Место под звездами

– Хм, – наигранно выпятила губу она. Я заметил краем глаза появившуюся в дверях все ещё с красным носом Максим и ловко спрятал мутные глаза в пол. – Ты какой-то зажатый… Расскажи свой секрет.

– Я выгляжу загадочно? – усмехнувшись, я смочил кончиком языка свои губы.

– Надо было спросить, есть ли у него девушка, – цыкнул кто-то, и ребята хихикнули.

Мама говорила, что я очень симпатичный и в меня будут влюбляться много девчонок, но я полагал, что как и любой маме, ей свойственно это говорить. Но, если учесть заинтересованный вид противоположного пола, она не лгала.

– Мы ждём ответа. Если дашь заднюю, я загадываю тебе действие.

– Небось, уже придумала, да? – Одиссей сидел ко мне спиной, поэтому я в тот момент не видел его мимики, но по интонации голоса понял, что он как обычно обезьянничал.

Я долго прикидывал в уме, что ответить. Секреты? Они есть у каждого человека. Отрицать их существование, значит, подтверждать их наличие. У меня много секретов, и потому сначала я растерялся и как обычно это случается, позабыл обо всех: и про самые незначительные, и про те, по чьей вине у меня в желудке сворачиваются в соломинку кишки.

Пока ребята обменивались шутками, я опустошил уже вторую банку пива. Отчаянное желание напиться застало врасплох. Это тоже кажется мне нормальным.

В конце концов обо мне вспомнили.

– И так, твой секрет? – подгоняла красивая, но чересчур визгливая девица.

Одиссей взял у меня сигарету. В ту секунду я вдруг подумал, что моя жизнь похожа на сценарий подросткового комикса, потому что это все так скучно: тусовки, школа и проблемы с прошлым. Это клише. Таких, как я, увы, – миллионы. Сломанные игрушки, не успевшие попасть на витрины магазинов. И с чего я взял, что я нормальный? Черт побери, да я ничто в этом огромном дерьмовом мире. Мне здесь плохо. Я бы хотел убежать, только человечество не позволяет мне воплотить свои мечты хотя бы понарошку.

Вы можете уловить суть моих мыслей, если нет, то все в порядке. Просто я пьян и не контролирую их совсем.

– Ной, – Одиссей поглядел на меня из-под бровей, как на идиота.

Я устало откинул затылок на спинку кресла и размыто улыбнулся светодиодной ленте на потолке.

Если я скажу им… Если я впервые в жизни позволю себе стать тем слабым мальчиком, который из ночи в ночь лил слёзы на подушку и старательно смывал с себя чужие касания, мне станет легче? Я имею на это право – среди темного леса отыскать весну? Имею ли я право не быть одиноким в болоте похоти, в которой я погряз с восьми лет? Они осудят меня за то, кем сделал меня собственный дядя?

Десятки пар глаз ожидающе сверлили во мне сквозные пустые дыры. Такие же пустые, как слова, которые я намереваюсь бросить на ветер, потому что они не поймут. Я в этом убеждён. Более того, они меня даже не услышат. Мы чувствуем по-разному, это заметно по их повадкам, манере речи и привычкам. Им легко в компании друг друга, а я, находясь среди толпы, никого не вижу.

– Меня домогались в детстве, – похоже, это было громко. По крайней мере достаточно, чтобы многие в зале умолкли.

Девочки и мальчики, на лицах которых застыла улыбка, теперь оглядывали меня озадаченными блестящими глазами. Я в них находил сомнения, недоверие, но точно не презрение, потому как они не верят. Я решил поднажать:

– Это был мой дядя. Он творил со мной всякую хрень, ну, типа, знаете, – присел прямо я, активно жестикулируя, руками демонстрировал то, что приличные люди не показывают. – Вот так. Он ещё пытался запихнуть свой член в мой рот, но мне хватило ума отказаться. Жаль, не хватило силы духа избавиться от его тирании.

Удивительно, спустя столько лет, я свободно говорил об этом, причем вслух, будто делился с друзьями интересной историей. Я улыбался им, опуская подробности тех окрашенных в чёрный цвет дней, а сам, до дрожащих костей, хотел уродливо рыдать. Распластаться на полу, залить стены слезами и избавиться от тяжёлой тучи на своей груди, которая росла и до сих пор растёт. Я не чувствую прежнюю боль от воспоминаний и вообще осознания того, что я стал жертвой педофила. Меня эта мысль больше не пугает. Я свыкся, помните? В том то и дело, что я не чувствую больше ничего. Это равнодушие пугает сильнее любой истерики. Мне не все равно, не надумывайте, я просто стараюсь не быть тем мальчиком из ванной комнаты…

Одиссей приподнял густые брови, забыв о сигарете во рту, выплюнул её. Он стал угрюмым, словно хотел прочитать по выражению моего свинцового цвета лица шучу ли я. Но на такие темы нельзя шутить, это жестоко.

