Но адвокат Раш, который с социальной точки зрения несколько унижал себя этой свадьбой, поспешил осушить слезы благодарности своей невесте.
– Надо сознаться, милая Кристина, что тебя обрадовать очень легко.
– Вы видели часы, которые прислал поручик? – спросил доктор у пастора.– Он, должно быть, опять при деньгах?
– Да. Поручик человек загадочный. Я видел у него палку с золотым набалдашником дороже, чем епископский жезл.
Доктор Мус пожал плечами. Ему очень хотелось бы поучить обоих, и поручика, и пастора.
– Часы, конечно, дорогие, – сказал он.– Но я никогда не слышал, чтобы ктонибудь дарил невесте на свадьбу часы.
– А ведь, пожалуй, и правда, – сказал пастор.– Я не подумал об этом.
А господин Хольменгро? Он явился на свадьбу. Он пришел поздно и всеобщее уважение очень льстило ему. Очень может быть, что ему совсем не было весело, может быть, ему недоставало кого-нибудь, на кого он мог бы обращать свое внимание, к кому он мог бы прислушиваться. Здесь не говорилось ни о чем более или менее крупном, ни разу не произнесли слова миллион. Жених провозгласил тост за его здоровье; это так. Жених благодарил его за то, что он помог двум людям при покупке земли в Сегельфоссе. Он благодарил его от своего имени и от имени жены.
И Хольменгро пил, но отказывался признать свою заслугу. Сегельфосс принадлежит не ему.
– А теперь говорят, – сказал опять адвокат, – булочник и Пер-лавочник тоже хотят покупать землю. Несчастный господин Иенсен лежит, как выдра, как он выражается о себе. А все-таки распоряжался всем делом. Попомните о нем, господин Хольменгро. Само собой разумеется, что при продаже перепадает коечто и адвокату.
Господин Хольменгро не ответил. Он думал, вероятно, о другом. Он ничем не обнаружил, что познакомился с адвокатом и доктором за стаканом вина, а с невестой – в дни своей легкомысленной погони за женщинами. В этой маленькой комнате, полной маленьких предметов и маленьких людей, он чувствовал себя неизмеримо выше остальных.
Фру Иргенс, которая не сводила глаз со своего хозяина, видела, что он собирается уходить. Когда он исчез за дверью, она подумала про себя:
«Ага, Марсилия сидит одна и ждет его там».
Жених разговаривает с двумя купцами, ему приходится брать на себя эту обязанность. Невеста незнакома совершенно с правилами светской жизни. Он обратил внимание, что на телеграммах не стояло обычного заголовка поздравительных телеграмм. Он удивлялся, что телеграммы были написаны не рукой Бардсена, а рукой маленького Готфрида, который только что научился работать. Его детский почерк оскорбил жениха. Ведь телеграммы эти будут отданы в переплет, чтобы красоваться в гостиной на столе.
Гости разошлись.
Когда пастор Лассен уходил, он сказал:
– Оставайтесь с миром в доме!
Это было сказано кстати. Доктор Мус пришел в восторг от этого такта сына рыбака.
– Все книги, – сказал он пастору, выражая свое одобрение.
– Да, – согласился пастор, – книги научили меня многому. Я был сегодня у одного арендатора и купил две книги духовного содержания.
И пастор назвал их.
Поручик вернулся из своего путешествия совершенно сломленным. Его привезли с пристани на кирпичный завод и уложили в постель.
– Не позвать ли доктора? – спросили его.
– Нет.
– Не известить ли молодого Виллана?
– Нет.
Поручик ничего не хотел.
– Я полежу и поправлюсь, – сказал он.
Но ему не стало легче. Ему стало хуже. Хорошо, что он не привез каменщиков. Они могли приехать не раньше марта. Когда Паулина приносила поручику кушать, Марианна часто ожидала ее у двери, чтобы справиться о его здоровье. Она стояла у кирпичного завода и каждый раз получала один и тот же ответ.
– Ему хуже сегодня.
Однажды, когда поручик потребовал – не доктора и не пастора, – а телеграфиста Бардсена, то Марианна сбегала за ним на станцию и привела его.
– Я начинаю сомневаться в том, что я выздоровею, – сказал он, – я очень сильно простудился по дороге из Трондхейма.
Телеграфист Бардсен ответил на это вопросом, не желает ли поручик сделать какие-нибудь распоряжения.
– Я был бы благодарен вам, если бы вы послали телеграмму моему сыну. Но я думаю, что он все равно не успеет приехать вовремя.
Бардсен ответил:
– Я имею основание полагать, что ваш сын уже в дороге. Старый поручик старается скрыть свое радостное удивление и говорит сухо:
– Кто-нибудь известил его?
– Да. Я. Молчание.
– Гм… Благодарю вас, в таком случае. Я вам очень благодарен – гм… Но все-таки, он не успеет приехать вовремя. Когда он может быть здесь?
– С первым северным пароходом. Поручик считает дни и говорит:
– На столе лежит письмо. Я написал его на пароходе. У вас на станции есть железный шкап. Там оно будет лежать надежнее.
– Да.
– И я прошу вас передать его моему сыну в случае… если…
– Будет сделано, – говорит Бардсен и берет письмо. Поручик благодарит и говорит, что ему больше ничего не нужно.
– Вы разрешите мне навестить вас опять?
– Да, но разве у вас есть время?
– Сколько угодно. Готфрид сделает все за меня.
– Тогда я буду вам очень благодарен, если вы заглянете ко мне.
Бардсен вышел. У двери стояла Марианна и ждала.
Добрая, некультурная душа.