Его собеседник направлял взор в потолок и, казалось, совершенно не хотел давать ответ на поставленный вопрос. После слов врача он тяжело и протяжно вздохнул, создавалось впечатление, что с его уст вот-вот сорвется: «Какая же глупость!» На некоторое время в кабинете воцарилось молчание, сопровождающееся лишь отдаленными голосами из коридора. Настенные часы оглашали слияние секунд с неизмеримой вечностью: «Тик, тик, тик». Для Михаила сама жизнь казалась таким же «тиком» в полнейшей безграничной тишине. Наконец он перевёл взгляд на врача.
– Как мне к вам обращаться?
– Меня зовут Николай Васильевич, но для вас просто – Николай.
– Хорошо, Николай. Вы очень добры, по моему мнению. Я буду с вами говорить, и пусть это послужит доказательством того, что я сражался до конца. Постараюсь ответить вам, почему я решил уйти из жизни. Знаете, я с детства мечтал стать художником, но так сложилось, что там, где я родился, по близости не было ни одного заведения, способного этому обучить. Конечно, это не причина опускать руки – хочешь быть счастливым – будь, хочешь писать картины – занимайся этим. Только моя мать, увидев мою тягу к изобразительному искусству, пыталась мне как-то помочь: она покупала мне кисточки, краски, специальные книги. Я действительно горел этим и до седьмого класса смог создать много красочных картин, парочка из которых до сих пор хранятся моей матерью. Однако после того, как я перешел в седьмой класс, отец мой постепенно стал всячески отбивать у меня тягу к творчеству. Как только у меня находилось свободное от уроков и домашних заданий время, он быстро находил мне работу по хозяйству. Я не виню его ни в чем: он хотел лучшего. Обидно то, что… Знаете, у детей принято так: тот, кто не учится – тот крут; дураки не желают, чтобы кто-то развивался. В школе ко мне относились недружелюбно, наверное, из-за того, что я был не похожим на остальных. Но во мне была жажда дружбы и общения. Так, разобравшись, какие поступки в почёте, а какие – нет, я стал делать всё, чтобы заполучить хоть какое-то уважение. Спустя время я изменился и стал таким же, как все, но, по сути, отношение ко мне не изменилось – если только внешне, наверное, я лишь подражал. Так и оставался я «белой вороной», только теперь попав ещё и в немилость преподавателей и родителей. В то время отец стал возлагать на мои плечи ещё больше работы, свободного времени почти не оставалось, и я совсем перестал рисовать. Потом экзамены и поступление в колледж. Даже после окончания школы и смены места жительства ко мне относились так же, как и до того. И вот тогда я остался, как мне казалось, совершенно один в этом мире. Я постоянно думал о своей участи изгоя и никак не мог понять, почему именно так мне приходится жить. Что бы я ни делал – ничего не менялось.
На белом до того листе бумаги, под руками врача появились кое-какие записи. Отложив авторучку, он произнес:
– М-да… Не радостное у вас было юношество. Мне хотелось бы узнать ваши собственные предположения насчет того, в чём заключалась причина недружелюбия со стороны сверстников.
– Никто не хочет, чтобы его иллюзорное восприятие мира рушилось. Поэтому и сторонятся правды.
Врач взглянул на собеседника исподлобья, слегка приподнимая бровь. Эта фраза подтолкнула его к мысли, которую он отбросил раньше, когда хотел сделать первую запись, но остановился. Теперь–же он вновь взял ручку и вновь её отложил, не сделав пометку – его пациент ходил по лезвию бритвы. А в глазах Михаила поблескивал азарт. Он будто пытался перенести игру на свое поле. Перед врачом же стояла обыкновенная задача, заключающаяся в том, чтобы соблюдать дистанцию в разговоре и не пускаться философские дискуссии.
– Конечно, жизнь – штука несладкая, и всё же мне неясно, где спусковой крючок. Что у вас произошло перед тем как вы приняли решение уйти из жизни?
– Николай, разве ответ не лежит на поверхности? – надоело всё, устал. По правде говоря, я не стал бы жаловаться на жизнь, всё не так уж плохо: я много сплю.
– Юмор – очень хорошо. Вы, должно быть, знаете, что усталость от жизни снимается сменой обстановки, сферы деятельности, открытием для себя чего-то нового…
– Вот я и решил сменить мир. Почему нет?
– Ну зачем же так радикально? – произнес врач.
– Меня больше не держат мелкие моменты радости и подачки судьбы в виде внезапного везения и минутных передышек.
