Возвращаясь к жизни? Том 3

Наутро кочевье ушло за горизонт, а девица сидела на веранде и смотрела на пыль, что курилась под копытами лошадей.

Делать нечего. Стали мы с ней жить. Я показывал, как жить в доме, как следить за хозяйством, как готовить на плите, учил языку и читал ей стихи. И вылупилась из гусеницы бабочка. И назвал я ее Марьей, стали мы Иван да Марья, полюбила она меня. И было нам хорошо. И радовался ее смеху и сказал ей, что как прейдет кочевье, я для всех объявлю, что жена она мне. И смеялась она, над моей напыщенностью и сказала, что не видит другой жизни, как в доме моем.

Шли годы. И каждый год кочевье приходило и уходило. И помогали они нам возделывать землю и дом чинить, но никто не оставался с нами более.

У нас начали подрастать дети. И с каждым годом все чаще и чаще они спрашивали, когда мы уйдем со всеми. И наконец, наступил день, когда они один за одним улетели из дому, как оперившиеся птенцы ищущие новое гнездовье.

И наступила весна, когда кочевье не пришло. И ждали мы их. И не было их. А на следующий год пришли другие. И сказали они, что был бой и полегли почти все. Лишь немногие выжили и пристали они к ним и привели их в эти земли.

И горько стало мне. И другого дня пошел я рыбачить на реку. И подул сильный ветер. И вынес он меня в озеро-море. И захлестнули волны мой челн. И стал я блуждающим духом берегов этих, ибо некому было совершить обряд захоронения и упокоить мою душу грешную.

И это было мое последнее поражение.

––

– Первую часть своей жизни я шел к цели, а она оказалась пуста. И моя гордыня и знания не оказались нужными. Но я привел своих людей сюда и животных. И они дали потомство. И множились. Вторую часть жизни я просто шел без цели, но она оказалась плодотворнее. Ибо несла в себе жизнь.

Вот с тех давних пор я блуждаю по берегам этого озера-моря, но никто не слышит меня.

И сегодня идя, как обычно, я увидел тебя. Я видел, что душа твоя почти отделилась от тела. И я помолился Ветру и напомнил ему, что должен он мне, и чтобы он «развернул» тебя, дабы увидел ты меня и осознал.

А теперь иди, еще немного и ты замерзнешь. Иди и согрейся там. – Он указал в сторону от озера. – Иди, согрейся, отдохни. А я буду являться тебе, и направлять тебя.

Я стоял и смотрел на него, окаменевши. Мои ноги замерзли и не слушались. Ветер надул вокруг ног сугроб. Иван, вдругорядь благословил меня посохом по голове, от чего мои мысли опять стали более последовательными, а не разбегались как тараканы на свету. И вырвал я ноги из сугроба, и побрел в указанную им сторону.

Через шагов десять я почувствовал запах животных и увидел темное пятно укрытия сквозь пелену снега. Я оглянулся и посмотрел на берег. Иван Чай стоял на берегу и махал мне рукой, прощаясь. И вдруг исчез, будто метель сдула его.

Добредши до палатки, я откинул полог и вошел внутрь.

Торжище Шуляк, управа, судья Кириян

Прибыл, наконец, посланный мной стражник Булат, да не один прибыл с цензором. Первым делом вручил цензор мне сафьяновый красный футляр с письмом от князя нашего. Поклонился я на четыре стороны света и возблагодарил Богов наших за ниспосланную ими благодать на князя нашего. Взял я двумя руками ларец княжий и поставил его на столик красный лишь для княжих бумаг поставленный. Дрожащими руками печати сломавши, достал я оттуда грамоту великую, князем мне убогому писанную. Развернувши с почтением, я встал и громко зачитал ее при всех нашей управы служащих. И писано там было, что любо князю мое радение делам государственным и что хвалит он меня за службу мою честную, и писано там было, что в праве я управлять сим уездом от его имени, стать его наместником в землях здешних. Хочет он, чтоб город строился на месте торжища, что и будет основой моей вотчины. И что в праве я, по своему разумению править землями, перед ним лишь ответ держать, стало быть.

