Игра знамёнами. Часть вторая: «Крамола небесная»

Столь велики боги в своём высокоумии, и порой столь извилисты пути, которые они выбирают для достижения своих неведомых целей, что простым смертным иногда очень трудно понять, зачем те творят то или иное. Ну, вот для какого такого лешего они создали эту нелепую и беззаконную дикую угру? Она ведь даже хуже вятичей! Всякому известно – преодолеть большую опасность куда легче, объединившись с соплеменниками. Ну, или с народом, который ближе всего по крови. Вместе способнее и отпор находникам дать, и пережить трудные времена. Эти же – наоборот – ухитрились, обитая в одном лесу, разделиться на враждующие друг с другом роды, каждый из которых обрёл свои собственные поконы, различные по сути, но одинаковые по мерзости! Одни вьюношей оскопляют, другие отроковиц на товар меняют, а третьи и вовсе – людей в жертву берам приносят, считая их своими богами! Или детьми богов. Или кем-то там ещё… Кто в них до конца разберётся, в этих дикарских верованиях?

Хотя, в одном они, пожалуй, все сходились – в нелюбви к чужакам. Отличались только степенью этой неприязни. Кто-то просто избегал общения с ними, а кто-то… скармливал берам.

Совсем иное дело благородная голядь! Этот народ можно было считать настоящим примером того, как, обитая сотни лет в окружении дикарей, можно сохранить в неприкосновенности высокую культуру, доставшуюся в наследство от великих предков. Её этот народ принёс с берегов Варяжского моря, где жил со времён седой древности. И не просто жил, а верховодил всеми окрестными племенами.

Так было, пока на горизонте не показались бесчисленные паруса вражеского флота. Это было первое появление в этой части обитаемого мира великих и непобедимых готов. И первыми, кто рискнул дать им отпор, были именно сына народа голядь. Битвы кипели, не утихая, несколько лун. И никто не мог одолеть. Пока князь готов не подкупил вождей племён-союзников. Те в решающий миг перешли на сторону врага, и голядь оказалась разгромлена. Перед народом встал выбор: либо полностью покориться находникам, либо уходить с родных земель. Гордые мужи и жёны этого народа выбрали второе.

Бросить буквально всё – города, земли и почти всё имущество. Зато они смогли сохранить главное богатство – собственную свободу. Уходить на восход тоже пришлось с боями. Сначала на плечах у отступающих висели готы, потом – дикари, на земли которых они пришли. Так продолжалось, пока беглецы не пересекли Большой водораздел. Дикие угры тоже не были рады гостям, но в боевом мастерстве пришельцам явно уступали. Да и, к тому же, здесь почти сразу обнаружилось обширное пустое пространство, не занятое ничьими городами и весями. Тут голядь и осела. Однако спокойной жизни не обрела. Оказалось, что это самое незанятое место – священное для здешних обитателей. И вскоре жизнь в этом лесу превратилась для беглецов в непрекращающуюся войну со всеми соседями. Впрочем, им было не привыкать. Да и соперником угра была слабым.

Их соседство даже выработало среди голяди несколько воинственных обычаев. Например, отрок мог считаться мужчиной, только когда приносил домой пару-другую отрезанных острых ушей. Предложить же девушке пойти к нему в жёны он мог, только насобирав их целую связку. Так гордый народ и жил здесь, никому не подчиняясь, исключительно своим обычаем, до тех пор, пока в этих местах не появился Святослав Черноградский.

Можаю, который и поведал княжичу эту историю, тогда было столько же зим, сколько Олегу сейчас. На переговорах, в которых тот участвовал на правах младшего брата тогдашнего князя, Соколович предложит добровольно пойти под его руку, пообещав мягкие законы и низкие подати. Однако можаев старшук не захотел его слушать. За что и поплатился – выставленное им войско было сметено первым же ударом. А затем, один за другим, пали почти все города. Впав в отчаяние, тогдашний вождь голяди бросил Святославу вызов на поединок. Мол, кто одолеет, того и правда. Значит, тому и достанется вся земля вместе с жителями. И тот его неожиданно принял.

Можаев брат был необычайно рослым, сильным и ловким, поэтому считал, что легко одолеет пришельца. Но не тут-то было. Святослав превосходил соперника буквально во всём. Несколько раз мог нанести смертельный удар, но не делал этого. Однако распалённый яростью противник, не желал признать очевидного, и, в конце концов, сам напоролся на меч.

После этого Можай, как старший в роду, признал победу черноградца, и объявил о вхождении голяди в состав правдивых земель. И за полтора десятка лет, что прошли с тех пор, ничуть об этом не пожалел. Соколович выполнил все до одного данные обещания, и не нарушил ни единого пункта договора.

Едва в голове всплыл образ отца, как мысли Олега сами собой перескочили с размышлений о судьбах местных народов, на последний разговор, который был между ними в княжьем тереме. Это случилось вскоре после того как Олег вернулся в город.