Врач вдруг осознал, насколько сильно Михаилу хотелось изменить мир к лучшему. Как и всем порядочным людям когда-то. Но кто захочет идти против собственной лжи?..
– Хочу вам, Николай, поведать об одной моей идее для картины, которую я так и не смог написать за долгие годы. Может, после этого вы поймете причину моего желания смерти. Так вот, представьте, что человечество, скажем, в лице двенадцати человек сидит за столом, изобилующим изысканными, превосходными угощениями, но у каждого человека связаны руки за спиной. Связаны таким образом, что помочь развязаться другому было бы очень легко. Но все они упали мордами в пищу, чтобы насытится. Выглядит жутковато и мерзко, согласитесь. Почему эти люди не помогли друг другу освободить руки? Ведь бантик развязать – не очень-то и сложно, правда, конечно, если есть желание помочь другому и себе впоследствии. Почему крохотная помощь для другого является непосильным трудом? Да потому, что они всех и вся не-на-ви-дят, – отчеканил он и, разведя руки в стороны, последовательно скрестив их на груди, откинулся на спинку кресла. – Эх, как жаль, что мазки ложатся на холст не так как я хочу. Просто невыносимо – ведь я бы мог стать превосходным художником…
– Нам суждено влачить своё существование сквозь мрак и зло, но нельзя же говорить о жизни в целом как о несправедливом и жестоком явлении. У неё ведь есть и светлая сторона. Не может же быть все полностью плохо или наоборот – абсолютно хорошо? Даже если рассматривать что-то конкретно. Дело в восприятии, оно и есть мир, в котором существуешь.
– Я не сказал, что жизнь несправедлива. Несправедливы лишь люди. Я говорю о тех, кто эту несправедливость вершат и после возмущаются, что к ним всё от небес до земли несправедливо. Жизнь справедлива, люди – нет в большинстве своём. О несправедливости вопят и те, у кого связаны руки за нашим столом. Конечно, можно перестроить свое восприятие так, чтобы нормально относиться к этой трапезе свиней, которые друг друга толкают, кусают и топят в грязи ради того, чтобы заполучить желаемый кусок! Можно видеть и жизнь иначе, закрывая на всё глаза. Но для чего? Человек может и ад принять за родной дом, если не осознавать, что это ад, если не верить в это. И только человек порядочный и зрячий оправдан в своем вечном горе.
– «Зрячий»?
– Тот, кто видит абсурдность социальных структур и ценностей. Я не антисоциален и говорю так, потому, как думаю, что вы меня поймёте правильно.
– Я понимаю вас, но мог бы поспорить.
– Спорить можно бесконечно. Я ответил вам на вопрос: «Почему»?
– И да и нет, – ответил Николай. По факту, Михаил дал ответ, но, по сути, не на то, что от него требовали. Человеку, прибегающему к лукавству крайне редко, обман удается куда лучше и по-настоящему филигранно в отличии от лжеца. Врач понимал, что собеседник – человек честный, и, если решил что-то утаить, то не имеет смысла выискивать, тратя на это долгое время, – все равно в какой-то момент удастся узнать то, что нужно. Почему-то именно тогда врач осознал, что ложь – причина сумасшествия в каком-то смысле и то, что жаждущий истины должен быть правдив в первую очередь с самим собой, и в первую очередь критиковать себя и свои мысли по строжайшим правилам монументальной правды.
– Вы, Михаил – бесчестный хитрец! – не удержавшись, с усмешкой произнёс врач. – Вы прекрасно понимаете мой вопрос, но ответ даёте, как бы сказать, не тот, который нужен. Вы используете самое бесчестное и отвратительное орудие лжецов! Не считаете ли, что именно из-за этого вы были для всех «белой вороной»?
– Да, я его использовал. Но только единожды. Хотел посмотреть на вашу реакцию, и она мне понравилась. С этого момента больше не будет подобной подлости.
– Уточняю ещё раз вопрос: что конкретно произошло у вас в жизни, что резко заставило её оборвать?
– Вы же понимаете, что я не дам ответа, пока не захочу. Позже узнаете.
– Ну, хорошо, я вам верю. Что ж, я не монстр, —улыбнулся Николай. – Не стану, так сказать, залезать вам в голову без вашего позволения.
– Вы можете рассказать подробнее о том, что вы разумеете под словом «зрячий»?
