Департамент

Сорвавшись с места, Риччи быстрым шагом бросился к ступеням, идущим вокруг лифтовой зоны. Стараясь выглядеть максимально напряжённым, Томас неумело лгал своими действиями, хотя, скорее, обмануть он пытался себя, а не прицепившуюся к нему с разговорами старушку.

Томас не любил общение с соседями, но, даже несмотря на это, многие из них едва ли не с первого дня, как он заселился, знали о нём практически всё. Под словом «практически» Риччи понимал общеизвестные данные своей жизни, которые он не особо любил раскрывать, о более глубоких и живых переживаниях, которыми была полна его жизнь, разумеется, не знал никто.

Тем не менее, соседи, с присущей им, как считал Томас, бестактностью, регулярно оказывали ему знаки внимания, будучи осведомлёнными о его месте работы. Риччи был уверен, что каждый из них был бы рад зарубить его топором в тёмной подворотне, если бы не его жетон, отчего едва ли радовался их напускному и полному фальши радушию.

Построенный в тридцатых годах массивный шестиэтажный дом по улице Уинтроп представлял собой поистине величественное здание, в котором, казалось, разместилось без малого, добрая сотня семей. На деле же, дом был пуст практически на половину, что не могло не радовать ценившего уединение Томаса Риччи.

Спустившись по лестнице, детектив коротко кивнул поднявшемуся со своего стула консьержу и, прежде чем тот успел хоть что-то сказать, стремглав вылетел на улицу, где его встретила густая пелена по-штормовому грозного дождя. Зажав кнопку сигнализации на брелоке своих ключей, Томас мысленно продумывал план каждого своего следующего действия, не давая шанса спонтанности.

В доли секунды Риччи оценил скорость идущих по тротуару людей, что, прикрываясь зонтами, размеренно шагали по своим делам. В расчёт Тома также вошли и мелькавшие меж величественных фигур, промокшие насквозь людишки, что за неимением зонтов были вынуждены прикрываться всем, чем придётся.

Разумеется, ни к одним, ни к другим, Томас себя не причислял. Постояв с минуту под козырьком своего дома, Риччи выгадал момент и, просочившись сквозь, казалось, непрерывную живую стену людей, сел в мигнувший фарами тёмно-серый Форд Таурус две тысячи девятого года.

– Сэр!!! – донёсся приглушённый голос за стеклом, вслед за которым раздался не менее глухой стук пальцев по стеклу, – Откройте!!!

Повернув голову, Том увидел темнокожего парнишку в трепанной, промокшей насквозь шапке. Прильнув к стеклу, мальчишка осторожно постукивал пальцами по стеклу, оставляя на его покрытой каплями поверхности потёкшие разводы.

– Сэр, прошу, откройте!!! – не унимался парнишка, даже когда двигатель Тауруса заурчал на все свои двести шестьдесят три лошади.

Опустив руку на пояс, где обычно находился пистолет, Риччи открыл окошко и несколько капель дождя тотчас ворвались внутрь, замочив тканевую обивку салона.

– Сэр, пожертвуйте денег! – тотчас выпалил заготовленной фразой мальчишка, – Не хватает на еду! Я очень голоден! Пожалуйста!

Смерив парня с лёгким прищуром, Том перевёл взгляд на лежавший на соседнем сидении обед. Взяв контейнер, Риччи показал его парнишке, при этом не став его протягивать ему, заранее предугадывая ответ на своё предложение. Как и все прочие, этот случай оказался не исключение, мальчишка отказался от еды, настырно требуя денег.

В обычном случае, Томас просто показал бы свой жетон, не имея ни интереса, ни цели в игре с очевидным финалом. Сейчас же, имея разве что идентификационную карту полицейского офицера в бумажнике, детектив Риччи не ощущал своей принадлежности к «тонкой синей линии», отчего мешкал даже при общении с простым попрошайкой.

Тем временем, мальчишка потерял всякую надежду на получение вознаграждения. Смерив взглядом недешёвый костюм незнакомца, попрошайка отвесил пару громких и, совершенно не соответствующих своему возрасту, ругательств, после чего бросился бежать, в поисках очередной жертвы.

Ещё, будучи простым патрульным офицером в форме, Томас Риччи встречал разного рода аферистов. Проведя годы службы на улицах Нью-Йорка, Том, казалось, совершенно утратил всякую эмпатию к неимущим и обездоленным, что периодически попадались ему на глаза.

Томас видел всякое и в разномастности событий, отделить зёрна от плевел было не всегда легко. Скольких легковерных юных дам повидал Нью-Йорк, что приехав к очередному ухажёру, находили лишь подвал и цепи, но куда более странно то, что многие из них, позже сами становились теми, кто выманивал новых жертв ведя их по своему злосчастному пути.

