Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная»

Это уже не было похоже на издевательство – это было самое настоящее оскорбление. Из тех, которые смывается только кровью. И говорить после такого было больше не о чем.

– Ты поплатишься за свои слова – пообещал Магнос сдавленным от ярости голосом и развернул коня. – И твой сын-оборотень тебе не поможет – мои кмети сейчас привезут мне его голову!

И он ускакал, злобно пришпоривая коня.

Князь усмехнулся – именно этого он и добивался – довести варяга до белого каления. Недаром у него на гербе изображён безголовый вой – потеряет разум от злости, и слепо, как кабан, полезет в ловушку.

Однако на всякий случай, стоило добавить ещё.

Князь не стал отдавать приказ снова раздвигать перед ним сани. Он разогнал своего савраску и дал ему шпоры перед укреплением. Тот преодолел его одним могучим скачком, продолбив подковами во льду несколько больших выбоин.

Кмети одобрительно осклабились. Обозники и кудевертичи только рты разинули от такой удали.

– Чего варежки раззявили? – весело крикнул им один из воев. – Пень проглотите!

Все защитники укрепления дружно расхохотались.

– А ну Выич! – громко приказал князь. – Пусть твои мужи ещё раз варягам гузно покажут.

Казалось бы, недавний печальный пример их товарища должен был остудить пыл кудеверичей, однако тех долго уговаривать не пришлось. Многие азартно повыскакивали на высокие борта саней и принялись дразнить противника своими жилистыми стёгнами. К ним присоединились и некоторые обозные. Один так распалился, что вместо задницы показал варягам свой детородный уд.

Противник долго такие оскорбления терпеть не собирался. Однако и слепо на укрепления, даже наскоро устроенные, не полез. Первыми в бой Магнос решил бросить не своих гридней, а пеших новоградцев.

Те поскидывали на лёд сапоги и поволочни и побежали в атаку налегке – в одних подследниках, портах и рубахах. Подбадривая себя громкой похвальбой и оскорблениями противника. Каждый был вооружён коротким дротиком-сулицей и секирой на длинной рукояти. Последними они владели виртуозно – все новоградцы славились не только как отличные плотники, но и как мастера топорного боя.

Ву-у-у-у-ум-м-м-м! – раздули меха своих инструментов и заиграли боевой наигрыш волынщики с вражеской стороны.

Ага-а-а-а-ам-м-м! – подхватили жалейщики и сопельники защитников.

Щёлк! Щёлк! – вплелись в общую мелодию тетивы боевых луков, бьющихся о кожу перчаток. На бездоспешного противника тратить бронебойные стрелы было жалко, и вои били простыми срезами.

– Аа-а-ах-х-х-х!!! – расцвечивая красным белое полотно реки, навзничь завалился один новоградец… другой… третий…

– Аы-ы-ы-ы-ы!!! – поволочил кто-то по льду сине-зелёные кишки, вывороченные неудачно саданувшей стрелой.

Когда атакующие перешли невидимый рубеж, огонь по ним открыли и кудеверичи. Набегающих новоградцев они били точно в глаз, как зверя на охоте. Число убитых тут же многократно возросло. К тому времени, когда вои противника добежали до укрепления, на льду лежало уже несколько десятков тел.

Не доходя до саней пары саженей, передовые новоградцы слажено метнули в защитников сулицы. Большинство из них завязли в щитах, прикрывавших борта саней, однако некоторые всё-таки достигли цели. Трое из числа оборонявшихся упали, захлёбываясь кровью.

Вои из первой группы атакующих тут же, как по команде, припали на одно колено. Им на смену пришла вторая волна. Обозников и кудевертичей накрыл второй залп. Затем третий.

Число попаданий достигло дюжины. Несколько дротиков долетели даже до кметей, стоявших поодаль, а один упал у копыт княжьего жеребца. Тот всхрапнул.

Оборонявшиеся были вынуждены на какое-то время укрыться за щитами. Чего и ждали новоградцы. Оторвы – самые удалые из них коршунами взвились вверх, отталкиваясь пятками от сложенных рук своих товарищей, и оседлали борта саней.

И тут же обрушились на защитников, умело орудуя секирами. Под их хлёсткими ударами с плеч слетело сразу несколько бородатых голов. Оторв приняли в рогатины и топоры. Пока они отбивались от обозников и кудеверичей, остальные новоградцы тоже полезли на борта. Яростная схватка закипела одновременно в нескольких местах.

Видя, что лесовикам и обозникам долго не устоять, князь отдал команду своим кметям. На атакующих обрушился град дротиков. Вои выхватывали сулицы из чехлов, которые крепились за сёдлами на лошадиных крупах, и, привстав на стременах, посылали их в гущу схватки. Кисляк, стоявший возле князя, тремя меткими бросками уложил троих.