Как прочел я сию грамоту, пали все на колени ниц, даже цензор княжий встал с креслица почетного и колено одно приклонил таки, предо мной, как пред наместником.

Уложил я грамоту княжию в ларец сафьяновый, со всем возможным почтением. После повернулся в сторону столицы нашей и возблагодарил князя нашего мудрого за милость ко мне его огромную.

Как поднялся, поблагодарил цензора за весть славную. Потом вызвал к себе Булата верного и назначил его старшим над стражниками. И сказал я ему: «Быть тебе моим первым воеводою, как дружину мы подберем славную». Стал передо мной Булат на колено и провозгласил я его Булатом Шульским. И сказал я ему: «Встань подле меня и стань рукою моею правою». Встал он с колена и будто стал выше на голову, так он был горд моим благословением.

После церемонии, пригласил я в свой дом цензора, отобедать в ожидании пира праздничного. Как уселись мы, то поведал он, что князь сразу как увидел лук тот, мной присланный, так сразу передал его своим мастерам, и те больше трех сотен их сразу наделали, и оказалось, что сила в них немалая. И решил он тех луков сделать поболее и вооружить всех своих дружинников. Чтобы взять под крыло свое земли южные. А чтоб земли схоронить от набегов с севера, то решил он создать крепость с городом. Скоро будут присланы мне работники, лес валить да камень ломать, да работники хлебопашные. А вот дружину я сам собрать должен, чтобы верная была да людная. Хоронить мне страну надобно самому с сервера. Хоть и много мне князь доверия высказал, но и много ответа потребует. Чтоб я денег имел достаточно, то налогов в казну он не требует, деньги те тратить на постройку города. Крепость тут должна стоять с дружиною, чтобы враг не прошел, не позарился.

Берег озера-моря, ущелье, Тём

Возле очага сидело двое мужиков в меховых накидках, и варили мясо в котле. При моем появлении они вскочили и схватились за оружие. Я де снял перчатки и показал им руки, что нет в них оружия.

– Ты кто?

– Тём, путник. Не дайте замерзнуть от холода. Отогреюсь, метель кончится, сам пойду дальше, не забруда я, путник просто.

– Ну, садись к огню Тём путник, – сказал один из них. – Забалуешь – пожалеешь. Спрашивать больше не будем.

Сняв накидку и мешок заплечный, я уселся к очагу. Оказалось, что в глубине палатки еще один лежал, хворый сильно. Лежал весь потный в бреду горячечном.

– Что с товарищем вашим?

– Как что, подрубили его забруды, думаем – не выживет, а что делать – не ведаем.

– Можно раны его посмотреть?

– А ты лекарь что ли?

– Нет, не лекарь, но лечился долго, мне бабка Веда многое рассказывал, как лечила меня. Пособить товарищу вашему попробую, коли не побрезгуете. Травок бабка дала для такого случая, что сними делать сказывала.

Пошептались мужики меж собою и решили видно.

– Все равно помирает он, худа в том не будет, а как выживет, благодарить тебя будем по-честному.

Откинул шкуру я, что мужика прикрывала и обнаружил я рану резану от плеча до живота загнившую. Не жилец он был точно это. Делать нечего, стал готовить лечить, как бабка сказывала. Первым делом достал я травы бабкины. В малом котелке воду нагрел и заварил в ней траву от горячки вкупе с травой зверосилом. Добавил туда щепотку и сон травы. В другой котелок кинул нитку суровую, иглу и ножик свой вострый маленький, к огню приставил, чтоб кипела вода там.

Пока вода прокипела, травы настоялись. Аромат по палатке пошел не шуточный, ноздри щекочючи. Мужики за мною следили с удивлением и без слов совсем. Чисту тряпку попросил я у них и варится ее кинул также.

