Готика. Провинциальная версия

Ах, почему именно в Волгогорск, простонала она мысленно. Хоть на край света! Хоть за полярный круг! И на Урал, и в Магадан, и на Шпицберген. Куда угодно! Но в этот город ей приезжать не следовало. В этом городе все её легенды – пшик! Они развалятся как песочные замки, обнажив под собою голые серые камни. Пшик – как только подует ветер. А он подует, подсказывали ей все её чувства. Слишком много ждет её предсказанных и не предсказанных встреч.

Глава 10. Лора

Вечером, около восьми, Сергей постучал в дверь гостиничного номера.

– Войдите. Не заперто, – услышал он и дверь распахнулась, будто сама собой.

– Вы?

– Давай работать вместе, – выпалил Сергей, будто встретил её впервые.

Работать вместе?

– Мы уже работаем вместе, не правда ли? – невинно моргнув, ответила Лора. – Вы забыли?

Две недели назад Лора подписала контракт, гарантирующий ей приличное вознаграждение за проведение PR-компании в поддержку действующего губернатора, и стала полноправным членом команды, возглавляемой Сергеем Мясоедовым.

Но есть тайный смысл в его словах, знала она, и, улыбнувшись и пропустив Сергея, подумала – началось!

– Нет, не забыл.

А все началось гораздо раньше. К тому времени, когда она встретила Сергея, она знала слишком много, и это знание – был тяжкий груз, что мешал ей идти по жизни легко. Она, например, твердо знала, быть красивой и грустной означает быть менее привлекательной. Она знала, быть обаятельной и притягательной, и умной, и остроумной, и образованной, и красивой, как богиня – недостаточно. Если в женщине не затронута некая таинственная струна, она не будет волновать мужчину по-настоящему. Не околдовать. Не пленить. И все женские достоинства – не в счет, и все лучшие качества – только помеха. Влюбленный мужчина исполнит любое желание, приказ, прихоть – не задумываясь, а тот, кто остался равнодушен – никогда. Еще она знала, нельзя оказаться в положение отвергнутой. Брошенная – синоним больная. А больная – синоним старая. А быть старой – это же навсегда!

Они спустились в гостиничный ресторан.

Респектабельная гостиница, расположенная в центре города. Ротонды, балкончики, лепнина. Бельгийские ковры смягчают шаги немногочисленных постояльцев. Пустующие кресла холлов. Их пыльный темно-багровый бархат напоминает о днях расцвета Византии. Пустые буфеты на нечетных этажах. Полупустой ресторанный зал на первом. Сонные официантки что-то жуют, а грустный тапер лениво наигрывает Шопена. Переполненная сауна на третьем этаже – из-за её дверей доносятся визгливые возгласы возбужденных женщин и слышится мат.

Под звуки прохладного блюза поужинали, а потом поднялись к ней в номер.

Он сказал, им еще предстоит обсудить многое. Она рассеянно кивнула в знак согласия: и в самом деле многое – начинается смертельная битва, и будут в неё убитые и раненные.

– Произойдет событие, которое – ошеломит! – сказал он.

“Ах, если бы”, – подумала она.

– Фантастический проект: остроумный, тонкий, сумасшедший! – бахвалился он.

“Невыполнимый, безрассудный, порочный, преступный, жестокий, опасный и не нужный”, – вынесла она свой собственный приговор, внимательно выслушав его.

Но переубедить его было нельзя.

– Оценила? Красиво? Изящно? – самодовольно спросил он.

“А если и в самом деле получится? – подумала она, – А вдруг?”

Это ощущение возникло внезапно – у неё потянуло, защекотало где-то внизу живота, она сжалась…

Он, поймав импульс её вздрогнувшего тела, замолчал…

Она медленно повернулась к нему…

Он запустил руку под кружевной бюстгальтер…

Её тяжелая белая грудь вывалилась в широкое декольте…

Он смотрел и смотрел, а она, вдруг испугавшись, что через мгновение он оторвет свои горячие сильные руки, замерла, покрывшись мурашками, и подумала: будто в первый раз, вот дура-то. И тишина, что обрушилась на них лавиной, вовсе не казалась тяжелой, а невесомой, как серебренная пушистая снежинка, прилегшая на ладонь, как летняя паутинка, коснувшаяся щеки, как шлейф запахов, что летит вслед, и пьянит, и кружит голову.

Её ареола была широкой, не менее шести сантиметров в диаметре, и темно-коричневый сосок торчал из её центра как батарейка. Он впился в него зубами и прикусил до боли, а потом – отпустил и густо лизнул его, и вновь ударил языком со скоростью и силой, и начал бить и толкать её напрягшийся, разбухшей и потемневший сосок.

– Да?

