает тугодумство возрастом.

Чарли хотел было завизжать от возмущения и в очередной раз закатить истерику, однако громкий голос Элвиса его попытку оборвал. Дядя, под предлогом открыть новую бутылку вина, подошёл к кухонному столу и взял штопор, затормозив рядом с выпрямившийся Пейдж.

– Я очень горд своей дочерью. Для девочки она чрезвычайно талантлива и умна, – и после своих сомнительных похвальных слов, Элвис опустил руку на плечо кузины, слегка сжав его.

Я почувствовал дискомфорт. Перед глазами, как ночной кошмар, отрывок из прошлого: каждый раз, стоило ему закончить свои делишки моими руками, он хлопал меня по плечу и сжимал кости. Я не понимал зачем он так поступал, мол, хорошая работа, сынок. Я, судя по всему, был для него собакой, которая верно служила хозяину и получала всякий раз одобрение. Противно!

Пейдж заглянула отцу в глаза и улыбнулась. Снова наигранно. Такое ощущение, будто вся их семейка это картонные персонажи, играющие по написанному сценарию.

– А ты, Ной? Как твои дела? – дядя нередко заводит разговор со мной, словно мы близки.

В принципе, этот долбанный извращенец так и считал, я голову дам на отсечение. И всё-таки, как ему удаётся сохранять непоколебимость и спать спокойно ночью? Черт возьми, я впервые за столько лет задал себе этот вопрос. Раньше меня интересовали только собственные чувства, а теперь вдруг любопытно заглянуть в голову ублюдка. Он правда живет безмятежной жизнью без угрызения совести? Ну да, конечно. Я вдруг снова сделал для себя открытие: если бы у меня была тетрадь смерти, я бы, скорее всего, смог записать в неё его имя.

– У меня всё хорошо, – глядя в тарелку, ответил я.

– Вы с Пейдж гордость нашей семьи, – вкрадчиво произнёс Элвис, будто это секрет. Он долил каждому в бокал немного красного вина и сел на место.

– А я что? Я кто тогда?! – Чарли сурово сдвинул брови к переносице и требовательно посмотрел на каждого. – Почему вы считаете, что я глупый?

– Кто тебе такое сказал, сыночек? – мама нервно засмеялась, засмущавшись перед дядей и тётей. – Ты у нас талантливей всех. Твои рисунки так красиво смотрятся на нашем холодильнике!

Ещё немного, и я бы точно захохотал, поэтому пришлось извиниться и тайком выйти во двор, чтобы покурить. У Элвиса стояла лавочка на крыльце, я сел на неё, достав полупустую пачку.

Признаться честно, курение не приносило мне большого удовольствия и если бы я захотел, то бросил курить на раз-два, как нефиг делать. Но, как я говорил раньше, курение мне нужно для того, чтобы казаться нормальным подростком, поэтому я выкуриваю по одной пачке в день, для пунктика. Типа, вот, смотрите, я подымил, значит, я такой, как все.

– Можно мне тоже?

Я даже не услышал как открылась входная дверь. Пейдж стояла ко мне всем телом, пряча руки в рукавах свитера. Я изучал её слегка растерянными глазами, потеряв ориентир, но сохранив молчание.

– Я никому не скажу, – наверное, она имела в виду то, что я баловался сигаретами.

Без слов, я вытащил из пачки одну соломинку и протянул возвышающейся надо мной Пейдж. Она не ожидала, что я соглашусь поделиться, поэтому с паузой приняла сигарету и неуклюже присела рядом, дождавшись, пока я чиркнул зажигалкой.

– Не знал, что ты куришь, – не лукавил я.

Пейдж впервые улыбнулась искренне. Она смотрела на соломинку между двумя пальцами и не спешила брать её в рот.

– Я и не умею. Просто хочу попробовать. Научишь?