Как проварилося, да остыла вода. Обнажил я рану страшную и раскрыл ее. Плоть что прогнила, срезал я ножиком перочинным до плоти здоровой. Раны водой кипяченой промыл, да стянул ее ниткой суровою, как прореху зашил и накрыл тряпкою вареною. Мужик что без памяти был от боли в себя пришел. Напоил я его травами, чтоб горячку унять, да сил придать. И заснул он напившись.

– Вот и все, – сказал я, как закончил с ним. – Что мог – то сделал. Теперь смотреть будем, выживет ли.

Дня два сидели мы в палатке этой. Как придет в себя хворый, то травой напоим, то узваром мясным с хлебушком. День на третий метель унялася, солнышко выглянуло. Очнулся хворый, и есть попросил дать ему.

– Ну, паря, ожил ты. – Штырь сказал тому. – Радость нам великая.

Матвей, так звали хворого, поел и меня начал спрашивать, кто и откуда пришлый я. Обсказал я ему все подробности, как спасли меня хлебопашецы. Да как вынужден был я пойти от них. Как пришел к горну озеру и как дух озера этого к ним послал меня некудышнего.

На четвертый день Матвей сам до ветру сходил и сказал, чтоб мы собиралися. И пошли мы потихонечку. Матвей попросил меня быть с ними, пока с гор не спустятся.

– Ты пойми, что двоим им не отбитися, коли сызнова нападут на нас. Я сейчас не боец иду еле, еле. Уж уважь меня раз от смерти спас. И с другой стороны посмотри, идти тебе некуда, а придем я тебя в охрану каравана пристрою. И при деле будешь и попутешествуешь. Будешь с нами сколько сможется.

Согласился я на его предложение. Одному по дорогам гулять опасно. Хоть и чувствовал в себе силы не малые, а от подлого удара и стрелы можно и не увернуться. А так и работа честная, да оплата умеренна, да возможность мир посмотреть, где остаться жить мне придумаю.

Матвей шел на поправку и товарищи его тоже радовались. Рассказали они, что искали здесь в краю горном у озера. Оказалось, искали дом великого ученого Ван Цая. И верят, что нашли, только дом сгнил давно и нечего ценного там не осталось. Уходя уже, они повстречались с ватагой забруд, что через перевал как они шли, вот и сразилися. Сечь была страшная, полегло два их товарища, да вот Матвей рану получил тяжелою. И не знали они как им выйти с хворым на руках. Сидели и ждали, когда смерть придет к нему, чтоб похоронить его по-людски, как схоронили они своих товарищей. Рассказал я им как послал меня дух Иван Чая к ним меня. Подивилися они такому случаю. Рассказал я им историю его, и поверили они мне, не удивлялися.

Как подошли мы к тракту торному осмотрел я рану Матвееву и повыдергал из нее ниточки, заживать рана стала по-настоящему. Слаб Матвей был еще, чтоб нам помогать, но шел уже уверенно, без помощи.

На тракте стоял постоялый двор, и людно было там, даже очень. Встречали нас радостно. Крику стояло как на торжище. Как зашли мы на двор так встретил нас караванщик главный. Обнял он Матвея, сыном младшим он был ему. И представил он меня отцу караванщику Игорю и просил он для меня место среди людей отца его. Пригласили он меня в свою компанию, посадили за стол праздничный. Так появились у меня товарищи, что мне спину прикрыть наготове были.

Через два дня караван тронулся и пошли мы на юг в страну дальнюю. Путь лежал нам на сто дней пути в края теплые.

Шлях торный, Тём

Двигались мы уж дней сорок по пути торному. Караван был большой, богатый и людный. Забруды нас не сильно беспокоили, мы им были не по зубам. В охранниках было почти тридцать душ. Трое завсегда впереди двигалось, проверяя путь впереди, еще трое хвост охраняли, остальные растягивались цепочкою вдоль повозок. На повозках возничие также были с оружием. Так, что откуда бы враг не напал, мечей тридцать сразу их встретит.