– С превеликим удовольствием! Знаете, насколько бы человек не был равнодушен, перед смертью появляется огромное желание высказаться. Я подразумевал того, кто осознает серую бессмысленность жизни нашего общества, у которого нет высших интересов. Большинство же придает вкус и цвет своему существованию с помощью всяких мерзостей. Сейчас мне вспомнился один случай из детства: отец беседовал со знакомым, который решил посетить наш дом, чтобы было, с кем поговорить да выпить сорокоградусной. Он был старше отца, и это предает особую комичность истории, что он поведал в тот вечер. Она звучала примерно так: «Сижу я как-то раз дома, делать нечего, и напала на меня скука смертная. Дай, думаю, пойду к соседке, хоть узнаю, что на деревне нашей делается. Карга старая всё знает. Только в тот раз ей нездоровилось. Пошёл я в магазин от нечего делать, говорю: «Дайка мне, Катька, сметаны,» – она приносит, а я ей, – «какая-то она не такая!» Хоть и обычная сметана то была, она мне приносит другую, я ей опять: «А у этой вон этикетка отклеивается, старая». И так гонял я её в подсобку раз пятнадцать, пока не надоело. Она там уж что только мне не высказывала, а я ей: «Права потребителя», – говорю, – «знаю. Давай, ещё неси банку». Вышел, и, знаешь, полегчало, и веселей как-то сразу стало». Рассказывая эту историю смеялся только сам рассказчик. Отец мне тогда сказал: «Никогда не будь таким, как он».
– Сатира…– с усмешкой, произнес Николай. – Но в самом-то деле, частный случай. Вы человек здравомыслящий и, конечно же, понимаете всю абсурдность данного поведения. Но почему вы все человеческие отношения приравниваете к этому? Невоспитанные люди всегда были и будут, но это не делает всё общество целиком и полностью безрассудным и некультурным. Вы просто сталкивались с неправильными людьми. Приличное общество не приемлет такого поведения, как у героя вашего рассказа со сметаной.
– Приличное общество? – только это и смог произнести Михаил, выловив из немого сонма слов в своем разуме. Затем наступило минутное молчание, казалось, что он пытался укротить безумный табун своих мыслей, чтобы те не сорвались с его уст. «Успокойся, если не желаешь непоправимых последствий. Нельзя давать волю эмоциям», – подумал он.
– Да, – продолжал врач, – в наше время общество пытается не контактировать с подобными некультурными людьми. И вам бы тоже стоило просто избегать таких индивидов. Вы же замкнутый в себе человек, интроверт, за свою недолгую жизнь повидали, по большей части, только неприятных людей и тёмную сторону жизни. – Без всяких сомнений, врач чувствовал, что Михаил пытался сдержаться.
– Тот человек чувствовал себя хорошо, только когда мог унизить кого-то, показать своё мнимое превосходство. Деревня или город, старый или молодой – неважно, отношения в большинстве своем, по сути, едины. Вся эта ненависть друг к другу, возвышение себя засчет унижения других… Да вся структура общества построена на этом! Приличное общество! – Михаил сдержанно посмеялся. – В начале нашего разговора, вы очень верно подметили: «Весь наш мир – сплошная фальшь». Так называемое приличное общество есть суть-маскарад. Ложь, лицемерие и внешний лоск – вот, чем является приличное общество! В этом приличном обществе нужно быть змеем, чтобы выжить. Вечное унижение царит и там только под видом порядочности, так, чтобы не придраться: ещё противнее, чем прямая неприязнь. Ничего не может быть омерзительнее, чем мрак под маской света. Я вам описывал одну из своих незавершенных картин, ту где люди со связанными руками сидят за столом – вот ваше порядочное общество.
– Что вы имеете ввиду?
– А то, что тот мерзавец со сметаной, груб и некультурен в открытую и не пытается прикидываться иным. А в вашем приличном обществе всё делается с натянутой улыбкой на лице, со злобой в душе и ножом за спиной. Поэтому тот, о ком мы говорим, будь он похитрее и более лицемерным, находился бы как раз в приличном обществе.
