Продаю себя

Но на тои? скамеи?ке сидела она одна.

Меня поразил ее взгляд – она смотрела сквозь. Сквозь людеи?, сквозь листву, сквозь само небо. В ее розовых, немного эльфии?ских ушках – крошечные наушники, концы которых прячутся в карман. Я машинально отметил, что она не сидит, уткнувшись в телефон, как все люди в этом парке – даже те, кто пришел сюда не один. И от этого она выглядела еще более одиноко и притягательно для меня. Мне сразу же остро захотелось узнать ее, узнать таи?ну ее взгляда, понять, куда уводят ее мысли.

Моя схема знакомства была отменно отточена. Я нисколько не сомневался, что она примет мое предложение выпить кофе.

И так оно и вышло.

Я привел ее в кафе неподалеку.

Мы представились друг другу – Марек, работаю на парочку киностудии?, частые командировки, люблю музыку и все виды крепких напитков – от чая до виски, чем крепче, тем слаще, да.

Саша – студентка, живет в небольшои? квартире неподалеку, главное для нее – книги. Книги и музыка, да.

Я заказал нам обоим самыи? дорогои? кофе, я сделал еи? несколько самых изысканных комплиментов в духе ретро, я рассказал пару беспроигрышных истории?, в которых я был героем.

Она вежливо слушала, склонив голову, задавала вопросы. Мне было легко говорить с неи?. Несмотря на то, что она ни разу не улыбнулась.

От второи? чашки кофе, от салата и десерта она отказалась, и сидеть в кафе и дальше без заказа была решительно невозможно. Чувствуя на себе буравящии? взгляд официанта, я положил на стол пару купюр без сдачи и встал, чтобы подать еи? плащ. И машинально отметил, что она даже не притронулась к своему кофе.

Мы стали видеться с неи?. Сначала – раз в неделю; я часто опаздывал на эти встречи, и вскоре Саша сама предложила встречаться в кино, где она могла бы сидеть по тридцать-сорок минут одна, не привлекая внимания и не вызывая жалости. Я был не против.

С морознои? шумнои? улицы я нырял в душныи? теплыи? полумрак кинозала, ощупью пробирался на последнии? ряд, находил ее – она неизменно сидела там, серьезно глядя на экран. Я сгребал ее, угловатую, тонкую, жадно целовал ее сухие теплые губы – она пахла сухими осенними листьями, а, может, это я сам приносил этот запах с собои?.

Она молчала, гладила мои волосы прозрачными пальцами, запрокидывала голову, подставляя мне себя открыто и невинно.

Я никогда не спрашивал ее о том, где она бывает до наших вечерних сеансов. После того, как фильм заканчивался (еи?-богу, если бы мы деи?ствительно смотрели каждыи? из них, мы могли бы стать отменными кинокритиками), я провожал ее домои?.

Я до сих пор не знаю, где живет Саша. Каждыи? раз на углу квартала она целовала меня в щеку – легко, мимолетно – и исчезала за углом.

Я мог бы за неи? проследить. Если бы захотел.

Но я по-прежнему не видел ее улыбки, и равнодушие было моеи? маленькои? местью в ответ на ее жадность.

Лишь однажды отказала она мне во встрече – у нее намечалась какая-то поездка, встреча или конференция… Я не стал вникать в детали.

Ласково улыбнувшись, я спросил, когда я снова смогу увидеться с нею.

Сдержанным ровным голосом она пояснила, что не знает точнои? даты возвращения и непременно известит меня о приезде.

Я смутно, нутром чуял, что дал маху, что дело во мне, а именно – в моих скорых, настырных соитиях с нею, когда я бросал ее, не успевшую отогреться с мороза, на узкую кровать и впивался в нее, и синяки, которые оставались на ее белои? коже, не сходили неделями.

Но Саша взяла мою руку, я мотнул головои?, отгоняя от себя дурные мысли – вот же она, Саша, всегда рядом, и еи? не нужна эта глупая романтика, мы оба знаем, что самое важное – это эти мгновения, когда она задыхается, но не кричит – у нее нет сил, и я кричу за двоих.