И незадолго до отъезда на Полуночь.

Когда схлынула первая радость от нежданного воскрешения княжича, которого все почитали мёртвым, выяснилось, что многие старые знакомые не так уж и рады его видеть. Особенно удивила Даянка, которая сначала буквально повисла у юноши на шее, а потом, по непонятной причине, отказалась оставаться на ночь в его покоях. Чуть ли не единственные, кто искренне обрадовались его возвращению, были старый Колюта и Виринея. Кормилица, в отличие от Даянки, в близости юноше не отказала. В перерывах же между соитиями, вдоволь излившись желчью в сторону бывшей олеговой наложницы, поведала ему, отчего так происходит. По её словам, многие опасались, что юный Соколович был возвращён из-за кромки не лечением, а тёмной ворожбой. А то и вовсе – что в Черноград явился не он сам, а подменыш. Княжичу оставалось только подивиться глупости таких людей. Это он то – мертвяк ходячий?!

Старый пестун рассказал иное. Это потому, что все уже привыкли жить без тебя – объяснил он. А такое вот появление, да ещё и вместе с дерзкой поляницей, кроме того – с опальным Шебаршей, на которого многие точили зуб, лишь добавляло лишних нитей в клубок противоречий, который и без того туго закручивался при Черноградском дворе.

Отец же никаких версий излагать не стал. Да и вообще – его история воскрешения младшего сына волновала, как выяснилось, меньше всего.

– Ты доподлинно знаешь, что Некраса непраздна не от тебя? – был его первый вопрос.

Олег вздохнул и в очередной раз принялся описывать то, что произошло в гостиной палате тем приснопамятным днём. Мол, удами то они с дубовой девой тёрлись – что было, то было – но семени своего он в воеводу не бросал. А понести та могла от кого угодно! Известно ведь – собственным телом тётка награждала всех отличившихся воев своей дружины.

Эту историю он рассказывал уже неоднократно. Но, почему-то, выслушивая её, люди всякий раз как-то странно отводили глаза.

Не верили, что ли? Но почему? – Зачем ему врать?

Жаль, что правоту юноши не могла подтвердить сама тётка, поскольку уехала в свою вотчину по каким-то неотложным делам.

– Ты вот что! – прервал его отец, сурово нахмурившись – Никому этого больше не рассказывай! Пусть пока все думают, что так оно и есть. А будут спрашивать – молчи!

Наткнувшись на суровый взгляд отца, юноша осёкся.

«Ну не могу я, земляной змей, тебе сейчас это объяснить!» – читалось в его глазах. – «Просто делай, как я сказал!»

Олегу оставалось только послушно кивнуть.

А потом отец принялся рассуждать о политической обстановке. Поведал, что в благодатной степи твориться неладное – мол, Светлый князь неожиданно серьёзно захворал, и вожди кланов тут же сцепились друг с другом. Рассказал, что плохо дело и в Столице. Народ недоволен жестокой расправой над зачинщиками недавнего бунта и долгим засильем наёмников, которых только недавно удалось выпроводить обратно. А тут ещё и вспыхнула новая война с рыжим волком, вести которую великий князь отправил своего первака Ярополка. Воевода тот, конечно, справный, но не политик.

Олег удивлялся всё больше и больше. Раньше таких разговоров с ним отец не заводил. То ли почитал ещё несмышлёнышем, то ли опасался, что тот, по юношеской горделивости возьмёт да и разболтает кому не надо какие-нибудь секретные вести.

Может, решил, что его последыш достаточно повзрослел?

– Самое тревожное, сын – продолжал Святослав – Не понятно, что происходит за Десновой – в Переславских землях. – Всеволод никакой вести о себе не подаёт. Всеми делами, похоже, заправляет его жена – дочь светлого князя. А дела эти – очень и очень худые!

Затем он поделился своими мыслями о делах в Залесье – территории, располагавшейся на восходной окраине большого водораздела – в стороне и от Полудня, и от полуночи правдивых земель. В то же время она была крайне важной, даже можно сказать стратегической, поскольку там переплетались сразу несколько оживлённых торговых путей. Принадлежали же эти земли как раз переславскому столу – ими надлежало управлять его наследнику. И сейчас там сидел Владимир – старший сын Всеволода. И со своими обязанностями управлялся он вроде бы неплохо. Но в последнее время из Залесья всё чаще и чаще доходят тревожные слухи. Мол, народ там волнуется, поднимается на бунты, нападает на купцов и княжьих людей. А по городам и весям бродят странные люди, распускают тёмные слухи, что, мол, скоро грядут великие события, которые принесут с собой не менее великие потрясения, и очень, очень большую кровь.