Будучи уже детективом, Риччи встречал и добродушные престарелые парочки, в которых едва ли можно было распознать похитителей детей, и даже ребятишек, подстать повстречавшемуся сегодня, что просят снять им пару баксов в банкомате, умалчивая, что аккурат поблизости наивного самаритянина будет ждать пара преступников с умыслом на разбой.

За годы своей службы на благо общества Нью-Йорка, детектив Риччи действительно повидал многое, отчего и видел теперь в каждом лишь худшее. Томас был уверен, что не бывает хороших людей, есть лишь те, кому удаётся скрывать свою истинную личину от себя же.

Детство Риччи не сказать, чтобы прошло скучно, но и добрым его едва ли кому удалось бы назвать. Своего настоящего имени Томас не помнил, а может, и не знал вовсе. Потратив годы на самоанализ, Том из года в год вспоминал самые мелкие события своего детства, надеясь вспомнить хоть что-нибудь, но, увы, среди прочего мусора своей жизни, вспомнить правду он так и не сумел.

Тем не менее, было и то, что Томас знал о себе досконально. Он не был рождён в США, отчего многое ему давалось куда сложнее, чем всем его сверстникам. Ещё мальчишкой, юный Риччи был выброшен на произвол судьбы, словно отработанный материал, отчего лишь улицы стали его домом, улицы, которые ему было суждено охранять.

Своих родителей Томас не знал. Годы поисков их закончились для парнишки крайне неприятным послевкусием, с которым ему пришлось познакомиться, пропустив сквозь себя тонны лжи и мелочных обид всех тех, кто так или иначе был связан с его родственными узами.

Мать Томаса, Ана Берг, или, как свидетельствовали её последние зарегистрированные документы Бленда-Нита-Фердинанда-Анна-Виктория Джованни-Бакс-Ли, была для него единственной ниточкой связи с прошлым. И хоть в адекватности дамы усомнился бы не один психиатр, никаких иных контактов с собственной жизнью Риччи не имел, отчего был вынужден довольствоваться малым.

Ана Берг родилась в небогатой семье сербского армейского офицера. Авторитарные порядки отца с самого детства породили в ней неприязнь к обществу и мнениям, прислушиваться к которым ей хоть и не хотелось, но приходилось. Еще, будучи ребёнком, Ана грезила о красивой и счастливой жизни, которая целиком и полностью зависела исключительно от толщины кошелька.

Интересы Аллы ограничивались лишь популярными и дорогими вещами, которые никто в её семье позволить не мог. Семья среднего достатка, коими являлись Берги, в глазах Аллы выглядела нищенской и абсолютно никчёмной, о чём она не ленилась повторять изо дня в день.

Деньги в жизни Аллы всегда играли главную роль и уступали разве что только ценности слухов о ней самой. За красивую, пущенную в массы, историю о собственной жизни, младшая из Бергов была готова приплатить сама, но, увы, не имея ни малейшего желания работать, деньгами не располагала.

В какой-то момент на пути Аллы встретился на удивление идеальный, по её меркам, мужчина. Разумеется, под словом «идеальный», младшая из Бергов понимала «богатый», и именно таким себя преподнёс некто, по имени Джованни. Молодой, раскрепощённый испанец, быстро завоевал сердце юной девы, что в ту же ночь подарила ему всю себя.

Уже предвкушая роскошное будущее на виллах Испании, Ана надеялась забеременеть, дабы попавшийся на крючок мужчина не сорвался. И хоть впереди младшую из Бергов ждало множество разочарований, всё же, столь страстную мечту судьба изволила исполнить.

Спустя месяц после роковой ночи, будущая миссис Джованни узнала о своей беременности, но, рассказать об этом новоявленному отцу, ей было не суждено, ведь с тех самых пор, горячий испанец больше не звонил, не писал и уж тем более не показывался лично, оставив о себе лишь смутные воспоминания.

Вот так скверно началась история Томаса Риччи, ставшего одновременно и жертвой и заложником обстоятельств. С самого своего рождения юный Том являлся разменной монетой едва ли не во всех начинаниях своей матери. И уж чего Алле Берг было не занимать, так это изворотливости, к которой она часто прибегала в своих устремлениях.

Шли годы. Ана Берг благополучно поменяла имя, став Аллой-Викторией Джованни, чьё имя с новых пор породило в ней новую личность. Не утруждая себя поиском работы, младшая из Бергов продолжала жить в родительском доме, не оставляя попыток удачного замужества.

После смерти родителей, Ана получила долгожданное наследство, которое хоть и не было большим, всё же привлекло внимание некоего Эдвард Ли. Умело играя на струнах алчных чувств новоиспечённой Аллы-Виктории, проходимец убедил её в необходимости уехать в США, где по его словам, у них будет всё, о чём она только смеет мечтать.