Внезапно раздался смех из одного угла, его подхватил женский хохот, затем и другие подтянулись. Неловкая пауза испарилась вместе с моей надеждой отыскать поддержку. Одиссей громко фыркнул и, махнув на меня, повернулся к остальным.

– Он пьяный в дым.

– Если не хотел отвечать, мог бы сразу выбрать действие, а не сочинять стихи.

Я грустно усмехнулся. Если бы я обладал способностью собирать строчки в рифму, я бы написал поэму. Это было очевидно, они посчитали мое признание страшной сказкой.

– Ты куда? – Одиссей обернулся на девяносто градусов, заметив копошение на кресле.

Я спрыгнул на пол и поправил шнурки толстовки.

– Отлить хочу.

– А, ну давай, пожарный кран, туши огонь, – он по-дурацки хохотнул, и я одними губами послал его. Он знал о моей ненависти к своим шуткам и никогда не прекращал ими разбрасываться, как грязным бельём.

К сожалению, попасть в туалет мне не получилось: только я дернул ручку двери и толкнул её, как оторопел на месте, не сделав и шагу. Я был готов увидеть многое: от «дебоширства» до рвотных позывов, но вот застать свою кузину, утробно рыдавшую у крана – твёрдое «нет». И все же, это взаправду.

Пейдж стояла ко мне обнаженной спиной, отчего выпирал позвоночник, в чёрной шёлковой кофте с длинными рукавами. Она, оперевшись руками о бортик раковины, содрогалась от всхлипов. Рядом с ней, утирая ей слезы мокрыми руками, была неизвестная мне девчонка.

Я растерялся от неожиданного поворота событий, однако, взяв себя в руки, прикрыл за собой дверь сортира.

– Что случилось? – на мой голос оглянулась только белокурая незнакомка с довольно коротким каре, практически до острого подбородка.

Пейдж же на мгновение затихла, словно штиль после бури, а потом так громко и со всей силы завопила в рыданиях, что я вздрогнул. Она буквально рвала и метала, била кулаками по зеркалу, не имея столько силы, чтобы разбить, рвала от непонятного мне отчаяния свои волосы.

– Уходи, – Пейдж не смотрела в мою сторону, но я почему-то сразу понял, что обращалась она именно ко мне.

– Тебя кто-то обидел? Это Льюис? – если мои подозрения верны, то придётся заступаться, поскольку кузина слишком расстроена. Я прежде не видел её в подобном расшатанном состоянии, чтобы ломать ногти о поверхность стены.

– Уйди, пожалуйста, уйди!

– Пейдж, – я подошёл совсем близко, как вдруг безымянная блондинка резко обернулась и, нахмурившись, двинулась на меня, как саранча.

– Ты! – тыкнув в мою грудь пальцем, девушка толкала меня к двери, не думая отступать. Она хоть и была ниже меня на одну с половиной головы, но сила и твёрдость духа ровно настолько же превосходили мои силы. – Ты глухой?! Мне тебе языком жестов повторить?! Проваливай!

– Это моя кузина! – рассердился я.

Почему она вообще отдавала приказы?

– Мне на это глубоко плевать! Она хочет побыть одна, так что не нервируй нас обеих и просто вали, – наглая девчонка круто раскрыла дверь и, не дожидаясь моих попыток препятствовать, грубо толкнула меня на выход, отчего я отшатнулся.

– Эй, какого… – она косо одарила меня улыбкой похожую больше на оскал и тут же захлопнула перед моим носом дверь, заперевшись изнутри.

Я ничего не понял. Что произошло секундами ранее? Пейдж плакала, я хотел узнать причину и помочь, но мне этого не позволили. Сколько бы я не ломал голову, я так и не сообразил почему. В итоге я решил, что причина истерики Пейдж это всё-таки Льюис и нашёл его во дворе в компании остальных парней. Он не заметил меня и потому, когда я небрежно схватил его за воротник рубашки, Льюис растерянно выпучил серые глаза.

– Что ты сделал Пейдж?! Отвечай! – тормошил его, как пустой мешок, я.

– О чем ты? Я ничего ей не сделал!

На крики собралась толпа. Одиссей выбежал из дома как раз в тот момент, когда Льюис пытался соскочить. Я сжал его воротник в своих пальцах сильнее.

– Тогда какого чёрта она плачет?!

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, приятель. Она только отошла за выпивкой, мы весь вечер веселились, – он мог, конечно, лгать, но выражение лица и порыв доказать своё меня переубедили. Я ему поверил.

– Ной, ты вконец чокнулся? Больше пить не дам, – Одиссей в своей манере пытался разрядить накалившуюся обстановку своим обыденным трюком отделываться шуткой.