Космические вампиры

Карлсен наравне со всеми поднял стаканчик с подноса, капнув на брюки. Вкус напитка показался грубым и незнакомым, похожим на бензин. До Карлсена дошло, что он, капитан Карлсен, все же не утратил до конца ощущения более глубокой реальности. Он как бы разделился на двух разных людей: один смотрел его глазами на окружающий мир, и другой тоже – только как бы из иного положения, чуть со стороны. И взаимооталкивание между этими двумя давало силы перебарывать дрему.

Второй стаканчик Джемисон уже просто лениво потягивал.

– Ну что ж, господа, – мужественным голосом сказал он, – мы все сейчас прошли через непостижимо тяжкое испытание. Слава Богу, наконец-то все позади.

– Так что же случилось с вампирами? – спросил Хезлтайн.

Карлсен зарегистрировал у Джемисона вспышку смятения.

– Они ушли, – торопливо заверил премьер. – А до иного нам дела нет.

– Ты знаешь, что произошло? – спросил Фаллада у Карлсена.

– Пожалуй, да.

– Какая разница? – воскликнул Армстронг, безоговорочно вторя премьер-министру.

– Почему все они исчезли? – проигнорировал Фаллада.

Карлсен пытался подыскать нужные слова. Понимать-то он понимал, только вот выразить было непросто.

– В общем, можно назвать это самоубийством. Они забыли…

– Забыли что? – живо встрял Джемисон. Любопытство в нем преодолело страх выпустить ситуацию из-под контроля.

– Что мы все берем энергию из одного и того же источника. Получилось все равно, что воровать из кладовки яблоки, когда в твоем распоряжении весь сад.

– Но что случилось с ними? – все еще не мог понять Фаллада.

– Он полностью снабдил их энергией – энергией, необходимой, чтобы добраться к себе в звездную систему. Он говорил правду, пообещав, что они не будут наказаны. В их законе нет понятия о наказании. Но предупредил, что будет суд. Он предупреждал их о том, чего ожидать. Когда в них втекла энергия, они перестали быть вампирами. Они вновь стали богами – теми, кем и были первоначально. И теперь сами могли судить, правомерно ли это – быть вампиром. Суд над собой они свершили сами – и приговорили себя к небытию.

– Вы хотите сказать, – уточнил Джемисон, – за ними оставлялось право жить и возвратиться к себе на планету?

– Да. Решение всецело зависело от них самих.

– Да они сумасшедшие какие-то… – оторопело пробормотал Джемисон.

– Нет. Просто абсолютно честные, не способные на самообман. Став вампиром, они начали изощряться в искусстве самообмана. А затем посмотрели правде в глаза и поняли, что это за собой повлекло. Самообман – делать вид, что свобода есть необходимость.

Карлсен сознавал, что эти слова сеют глубокое беспокойство в душе у Джемисона – сомнение в самом себе, граничащее с паникой.

– По христианской морали, – произнес наставительно премьер, – думать так – большой грех.

– Вы не поняли. Они могли сторговаться, что на самом деле вины их нет, или что за все потом воздается добрыми деяниями. Только на самообман у них уже не хватило дерзости. До них разом дошло, что они натворили.

– Потому им осталось единственное – умереть? – заключил Фаллада.

– Нет, на этом никто не настаивал. Это был их собственный выбор. Ты как-то сравнил тело убитого вампирами с напрочь изрезанной покрышкой. То же самое произошло и с ними. Вот почему они исчезли.

– А как с остальными, – задал вопрос Хезлтайн, – с теми, что на «Страннике»?

– Им будет предоставлен такой же выбор.

– Но некоторые могут-таки выбрать жизнь? – вымученно, тоскующе спросил Джемисон.

Глаза премьера, не отрываясь, смотрели на Карлсена, излучая – даже удивительно – скрытую мольбу. Неприязнь у Карлсена пропала, сменившись жалостью.

– Откуда же я знаю, – ответил он. – Хотя, в общем-то, возможно.

– У вас нет… способа выяснить?

– Нет.

Джемисон отвел глаза (чувствовалось, что с облегчением). Послышался бой часов Биг Бена. Все замолчали, считая про себя удары: полдень. Вместе с тем, как растаял последний звук, Джемисон поднялся. Судя по виду – с обновленной, бодрой решимостью государственного мужа.