Между тем не за горами была нешуточная схватка за Полуночь с Полочанским князем. И Святослав опасался, что в решающий момент Залесье могло попросту отпасть от их дома. А в худшем случае ещё и достаться рыжему волку. А если это произойдёт, следующая на очереди – Славия с Новоградом. И тогда вся держава, созданная трудами великих предков, рассыплется, словно соломенный домик.

Далее отец без обиняков предложил сыну собрать небольшой отряд и отправиться с ним в это самое Залесье. Пособить братаничу. Если не мечом, то советом. Известно ведь – один ум хорошо, а два – лучше! А если Олег покажет себя хорошо, через год-два можно будет подумать и о собственном столе.

Юноша согласился не раздумывая. Мало того что дело, которое ему предложили, было крайне увлекательным, так ещё и самостоятельным! Пусть даже таким образом отец хотел всего лишь на какое-то время убрать его подальше от Чернограда. В конце концов – на то он и политик, чтобы уметь разрешить одновременно целый клубок проблем, всех при этом оставив довольными.

Когда юноша бросил клич среди дружины, первым, вполне ожидаемо откликнулся Шебарша, лишившийся на Снови всех своих воев, и теперь явно пришедшийся в Чернограде не ко двору. Его Олег сразу назначил воеводой.

Следом, после некоторых колебаний, согласилась Рада. Затем – полюбившиеся княжичу Кремень с Огурой. И ещё несколько человек. Так и набралось полтора десятка. Святослав, не торгуясь, отпустил с сыном воев лучшей дружины, пообещав даже, в случае удачного возвращения, каждому из них пояс витязя и личный герб. Да еще, в очередной раз продемонстрировав дальновидность, присовокупил к ним с дюжину отроков, дабы те набирались опыта рядом со старшими товарищами.

И вот сейчас весь этот небольшой отряд выходил на подступы к малому городку Гжатеску.

Малому, но очень, очень злому…

Это его жители творили непотребство в окрестных лесах. И приносили в жертву берам – древним богам диких угров, пойманных путников, которым не посчастливилось проходить через их владения. Именно им и принадлежало то злосчастное капище.

Об этом княжичу тоже поведал Можай. Пообещавший что его люди обязательно очистят то место от поселившейся там скверны.

Тогда, на дороге, он очень обрадовался появлению в своих владениях группы столь опытных бойцов. И особенно тому, что верховодил ей сын самого Святослава Черноградского. По словам годяского князя, он уже не один год выслеживал банду бойников, похищавших путников на лесных тропах, но всякий раз ей удавалось от него ускользнуть, укрываясь за стенами этого самого злосчастного Гжатеска.

Этот городок был для него всё равно, что тонкая рыбья кость в горле – казалось бы, пустяк, но никак её не выплюнуть и не проглотить. А собственных сил маловато – тот неплохо укреплён, да и защитники знают с какого конца браться за топор. Договориться же с ними по-доброму не получалось – со всеми доводами жители вроде бы соглашались, но никакие договорённости соблюдать не желали. С помощью же Олега и его дружинников он надеялся, наконец, вытащить эту занозу.

Княжич подумал тогда, что сначала хорошо было бы всё-таки поговорить с теми, кто верховодил в этом самом Гжатеске. Но потом согласился с доводами Можая – что такие вот переговоры лучше внести не снаружи, а внутри стен. Да и картина, представшая на том капище, была ещё очень свежа в памяти.

Тем не менее, вежества ради сначала спросил совета у своего воеводы.

– А давай, Соколович, накажем безобразников! – беспечно махнул рукой тот – Да и скучно что-то – уж сколько дней никого не убивали!

Чуть позже, за ужином, уже разбив стан, обсудили план предстоящего боя. Точнее, выслушали предложение всё того же Пустельги. Он сначала внимательно рассмотрел очертания крепости, которые изобразил на мягкой земле Можай, после чего растёр их сапогом и изложил свои соображения.

Голядский князь восхищённо присвистнул.

– А не боишься, витязь? – спросил он.

Шебарша весело ощерился, ничуть не обидевшись на вопрос.

– Мне гадалка предсказала, что от горла помру – ответил он – По всему выходит – на почестном пиру медами упьюсь! Но точно – не сегодня! Да и уж больно с бойниками теми за учинённое поквитаться охота!

Показалось тогда княжичу, или после этих слов на лицо Можая пала тень? Или просто прихотливо отразились блики от танцующих языков пламени?

Как бы то ни было, теперь, по прошествии двух суток, которые ушли на дорогу, воевода в одиночку отправился выполнять задание. Им же самим на себя и возложенное.

Олег крепко подозревал, что на никогда не унывающего Пустельгу сильно повлияла гибель дружины в недавней битве на Снови. Пусть даже благодаря этому и была достигнута победа. Вряд ли воевода пытался сейчас доказать всем, что он не трус – это и так все знали. Скорее – больше никого не желал посылать на смерть. А может – просто хотел забыться в бою.