Не оставляя

Мы вышли в центре недалеко от краеведческого музея, у дверей которого в этот момент столпилась пёстрая говорливая группа интуристов. Стелле я немного игриво, но вполне галантно подал руку, когда она сходила со ступенек автобуса. Правда, при этом я едва не выронил словарик с тетрадью. Тем не менее, неуклюжим я ей не показался.

– У тебя, Андрей, оказывается, случаются и хорошие манеры, – произнесла она очень мягко, почти ласково, нежно окидывая меня в эту минуту тёплым притягивающим взглядом, – видимо, и слова, и взгляд её были своеобразным поощрением перед тем, как распрощаться.

Но мне прощаться с ней не хотелось, и я в ответ предложил отличную идею: просто пойти в кино на последний сеанс, как вдруг она, откровенно проигнорировав моё предложение, что-то припомнив и посмотрев на свои часики, решительно заявила:

– Андрей, в автобусе, когда ребёнок рядом держал в руках пирожок, я подумала, что ты, наверно, с самого утра ничего не ел и сильно проголодался. У тебя аж слюнки текли. Сейчас, пока у меня ещё есть время, я накормлю тебя в очень приличном месте чудесно приготовленным на гриле цыплёнком – пальчики оближешь.

«Ну, вот, – подумал я, – вторая заботливая тётушка появилась у меня…» Но вслух сказал:

– Стелл, я что маленький! Я и сам могу о себе позаботиться. Лучше уж давай тогда посидим в кафе и выпьем пару бокалов шампанского в честь нашего знакомства… (Чуть было не сказал: в честь близкого знакомства, что выглядело бы наверно пошло.)

– Нет, нет! Без обсуждений! – категорично ответила она. – Ты сейчас же пойдёшь со мной, даже не упирайся.

Она взяла меня за руку, точно я хотел сбежать от неё подобно какому-нибудь набедокурившему школяру.

– Да сыт я, сыт, – слегка упрямился я, – и тот пирожок в автобусе совсем ни при чём.

Мне было хотя и приятно, что некоторое время она удерживала меня за руку, но всё-таки принять её предложение сразу я не желал: подспудно я чувствовал, что она всё-таки относится ко мне как к своему подопечному, который беспрекословно и без пререканий должен подчиняться и не только в стенах её любимого учебного заведения.

Мы подошли к небольшому уютному кафе в стиле деревенской харчевни с большой декоративной телегой перед входом и когда вошли в зал, Стелла, выбрав столик у большого окна, из которого просматривался чуть ли не панорамный вид на всю улицу, велела мне идти мыть руки, словно я был тем четырёхлетним хулиганом или некультурным дылдой-школяром с дикими повадками какого-нибудь папуаса и не знал, что нужно делать в первую очередь. Хотелось возмутиться и сразу указать ей на это. Но удержавшись, я не стал этого делать, благоразумно отложив эту ненужную сейчас разборку на другой более подходящий момент.

Когда я вернулся, небольшое блюдо с жаренными на гриле золотистыми кусочками цыплёнка уже ожидало меня, благоухая дивным дразнящим запахом. Рядом в стеклянной вазочке источал тонкий аромат свеженарезанный овощной салат, – но взгляд уже перескакивал на охлаждённый персиковый компот в запотевшем граненом стакане, и рука тянулась отведать его в первую очередь. А посреди всего этого аппетитного яства на белом блюдце лежал поджаристый пирожок.

Стелла через тонкую трубочку пила фруктовый коктейль со льдом и улыбалась своей загадочной полуулыбкой.

– Пирожок с повидлом любишь? – глядя на меня и потягивая свой коктейль, мило спросила она. В её голосе звучала такая же тонкая улыбка, что была и на губах.

– Люблю, я сейчас всё люблю, – скороговоркой произнёс я, сразу же без жеманства накинувшись на еду, не забыв перед этим спросить ее, почему она заказала себе лишь фруктовый коктейль.

– Я сыта, – ответила она, допивая свой охлаждённый напиток.

– А что, тебе в отличие от меня вполне хватило запаха пирожка в автобусе?! – сострил я, вмиг расправившись с нежными кусочками очень сочного мяса и приступая к пирожку.

– Я успела поесть дома, – нараспев как будто самой себе сказала она, посмотрев при этом на свои миниатюрные часики.

– Ты, наверно, спешишь на свидание, а я тебя сильно задерживаю, – попробовал пошутить я, но от этой своей шутки перестал даже жевать пирожок. Я произнес это, тревожно переводя взгляд с микроскопического золотистого циферблата её часов на её лицо.

– А вот это, дорогой Андрюша, не твоё дело, – помедлив, ответила она, глядя на меня своим немигающим месмерическим взглядом.

Она произнесла начало фразы почти так же и с такой же интонацией, как и моя тётушка, что меня начало выводить из себя.

– Нет, ты ответь мне, я хочу знать! Я это хочу знать! – запальчиво обратился я к ней.

– А если я тебе не скажу, ты будешь следить за мной?! – Стелла, не отрывая от меня своего взгляда, встала со стула.

– Ты сама следила за мной в автобусе и выследила, что я голодный, – всё так же запальчиво, произнёс я.

Она, тонко усмехнувшись и взяв свою сумочку, вышла из-за стола и, обернувшись, бросила мне на прощанье, что я много о себе воображаю.

И я, понимая, что в разговоре взял где-то совершенно не тот тон, уже жалел о своей несдержанности. «Дурак, – подумал я о себе, – куда подевалась твоя уравновешенность и спокойствие в любых ситуациях».