В тот день, когда она уехала (у меня не было ни малеи?шего желания провожать ее до станции, и я был благодарен еи?, когда она вскользь упомянула, что ее подвезут туда друзья), я сильно напился.

Мне бы и в голову не пришло считать дни, проведенные без Саши.

Если уж совсем честно, то они сбились в один плотныи? тугои? комок; пары алкоголя, дешевых духов, которыми пользуются проститутки южного квартала, смех мерзавцев – самыи? страшныи? смех.

Саша.

Мия едва не погубила меня, раз или два, а, может быть, двенадцать или двадцать, когда я пожирала свиное сало после трех днеи? голода, я умоляла ее остановиться, слабела и умирала, и мои? желудок делал самыи? последнии? отчаянныи? кульбит. Мия смотрела на меня, улыбаясь, и в ее глазах отражалась Вечность. Вечность, в которои? жили лишь юные, прекрасные и сильные, свободные от предрассудков. Эти юные отпивали чаи? из тонких чашек, гладили друг друга по прозрачным пальцам, и лунныи? свет просвечивал их совершенные тела насквозь.

Я не могла сказать Мареку, что проведу выходные в доме Виктории. Просто не могла. Я солгала ему о научном форуме – а он даже не спросил у меня ни о чем. Он не любит меня и никогда не полюбит – но я сеи?час не могу думать об этом, просто не могу, сеи?час я была слишком взволнована предстоящеи? встречеи? с неи?.

Моим совершенным идеалом.

Викториеи?.

Она сама, сама пригласила меня в гости! Она приготовила пасту, она застелила стол льнянои? скатертью, она запекла форель и достала бутылку вина – того самого, которое я никогда не покупаю в магазине из-за его цены. К еде она не притронулась.

– Ана – это религия, Саша. Наша религия, со своими мучениками, грудои? костеи?, с великими тотемами и стигматами. – С этими словами Виктория мягко приподняла рукав дорогои? шелковои? блузки, и я увидела, что ее белоснежную кожу покрывают тонкие глубокие шрамы. Я протянула руку и погладила их.

– Они прекрасны, Виктория. Как прожилки на осеннем листе. Как лучи солнца, которые пробиваются сквозь стекло по утрам.

Виктория склонила голову, но я знала, что она не заплачет. Она была такои? сильнои?, эта хрупкая девушка с усталыми глазами. Я смотрела на нее и думала, что тоже хотела бы стать частью ее жизни – жизни, состоящеи? из дорогои? косметики, массажа после занятии? и?огои?, поклонников, которые возили ее по всему свету, лишь бы увидеть тень улыбки на ее прелестном лице. Она мало говорила о своих мужчинах, но я заметила, что после прошлых выходных она пришла ко мне с легким загаром, какои? появляется во время лыжных прогулок на альпии?ских курортах, а в ее ушках побле?скивали миниатюрные серьги с бриллиантами. Она пару раз говорила с кем-то по телефону по- французски: «Куршавель…завтра…нет», и я не спросила ничего. Я мечтала говорить на нескольких языках, как она, быть совершеннои? и тонкои?, сводить мужчин с ума своим печальным взглядом.

Подруги Виктории заглядывали еи? в рот, пытаясь подражать даже в мелочах. Я даже не пыталась этого делать – не тот уровень. Ее подруги носили дизаи?нерскую одежду, пили запредельно дорогие фреши в лучших кафе города по утрам, в их сумочках флаконы духов соседствовали с агатовыми мундштуками. А в моеи? сумке лежал потрепанныи? томик Лорки, пачка прокладок и Голуаз.

Ее подруги, кажется, никогда не ели.

**

Я была пьяна, я чувствовала себя пьянои?, я размазывала слезы пополам с тушью по щекам и умоляла Викторию научить меня стать такои?, как она. Она гладила меня по волосам, и ее голос, низкии?, выразительныи?, сводил меня с ума.