Грузовой контейнеровоз «Нита Фердинанда» успешно пересёк Атлантику, встав в порту Нью-Йорка. В какой-то момент Ана была уверена, что план удался, но впереди её ждало большое разочарование. Едва неучтённым пассажирам разрешили сойти на берег, как Эдвард буквально растворился в толпе мчавшихся к своей мечте иммигрантов, оставив Аллу-Викторию ни с чем.

Не найдя в себе сил продолжать борьбу в качестве матери, Анна-Виктория приняла единственное, как она считала, верное решение, оставив ребёнка на сидении одного из припаркованных в порту погрузчиков. Единственное, что осталось Тому на память, так это запавшая внутрь его распашонки накладная, на имя некоего Томаса Риччи, имени, с которым он проведёт всю оставшуюся жизнь.

– Мистер Риччи! – донёсся голос немолодого мужчины, что, придерживая над головой длинный чёрный зонт, заглянул внутрь приоткрытого окошка серого Тауруса, – Я не успел спохватиться, а вы так быстро выбежали, что я даже не надеялся вас нагнать! Тут вам письмо оставили, вчерашним днём, просили передать лично в руки!

Поймав обескураженный взгляд Тома, пожилой консьерж, от которого тот пытался сбежать, ловким движением вытянул из внутреннего кармана белый конверт, протянув его детективу.

– Что это?! – сухо поинтересовался Томас, не опуская взгляда с мужчины, – Кто принёс?!

– Принесла молодая леди! – без тени сомнения отозвался консьерж, – А уж что там, это мне неизвестно! Уж сквозь бумагу не вижу!

Растянувшись в доброй старческой улыбке, пожилой мужчина больше напоминал до боли родного дедушку, нежели же просто работника придомовой службы. Сколько раз Риччи ловил себя на мысли, что ассоциирует совершенно незнакомых ему людей с родными, отчаянно заполняя гигантскую брешь в своей душе.

– Оставьте у себя! – буркнул Риччи, нажав на кнопку стеклоподъёмника, – Впредь все письма только через почтовую службу!

Консьерж едва успел отдёрнуть руку, и стекло окончательно закрылось, разделив двух мужчин между собой. И хоть со стороны могло показаться, что Том повёл себя, по меньшей мере, грубо и уж точно бестактно, всё же, для подобной реакции был повод и имя ему опыт. Повернув руль, Риччи нажал на педаль и в следующий миг тёмно-серый Форд Таурус скрылся в потоке машин.

Глава 2. Департамент.

Дорога выдалась не из лёгких. Добираться из Бруклина в Нижний Манхэттен по утренним пробкам задача в принципе непростая, но пробираться через дождь, в одном потоке с обозлёнными, спешащими на работу нью-йоркцами, постепенно превращается в самую настоящую игру на выживание.

Тем не менее, Форд Таурус Томаса Риччи справился с этой задачей и спустя, примерно час пути, въехал на подземную парковку бизнес-центра «Хадсон». Проехав на два этажа вниз, Том кивнул сидевшему в форме дорожной полиции офицеру и тот открыл шлагбаум, открыв въезд в дополнительную секцию.

«Бюро Внутренних Дел Департамента полиции города Нью-Йорк»

Огромные синие буквы с жёлтым обрамлением ясно давали понять, что въезд на специальную парковку возможен только полицейским, однако, даже несмотря на этот, столь приметный знак, многие гости бизнес-центра порой настойчиво требовали пустить их внутрь, опасаясь за сохранность своих автомобилей.

Тем не менее, Управление городской полиции было уверено, что полиция должна быть и будет на местах. Никаких привилегий, никакого особого отношения, доходило вплоть до того, что полицейские участки были вынуждены делить служебные кабинеты с гражданскими ведомствами и муниципальными службами.

Разумеется, новшества тотальной экономии второго миллениума пришлись не по нраву многим офицерам, в частности той их части, что свою службу начинали ещё в восьмидесятых. Многие правила и требования казались им чуждыми, а порой и вовсе глупыми, отчего всё чаще и чаще стали возникать обстоятельства, при которых они не соблюдались.

– Детектив Риччи! – донёсся женский голос, едва Форд Тома припарковался рядом с чёрным ДжиЭмСи Юконом, – Рада видеть!

Нахмурив брови, Том вышел из своего автомобиля и, коротко, кивнув стоявшей рядом девушке в чёрном костюме, поспешил к чёрному внедорожнику. Увы, двери подменного автомобиля оказались запертыми, отчего вызволение собственного жетона стало делом более накладным, чем показалось изначально.