Ризан засмеялась.
– Что ты Слава, не на столько. Просто мы как ограниченные телепаты, можем транслировать друг другу образы, слова, масли, запахи, вкус, ощущения. Но только друг – другу.
– Это свойства лобура?
– Нет, рекулара.
– Наверно вам тяжело.
– Нисколько, мы счастливы. Это лучшее ощущение близости в нашей жизни.
В моем мозгу всплыла информация о рекуларе. Я так и не понял, откуда она. Скорей всего это была часть знаний, почерпнутая на «Королёве».
Пристегнувшись в кресле пилота, я надел лобур. Пока интерфейс проходил настройку я понял еще одно. Лобур привыкает к своему носителю. Он питается кровью пилота. Берет он немного, пару капель, но это вызывает в его структурах изменения, что усиливают его способности к передаче данных. Чем дольше пилот использует один и тот же лобур, тем лучше связь, и тем эффективнее управление машиной. Это было второй проблемой. При болевом шоке лобур погибал. Мне предлагали непривязанных, молодых лобуров. Их было не жалко.
Картинка поменялась. Я ощутил себя парящим в космическом пространстве, рядом в позе лотоса медитировала Чара. Мне было странно видеть ее фигуру вместо корабля.
– Чара, так происходит всегда.
Она открыла глаза. Два ярких прожектора активных радаров просканировали меня.
– В той или иной мере. Мне начинать?
– Да.
Чара взяла длинную трубочку и плюнула в меня огнем. В грудь ударила струя плазмы. От дикой боли я очнулся. Гена сорвал с меня лобур, кинул его в ведро. В ведре забулькало, вода вскипела испаряясь. Ризан побрызгала на затылок чем-то приятно прохладным. Боль стала стихать.
– И это не было пробития корпуса. – Прокомментировал Гена.
– Да, это полный трындец. Так не полетаешь. Дайка свежий лобур.
Подключившись, я ощутил жжение по всей груди. Оно медленно стихало. Травма заживала. Вызвал Чару.
– Можешь стрельнуть по стандартной броне?
– Легко.
С ее пальца сорвалась струя плазмы, ударив мне в лоб. Ощущение не было приятным, но совершенно безболезненным. Как будто жестко изогнули кисть, на рефлексе я развернул борт, уклоняясь от удара.
– Чара, а можно посмотреть, как выглядит бой в таком состоянии?
– Хочешь сопоставить визуализацию с записью внешних камер?
– Да.
– Сейчас организуем.
Заложив два пальца в рот, она свистнула. Через пару минут со стороны крейсера появилась тройка хоккеистов. Они двигались как заправские нападающие, пасуя друг другу шайбу. Чара преобразилась в теннисистку с огромной ракеткой и большим ярким шаром вместо мяча. Она подбросила шар, нанеся по нему мощный удар. Тройка уклонилась. Тот, у которого оказалась шайба, метнул ее в Чару. Бросок был настолько молниеносным, что она не успела уклониться, лишь прикрылась ракеткой. Брызги плазмы озарили ее. «Работа направленной кинетической защиты против плазмы» прозвучал в голове голос Гены. Тройка хоккеистов, слажено расстреливала Чару со всех возможных ракурсов. Они меняли позицию в трех плоскостях. Приблизившись, окружили ее не позволяя вырваться из плазменного кольца. Ей очень редко удавалось их атаковать. Все ее атаки они отбивали наручными щитками.
Через пару минут я попросил их остановиться. Мне надо было пересмотреть материал и переосмыслить новые данные.
В лаборатории я вновь подключился к терминалу. На моем столе уже стоял аквариум там плавал лобур. Жукка пояснил, что так он отдыхает и кормиться. Это был тот самый вчерашний лобур. Я узнал его по паре приметных пятнышек. Теперь это мой лобур. Очередное подключение произошло практически сразу. Мне даже не пришлось искать терминал. Он уже привык ко мне.
Воспроизведя запись сражения, я ничего не понял. Она длилась всего несколько секунд. Снизив скорость воспроизведения в десять раз, я успел заметить неспешное прибытие трех бортов. Лишь снизив скорость в сто раз смог, наконец, насладиться боем. Там не оказалось ничего удивительного. Мощность силовой установки позволяла машинам перемещаться в пространстве в любом направлении, почти с любой скоростью. Наверно с точки зрения командира эскадрильи это было показательно, но для меня смысла особого не имело. Отключился я уже просто по своему желанию. Погладив сороконожку я опустил того в аквариум.