Тот и сам выхватил короткое древко, и, почти не целясь, метнул его в полуголого верзилу, который вскочил на борт саней с внутренней стороны укрепления. Дротик вонзился точно между глаз. Новоградец изверг изо рта фонтанчик крови и рухнул навзничь.

Следующий бросок пригвоздил бедро другого воя к дощатому борту. Тот выронил секиру и заорал от боли. Его тут же добил оказавшийся поблизости Выич, припечатав по черепу своей огромной дубиной.

Сулицы дружинников помогли обозным и кудеверичам сдержать самый сильный натиск новоградцев. Истратив дротики, те остались без дальнобойного оружия. К тому же в схватке полегли самые их лихие вои. Теперь атаковать снизу вверх с одними секирами против пик и рогатин для них было чистым самоубийством.

А тут ещё и лесовики снова взялись за луки. Чтобы не быть расстрелянными в упор, новоградцам осталось только пуститься в бегство. Что они и сделали.

К тому времени конные варяги, пользуясь тем, что защитникам какое-то время было не до стрельбы, двинулись вперёд, и подошли довольно близко к укреплению. Теперь же они оказались в сложном положении – бегущие новоградцы стеснили их, не давая им ни продолжить атаку, ни отступить.

Этим немедленно воспользовались оборонявшиеся, обрушив на гридней настоящий град стрел. От больших потерь варягов уберегло то, что длинные луки были только у кметей, а их колчаны уже изрядно опустели.

Хуже было то, что лесовикам не знали негласных правил боя между дружинами – не бить лошадей. И от их стрел пострадало немало добрых скакунов.

Нападавшие отхлынули, усеяв лёд телами почти сотни убитых и раненых новоградцев и десятка варягов. Среди распростёртых людских тел жалобно ржали и били копытами около дюжины лошадей.

Защитники ликующе взревели – атаку они отбили, потеряв всего три десятка своих. Побитых тут же поскидывали с саней – чтобы не мешались под ногами. Тяжелораненых добивали. Тех, кому можно было помочь, относили поодаль – там ими уже занимался походный волхв.

Князь общей радости не разделил. Он догадывался, что будет дальше. Варяги, конечно, не отступят. И теперь пойдут в атаку сами. Пешими. Коней они под стрелы больше не подставят. И никто не сможет их удержать.

Поэтому пришло время осуществить финальную часть плана.

Он подозвал Выича с ватажником обозных и сказал им, чтобы те были готовы уводить своих людей.

– Ты цто, княз! – тут же возмутился лесовик, сплюнув на лёд очередной комок «серы», в этот раз обильно подкрашенный красным из разбитой губы – Мы з их кровью умыли!

Князь не стал с ним спорить. Просто повернул коня и поехал за своими дружинниками, бросив вслед:

– Вы побили ополченцев. С нашей помощью. Сейчас пойдут гридни. Я своих кметей увожу. Хочешь – держи их один. Нам добычи больше достанется.

Последний из аргументов оказался самым весомым и наиболее доходчивым. Немного поразмыслив, Выич отдал своим кудеверичам команду к отходу.

И вовремя. Повисшая над полем боя пауза оказалась совсем недолгой.

Варяги, как и предполагал князь, спешились. Кроме того, по примеру новоградцев ещё и поскидывали сапоги. А вот ошибок своих соратников гридни повторять не стали. Они не подбадривали себя ни громкими боевыми кличами, ни воинственной музыкой. Просто перед укреплением вдруг нежданно возникли дружинники, в зловещей тишине бегущие в атаку. И не успели его защитники и глазом моргнуть, как гридни уже покрыли и это расстояние.

Запоздалый залп почти в упор вырвал из рядов атакующий несколько воев, но остановить дружного натиска не смог. Мёртвые упали на лёд так же молча, как и бежали.

– А вот теперь, Кисляк, нам надо очень быстро уходить! – сказал князь.

Небольшой конный отряд покинул позиции и двинулся вверх по течению реки.

Варяги тем временем уже оседлали укрепление и крошили в капусту всех, кто рискнул встать у них на пути.

Таких, правда, оказалось немного. Обозники постарались скрыться в прибрежных зарослях, а «храбрые» кудеверичи уже вовсю удирали на своих снегоступах. Сейчас они были на удивление молчаливы и даже – о чудо! – на время позабыли о жевании «серы».

Князь уводил своих кметей к лощине. По его команде вои остановились и дали дружный залп по варягам. Они в это время уже добивали защитников – тех, кто не успел убежать. Трое гридней упали, поражённые в открытые участки тела. Лук Кисляка снова оказался смертоносным.

– Эй, Магнос! – крикнул князь, обращаясь к предводителю варягов, уже вовсю распоряжавшемуся на захваченном укреплении. – За твою доблесть ты сегодня заслужил новое прозвище! Тебе стоит называться не Железный, а Босоногий!