– Ну что ж, господа, если не возражаете… Я думаю, нам всем нужно отдохнуть и восстановить силы. – Увидев, что и Карлсен встает с кресла, он поспешно добавил, – но, прежде чем выйти из кабинета, я так понимаю, мы все условимся молчать? Во всяком случае, пока?

– Н-ну, вроде как… – неуверенно произнес Фаллада.

– Я прошу не ради себя или доктора Армстронга, или мисс Джонс. Это нечто, что касается в равной степени всех нас. – Чувствовалось, как вместе с голосом возвращается уверенность. – Если все это рассказать, – Джемисон внушительно склонил голову, опершись ладонями о стол, – кое-кто нам и поверит. Но уже заранее можно гарантировать: подавляющее большинство сочтет нас за сумасшедших. Нас запрут в ближайший же психдом. И, откровенно говоря, по нашей же вине. Ибо с какой стати людям верить в такую невероятную э-э… небылицу?

– А с другой стороны, почему бы и не поверить? – цепко спросил Фаллада.

– Ох, не поверят, дорогой мой доктор. И оппозиция первой начнет тыкать пальцем, что все мы спятили, или выдумали все из каких-нибудь нечистоплотных личных мотивов. И мне останется подать в отставку – не потому, что я как-то не так проявил себя в этом деле, за которое, кстати, не несу никакой ответственности, но потому лишь, что буду казниться: в щекотливом положении моя партия. Случись все это – и от комиссара тоже будут ждать отставки. Короче, мы навлечем на себя скандал, нас закидают грязью. Это не сулит всем нам ничего хорошего.

Забавно было наблюдать за извивами мысли премьера. В начале этой тирады его заботило единственно то, чтобы все молчали о происшедшем; пара минут – и он уже проникся убеждением, что говорит совершенно беспристрастно. Криво усмехнувшись, Карлсен почувствовал, как жалость понемногу уходит. И сказал с наигранной озабоченностью:

– А справедливо ли будет думать в первую очередь лишь о себе, держа все в секрете от человечества? Ведь люди, безусловно, имеют право обо всем знать.

– Это все риторика, капитан. Как политик, я обязан быть прагматиком. Заявляю совершенно однозначно, что жизнь у нас превратится поистине в кошмар. Есть и моральный аспект. Я – премьер-министр этой страны и должен делать все для блага Великобритании. А это перерастет в скандал, который уронит нас в глазах всего мира. Да имеет ли кто-нибудь из нас право пойти на это! – Хезлтайн собирался что-то вставить, но Джемисон нетерпеливо вскинул руку. – Откровенно скажу: случившееся нынче утром оставило меня глубоко разочарованным. Могу сказать со всей искренностью, что до конца своих дней не перестану переживать о непоправимых последствиях, что могли бы… Как представлю сейчас опасность, благополучно отведенную, так сразу осознаю, что нахожусь у края, знаете ли, зияющей бездны. Мы вместе взглянули в лицо той опасности – и, милостью Божией, каким-то чудом вышли победителями. Я чувствую, что это сплотило нас всех. И смею добавить, что не успокоюсь, прежде чем не прослежу, чтобы каждому из вас максимально воздали за услуги. И вы, думаю, убедитесь, насколько благодарной может быть Родина. – Он вылил себе остаток бренди и улыбнулся Хезлтайну. – Могу я рассчитывать, что заручился вашим согласием, комиссар?

– Как скажете, господин премьер-министр, – отвечал Хезлтайн.

– Капитан Карлсен?

– При таких-то перспективах – да как не согласиться!

Джемисон испытующе вгляделся, заподозрив насмешку; чопорная торжественность Карлсена успокоила премьера. Он повернулся к Фалладе.

– Доктор?

– А моя книга? – встречно спросил тот. – Мне теперь что – ее под замок? – он с трудом сохранял спокойствие.

– Книга? – растерялся Джемисон.

– Да, «Анатомия и патология вампиризма»?

– Да что вы, как можно! Такая чудесная идея! Эта книга, безусловно, важнейший вклад в науку. Я лично прослежу, чтобы она получила полную поддержку Медицинской Ассоциации Великобритании. Нет, что вы, доктор, книгу надо обязательно опубликовать. И у меня нет сомнения, что вас за нее ожидает высшая правительственная награда.