Выскочив вслед за ней из кафе, я обнаружил, что она стояла рядом с дверью, прислонившись спиной к стене, словно поджидая меня в засаде.

– Стелла, прости, я погорячился, – начал было я.

Но она не слушала меня:

– Я так и знала, что теперь ты будешь преследовать меня, ходить по пятам, мальчишка!

– Стелл, ну погорячился я, характер у меня такой. Давай не будем…

– Ну хорошо! – вдруг примирительно сказала она, опять посмотрев на свои часики. – Дай слово, что ты не будешь меня преследовать и следить за мной. И не будешь вести себя как вспыльчивый глупый мальчишка.

– Стелл, ты меня обижаешь, я не мальчик, – неуверенно пытался я укорить её за такое обидное сравнение.

– Так ты даёшь слово? – она посмотрела на меня в упор.

– Ну, даю, – помедлив, сказал я, тоскливо глядя на её красивые загорелые лодыжки и чувствуя, что она становится всё недоступней мне.

– Смотри же, ты дал слово!

Она, заглянув мне в глаза, легко развернулась и пошла по тротуару, помахивая своей сумочкой, независимая очень красивая и ещё более непонятная.

Шагов через десять она остановилась и обернулась. И я подбежал к ней как паж по вызову.

– Андрей, – обратилась она ко мне с заметной мягкостью в голосе, – я догадываюсь о твоём состоянии. Иди домой и просто хорошо подумай, ты же умный мальчик и всё понимаешь…

– Хорошо, Стелл, я подумаю, но ты только скажи с кем у тебя сейчас встреча?

– Андрей! Из-за тебя я опоздаю в театр… на премьерный спектакль, куда с большим трудом моя подруга купила билеты, и которая уже, наверно, изнервничалась там, – Стелла, поглядывая на свои часики и сама начинала заметно нервничать.

– Ты идёшь в театр с подругой! Я тебе не верю! – заявил я ей, выразив сначала на своём лице сильное удивление.

– Ну, вот что, Андрей! С тобой невозможно говорить! Всё, до свидания!

На этот раз, ни разу не обернувшись, она торопливо ушла, а я через минуту вернулся в кафе.

На нашем столике сиротливо лежал словарик с тетрадкой. Пустые тарелки уже убрали. Я раскрыл словарь и внимательно просмотрел ещё четыре листа английских фраз – первые страницы я пролистал ещё в интернате. Начальные фразы не показались мне сложными и легко запоминались, но далее они удлинились и запомнить их целиком становилось всё труднее. Я закрыл словарь и вышел на улицу.

По улице медленно двигалась настоящая карета, запряжённая двумя ухоженными белыми лошадьми с красивыми белоснежными султанами между ушей. Ряженый в красную атласную ливрею возчик предлагал всем прокатиться в карете, и я из любопытства поинтересовался, сколько мне будет стоить такое экстравагантное удовольствие. Остановив лошадей и ответив мне, ряженый возница опять принялся зазывать желающих прокатиться до набережной. Вскоре нашлась влюблённая парочка, которая с восторгом залезла в карету, и та медленно покатила по булыжной мостовой, а лошади слажено зацокали копытами. Я тоже пошел вслед за каретой в сторону набережной. Жара уже спадала, и народ понемногу стал заполнять узкие улицы. Многие шли навстречу с пляжными сумками и разморёнными раскрасневшимися от свежего загара лицами.

Неожиданно на противоположной стороне улицы я увидел небольшой кинотеатр с огромным рекламным плакатом, на котором во всю его ширину в тёмных очках по-приятельски улыбался известный французский киноактёр Жан-Поль Бельмондо. Кинокомедии я всегда обожал, особенно французские, и поэтому, недолго думая, купил билет и спустя пятнадцать минут, отведав попутно местное сливочное мороженое, уже сидел в кинозале.

Фильм был из разряда тех, что мне нравятся сразу же с первой минуты до последнего кадра. Неподражаемый юмор Бельмондо изводил меня порой до слёз и я, забывшись, несколько раз до изнеможения хохотал над тем, что он вытворял на экране. Уморительные похождения горе-любовника, которому всегда и во всем в конечном счете везло, заряжало оптимизмом и поднимало настроение. Зал тоже похохатывал, а кто-то даже в экстазе притоптывал и свистел.

После фильма, когда я, прихватив под мышку уже неразлучные словарик и тетрадь, снова оказался на улице, солнце наполовину скрылось за вершинами гор и сумерки, уже с избытком накопившиеся в удобных им местах, собирались через пяток минут без опаски выплеснуться на все улицы городка. И пока я под впечатлением игры любимого актёра (припоминал самые смешные сценки) неторопливо шёл до набережной, быстро стемнело и разгорающиеся фонари стали ярче освещать улицу и гуляющую по ней публику.

На пляже, как и вчера, ещё был народ, но купаться мне не захотелось, и я, посидев ещё немного на скамейке в сквере у фонаря и полистав ещё раз словарь, как и рекомендовала Даша перед сном, направился домой, бубня себе под нос английские фразы и словосочетания. Удивительно, но кое-что из того, что я запоминал ещё днём, находясь в интернате, легко всплывало в голове. Видимо, Дашина методика всё-таки была вполне рабочая. Я даже пожалел, что поленился тогда прочитать до конца её первое задание. «Ничего, – подбадривал я себя, подходя к переулку, где находился мой дом, – впереди у меня ещё уйма времени. Впереди ещё целая ночь и утро – что-нибудь ещё успеет благодаря передовым методам само отложиться в голове».