– Да. Да. Да.

Внутри неё уже скопилась влага и недопустимо переполнила её, и своим пронзительным будоражащим ароматом выдала её.

Он, словно дикий зверь, вытянул шею, повел носом, глухо прорычал-простонал, не выпуская изо рта её грудь что-то невнятное и, мягко приподняв её юбку, положил свою ладонь ей на лоно – туда, где едва прикрытый лепестком атласа, уж окропленным её соком, просвечивал треугольник волос, и, едва двигая кончиками пальцев, осторожно, не отодвигая даже материю, а сквозь неё, прокладывая путь вперед нежными движениями, очень нежными, внедрился в мягкую щель.

Её обожгло, словно в его руку было вложено пламя, а затем огненная волна, не щадя её, сжигая сантиметр её кожи за сантиметром, понеслась в ней смерчем. И кровь в ней кипела, и кончики волос искрились электричеством.

Неожиданно он убрал руку. И просто прижал её голову к своей груди и стал гладить по волосам.

Она чувствовала, что возбуждение давно охватило его. Она ощущала через материю брюк его ставший твердым член, и не понимала, что заставляет его сдерживаться. Что? Именно теперь, когда… И она дрожала от собственного нетерпения и была готова закричать… зарыдать, завопить и ударить его изо всех сил, настаивая тем самым… Когда же? А он дожидался, пока её тело расслабится, и напряжение первых секунд – напряжение перетянутой струны, отпустит её.

Только потом он принялся целовать её лицо: и лоб, и щеки, и прикрытые веки, и губы.

Одежда с каждой секундой становилась все теснее. Они одновременно начали сбрасывать вещи, как отжившую кожу, и он первым оказался нагим и пока она, присев, стаскивала с себя колготки, а за ними – трусики, тонкие, полупрозрачные, его напряженный член покачивался в такт ударам его сердца, а грудь вздымалась тяжело и неровно. И когда он издал первый звук, это был не стон, а торжествующий возглас. И она вскрикнула в ответ.

Прошла минута. Затем вторая. И еще одна. Минута за минутой. Они складывались в часы. Потом – в дни. Дни – в месяцы. Но все равно имела значение только самая последняя минута. Она была решающей и отвечала за все – за то, оставаться им вместе или расстаться.

Сергей ушел под утро, часа в четыре, разбудив её поцелуем:

– Прости, дорогая. Хочу поспать хотя бы часа два. День предстоит долгий, напряженный.

За окном уже начинало светать, ночь – закончилась.

“Я в тебя влюбилась”, – произнесла ли она эту фразу или только подумала.

Лора тут же снова провалилась в сон, напоминающий забытье, в котором сновидения – реальность, проносящаяся мимо со скоростью света.

Она проснулась около десяти. Приоткрыв глаза, поведя взглядом из стороны в сторону, с одной гостиничной стену – на другую, споткнувшись о пару стульев, тумбочку под телевизором и стол, на котором донышком вверх стояло два граненных стакана и графин, Лора вдруг остро ощутила отсутствие тепла домашнего очага в окружающем её мире! Чувство было странным и мало объяснимым. Ей ли, привыкшей к перемене мест, прожившей в чужих домах и съемных квартирах, и в общежитиях, и в гостиницах практически всю свою взрослую сознательную жизнь (и даже однокомнатная квартира на Волгоградском проспекте, принадлежащая ей, относилась к категории чужого, необжитого пространства – за год она ночевала в ней не больше десяти – двенадцати раз), ей ли думать о подобном, ей ли чувствовать такое? Она лежала в постели, все еще хранившей жар двоих тел, укрывшись до подбородка теплым поролоновым одеялом, напоминающим перину, и дрожала от озноба. Минуту или час? Сколько прошло времени, как она проснулась? Да какая разница!

Она встала и привела себя в порядок. Макияж и чашка крепкого кофе вернули ей привычную уверенность в себе. Выйдя на улицу она первым делом направилась в универмаг, что был расположен прямо напротив гостиницы. Там Лора обзавелась не хитрым скарбом: электрический чайник, синий пластмассовый тазик средних размеров, чтобы было где постирать лифчики и трусики, жесткая одёжная щетка без ручки.

Когда же все началось?

Глава 11. Сало.

Еще до завтрака он сбегал в аптечный киоск, что был расположен на втором этаже, на перекрестке коридоров, соединяющих стационар и поликлинику, и прикупил там три двухсотграммовых флакончика лечебного бальзама “Алтайский” (заключавшего в себе полных тридцать семь градусов). Днем пил. Потом спал. И к ужину, к половине шестого, уже проспался и встал и малость маясь похмельем – отвык за три недели, прошелся до туалета, а на обратном пути завернул к Родионову.