Заметив, что я вышел в реал, ко мне подошла Ирада.
– Как успехи?
– Пока не знаю. Непонятно, почему лобур так жестко привязывается к нервной системе брони. У пилотов же нет такого эффекта при ношении скафандра?
– Не знаю. Пилоты редко получают повреждения легкого характера. Если уж в него попали, то это фатально в любом случае. Есть только исключения, если залпом отрезало кабину. Но по ней уже никто не стреляет.
– Я то испытывал и создавал скафандры, не имея никакого представления о лобуре. Такая жесткая связь возможна только в случае, если технология лобура и защитного корпуса основаны на тех же физиологических принципах. Я использовал для работы генетические модели пауков. А лобур, я так понял, технология разработанная ими.
– Не совсем. Изначально эту технологию разработали Хо-Ша. Но со временем посчитали, что создание генетически модифицированных организмов не оправдано с точки зрения эволюции вселенной. Они пошли по технологическому пути. Ведь большинство подобных технологий связаны с размножением механизмов во внутренней среде живых существ. С началом повсеместного использования рекулара и лобура мы научились выращивать их в искусственных средах. Собственно так ты выращивал скафандры. Может использовать другие системы? Например, лимфатическую или биомаркеров по типу факторов сворачиваемости крови.
– Я думал вчера. Слишком медленно проходит сигнал. Надо как-то отрезать лобур от нервной системы. Либо заменить саму нервную систему другой, может проводной. Только вот как? Это уже сплав технологии и биологии. На это уйдут годы, чтоб создать биомеханический организм. Нужно быть Богом, чтоб все предусмотреть.
Ирада похлопала меня по плечу.
– Не Боги горшки обжигают, а люди.
Поблагодарив ее за понимание, я решил пройтись по кораблю. Надо было просто подумать. Идя по коридору, я учуял аппетитные запахи. Точно, пора и перекусить.
897 год, Новая Швабия, особняк фон Катцтофф, Пьетро Эскуза
Следить за порталом остался Питер. Он выполнял простую функцию – обслуживание самого себя. Две другие куклы просто убирали пыль с себя и моего домика. Для меня было некоторым разочарованием узнать, что вместо Марты была баронесса. Странно, но меня огорчила эта ложь. Мне очень тяжело было это принять.
Жил я в апартаментах самого Отто. Не спорю, было комфортно. Правда, изучая материалы по робототехнике и программированию, я случайно наткнулся на записи его извращений. Мне было жутко от этого зрелища. Когда у Отто ничего не получалось он в буквальном смысле резал ремни со спины Астрид. Её крик несколько дней стоял у меня в ушах. Умом я понимал, что ей не было больно как человеку, но для меня это было слишком бесчеловечно. Сама мысль о таком приводила меня к желанию настрогать Отто как карандаш или хоть нагадить на его могилу. Но ни того ни другого я сделать не мог. Астрид сожгла его останки, а пепел развеяла по ветру.
Перечитав все материалы по черным озерам, я пришел к выводу, что мне самому такой пласт не поднять. Не хватало элементарных знаний. Тут требовался сплоченный коллектив физиков, химиков и биологов. Я же был всего лишь писателем пути.
Поработав пару месяцев в замке, вернулся в поселок. Там стал изучать пространственную сеть. По словам Питера, за время моего отсутствия другой оператор не проявлялся. Видимо Наташе не хотелось исследовать свои новые возможности. Она была счастлива в своем маленьком убогом мирке. Пусть. Пусть она насладится своей жизнью.
Надо было с чего-то начинать. Первым я решил посетить тот странный мир. Заказав у Астрид похожую по покрою одежду, переместился в новый неведомый мне мир, в котором говорили по-русски. Он был достаточно далек от Земли.
*****
Планета была колонией и называлась Кобарх, при этом государство метрополия именовалось Ораторрия. Практически все разговаривали на русском со странным арабским акцентом. Второй язык назывался аялла. Мало того, в самом городе я встретил людей с большими черными глазами как на рисунках Брюнера.
Гуляя по набережной я приметил одинокого старика. Он сидел на лавочке, греясь в лучах вечернего солнца. Я присел рядом. Расслабился, наслаждаясь мерным прибрежным шумом. Запах моря был приятен.
– Чудные времена пошли. – Сказал старик в пространство.
– Почему? – В тон ему ответил я.
– Вечером на солнышке греются старики. Молодежь нынче слишком занята.