– Ложь и таи?ны – это мои? мир, Саша… Они придут и за тобои? – зачем тебе это? Если тебе кажется, что ты на краю бездны – это самое время. Но нет обратного пути. Есть только боль. И пустота.

Я не понимала, о чем она говорит, но я молчала. Я готова была слушать ее вечно.

– Мои? путь к анорексии начался давно… Иногда мне кажется, что прошло много жизнеи? с тех пор. Мои? мальчик, мои? первыи? мальчик… Он взял мои трусики, в тот день у нас был первыи? секс… у меня. Это был мои? первыи? раз, я так волновалась… Он взял мои трусики, растянул их руками – я помню их даже сегодня, мягкие, удобные и такие огромные…Он рассмеялся, сказал что- то про мою задницу, и что эти трусики могут быть парусом на яхте его отца… но задницу мне они обтягивали плотно. Я вырвала их у него и убежала. Он звонил потом… С того дня я больше не ношу ничего, кроме стрингов. Их точно нельзя натянуть как парус.

Я видела трусики Виктории – как-то она пригласила меня с собои? в фитнес-зал. Я не хотела идти с неи? – у меня не было красивои? одежды для спорта, а если Виктория увидит меня без одежды, мои огромные бедра и рыхлыи? живот, она перестанет со мнои? разговаривать. Но я не смогла перебороть искушение увидеть ее в душе, изучить каждыи? дюи?м ее прекрасного тела, посмотреть, насколько вынослива она на тренажере, Виктория, живущая на кофе, чае и сигаретах.

Когда она, нисколько не смущаясь, разделась прямо передо мнои?, я не могла оторвать взгляда от ее нижнего белья. Тот самый дизайнер, последняя коллекция – эти трусики стоили столько, сколько я тратила в месяц на еду. А Виктория вместо еды купила эти безумно дорогие, вышитые вручную трусики из гладкого шелка, и сеи?час стояла в них передо мнои?, прямая, красивая, гордая. О моеи? старои? маи?ке и тренировочных штанах она не сказал ни слова. Встряхнув блестящими волосами, она уверенно направилась к тренажерам и занималась целыи? час без перерыва, и ее лицо оставалось сухим. А моя физиономия вспотела уже минут через пять, я малодушно присела на скамеи?ку с порциеи? смузи и смотрела, как тугие ягодицы Виктории ходят туда-сюда на тренажере- эллипсе.

Леи?ла, подруга Виктории, счастливица, которои? удалось ближе всех стать к этои? потрясающеи? девушке, была очень горда собои?. Она трещала без умолку, говорила вещи, которые слышать мне было невыносимо.

– …а тот, кто не обладает вкусом в одежде, явно имеет большие проблемы с интеллектом. Это только вопрос времени – когда он покажет свою глупость, свою заурядность.

Леи?ла явно не заботилась о том, что я сидела рядом с неи? в своеи? невзрачнои? одежде, старом свитере, которыи? был у меня еще со школьных времен. Ее смоляные волосы ярко блестели, а платье от Валентино сидело на неи? идеально. Я как никогда остро чувствовала огромную пропасть между мнои? – и этими людьми.

**

Виктория строго-настрого предупреждала меня об опасности стать булимичкои?. Булимички некрасивы. У них распухшее горло и лицо, красные белки глаз, от них мерзко воняет рвотои?, а на свиданиях они жрут все? подряд, как свиньи, если знают, что задвижка в туалете работает, и отпугивают парнеи? своим непомерным аппетитом. Они тратят уи?му денег на еду, чтобы выблевать ее через пару минут – вместо того, чтобы купить хорошую косметику или юбку от итальянских гениев.

Но глаза мои слезились, все мне казалось таким вкусным, очень вкусным, я говорила себе, что это – читинг, что завтра я не стану есть ничего, я поем только сегодня, чтобы поддержать силы организма. Я жадно запихивала в рот еду, огромными кусками, глотала ее, не жуя, и тут же вставляла в рот пальцы.

Если бы Мия не помогала мне, я бы выгнала ее без сожаления. Но за две недели мне удалось скинуть почти шесть килограммов, и при этом я ела словно цирковои? слон.