– Интересное заявление, – сказал врач, смотря в глаза собеседнику, который на некоторое время сделал паузу, после чего продолжил:
– Человек человеку – волк. В этом мире существует столько прекрасного, что нам просто… – он помолчал, пытаясь подобрать правильное слово, – грешно, по-другому я не могу сказать, жить в несчастии, например, есть музыка Моцарта. Жаль только, что наследника он нам не оставил. Но почти все живут так, как тот человек, пришедший от скуки в магазин, чтобы немного поиздеваться над продавщицей. Понимаете ли, вот из-за таких глупостей происходят убийства в конечном счете. Простите меня за этот грубый пример: можно предположить, что та продавщица после обслуживания данного клиента была, разумеется, не в очень хорошем настроении и, когда пришёл следующий посетитель, она с ним обошлась, возможно, не самым приятным образом. А если тот, второй, был уже, что называется, на взводе? Что, если малейшая капля негатива, которую он, предположительно, получил при посещении магазина, стала последней, переполнив чашу терпения, и он позднее сорвался? Вдруг случилось что-то непоправимое? А ведь если бы человек мог жить чем-то иным, не деструкцией и абсурдом: например, если бы он от своей скуки избавлялся, слушая классическую музыку, которая, к слову, воздействует на структуру воды из которой мы состоим; если бы человек мог оценивать красоту природы по достоинству, а у того, о ком я говорю, такая возможность была: он жил в деревне, в объятиях матери-природы; если бы он мог радоваться великому дару – разуму, что мы получили в отличие от животных. Помните, как у Эдгара По: «Размышлять есть счастье, грезить есть счастье»? Так, чем же человек лучше животных, если разум он использует только для того, чтобы есть побольше да повкуснее? Чем человек лучше той же вашей камелии у окна? Она никому и никогда не принесла вреда. Человек… – вздохнул Михаил и, немного остыв, снова расположился в кресле.
– Соглашусь, – отвечал Николай, – это было бы куда полезнее. Но проблема в том, что не все любят классику и что-то подобное. Вернее, не все видят радость в этом.
– Скорее проблема в том, что лишь единицы умеют правильно воспринимать вещи. Для того, чтобы человек мог в действительности полностью правильно воспринимать и чувствовать великое, красоту гармонию, музыку, нужен духовный опыт. Нужна детская чистота, которая истребляется в нашем обществе. Мир удаляется от счастья и света и тянет каждого за собой, и поэтому приходится сопротивляться и плыть против этого великого течения. Понимаете, о каком сопротивлении говорил я в начале нашего разговора?
Врач опустил голову, что-то записал и произнес: «Понимаю. Значит, ваше счастье в сопротивлении всему миру?»
– Нет. Что же вы такой невнимательный? Моё счастье просто находится не в той стороне, куда меня тащит этот мир, коим правят люди. Моё счастье в том, чтобы слушать и слышать, созерцать и видеть, моё счастье в ясности разума и в искусстве. Человек может быть безгранично счастлив во время прослушивания одной из великих композиций или наблюдая восход солнца. Беда в том, что люди желают только лишь потреблять всё больше и больше, оттого соперничают друг с другом за кусок обыкновенной еды, за одежду подороже… В этой грязной гонке и превращаются они во врагов друг для друга. Каждый желает возвысится над кем-то, отбирая под прикрытием правил социального устройства, время и еду, грубо говоря. Выстроили свою пирамиду и рады: особо наглые могут почти полностью жить за счет чужого труда! Именно такие люди никогда не будут счастливы. Пальмовое масло – их символ. Они – пластмасса и фальшь, как и «второе счастье»; у них всё поверхностно и без души. И, конечно, они об этом не знают. У червей нет глаз, вот они и не видят красоту природы.
Николай усмехнулся, пытаясь не выказать эмоций, но в тот же миг рассмеялся седым хохотом. Последняя реплика Михаила показалась ему весьма дерзкой. Возможно, в силу своего возраста, что шёл бок о бок с профессионализмом, он все же поддался искушению, пойдя против правил, и стал поддерживать не мало философский диалог о жизни человеческой. Их беседа длилась около получаса, главной темой которой стала несправедливость отношений между слоями населения, порядок которых Николай, разумеется, принимал, таким, какой он есть. Он пытался говорить с Михаилом, как с разумным, но всё же ребенком. А собеседник его всё вещал о несправедливости, но иначе, чем те, кто сидел в том кресле до него. В это время больница и все её дети жили своей обычной жизнью. В соседнем отделении особо «блаженные» пациенты сидели у окон, прислонившись к стальным решёткам. Живой и разгоряченный Михаил в это время ходил по канату, балансируя между ними и теми, кто недалеко от лечебницы спешил, обходя лужи по тротуару, по своим делам. «Человечества нет! Есть только звери, умеющие ходить на двух ногах и заботиться о своем удобстве!» – заявлял Михаил. Он был убеждён, что человека отличает от животного именно способность творить, мыслить с помощью разума, а не рассудка в попытках прикоснутся к истине, к вечному и великому, а не головоломки о том, как бы нажиться на ком-нибудь, или как получше отметить какую-то дату.
– Дайте мне несколько минут для свободных правдивых слов, и я поставлю человечество на одну полку с вашей Камелией у окна!» – говорил он, – Только мне вас жаль будет, да и ничего не изменит это. – После он всё вещал о том, что настал крах культуры, того единственного, что поддерживало человечность, о том, что люди скоро себя уничтожат, о том, как у низшего класса отбирают всё, тем самым ожесточив тех людей. Также он часто повторял, что именно верхние слои населения своей властью убивают гениев, не вмещающихся в узкие и унизительные рамки.
– На чужом несчастье счастья не построить! Вы это должны понимать лучше меня. Человек попадает в ловушку: ему хочется иметь свободное время и кусок хлеба, поэтому он пытается забраться на ступень выше, потом ещё на одну, так как ему всё мало, но это фальшивый путь. Пока человек рвётся к удовлетворению своих потребностей, от него ускользает то, к чему он стремится, от самого же человека остается одно название. Он просто будет уже настолько запачкан, что воспринимать счастье, свет и искусство просто не сможет, так же, как мясник не побоится крови. Скажете, что я несу бред? Попадая в приличное общество, в средний класс, человек находится всё в той же гонке, где так же каждый только и желает забраться ещё выше, и я говорю сейчас не только о карьере. Там царят лишь конкуренция, лицемерие и рыночные отношения – ничего личного, просто деньги. И специально для таких, существует массовая культура, которая к свету не имеет зачастую никакого отношения, чаще наоборот. Нет, я даже говорить об этом не желаю. Разве вы не понимаете? Человек стремится к благополучной жизни, бежит по головам; он считает, что материальное благополучие и есть благо и счастье. Фразу: «Счастье не в деньгах» все воспринимают как пустой звук, и поэтому попадают в ловушку: многие абсолютно уверены в том, что, если они желают счастья, то им непременно нужно стремиться выше по карьерной лестнице, ближе к благополучию, чтобы есть вкуснее и выглядеть дороже, но только они не будут счастливы. Если ты сыт, одет и имеешь крышу над головой, но несчастен – позаботься о душе. Люди всё бегут за счастьем, суетятся, и при этом не могут увидеть, что оно находится совсем близко. Доводилось ли вам видеть людей, которые достигли вершины власти богатства и славы, но в конце концов отказались от всего? В некоторых из них оставалась искра.
Врач казался уставшим. Прошедшей ночью ему на редкость плохо спалось: во сне он пытался удерживать равновесие каких-то двух масштабных частей, великое чувство тревоги в своем бреду не давало ему отдохнуть. Он попытался переключиться с диалога на анализ. Но перед тем ему вспомнился один хороший отрывок.
– Вот вы говорили о Моцарте, о музыке и, так сказать, о понимании её… Позвольте мне процитировать нашего гения на все времена: «Когда бы все так чувствовали силу гармонии! Но нет: тогда б не мог и мир существовать; никто б не стал заботиться о нуждах низкой жизни; Все предались бы вольному искусству».
– Прекрасное произведение вы упомянули, – говорил Михаил, – но, полагаю, что вы и сами осознаете то, что в наше время дисбаланс колоссальный! Если всё будет продолжаться в том же духе, то…
– Вы сказали, что человек постепенно теряет свою человечность по мере самореализации, вы это о сфере бизнеса? Как вы это видите, можете предоставить пример?
– Нет, не только в той сфере – во всем. Довелось мне как-то попасть на концерт классической музыки, и меня ужаснуло неуважение к музыкантам. Не прямое, но витающее в зале. Обрывки фраз, что мне пришлось слышать от аудитории после выступления, меня просто поразили. Представьте, как обидно: я наконец смог выделить деньги на билет, в неописуемом предвосхищении и в ожидании упоения вошёл в зал, а вышел ? совершенно подавленным и разбитым, испытывая великую скорбь по человечеству. Вот я и говорю вам о дисбалансе, ужасно это. Всё устроено так, что все прекрасное и светлое уничтожается в нашем болоте человеческой мерзости и алчности. И людей, стремящихся к свету просто-напросто уничтожает система, предоставляя выбор: участвуй в гонке или умри. Гонка – зрелище и пища для тех кто её создал, именно для тех, кто имеет деньги, власть.