Два брата

– Что я скажу?

– И вы сознаетесь?

– Даю слово!

– Ах, то, что вы скажете, мне столько раз повторяли ваши развитые люди, которые бывают в обществе, что я наизусть выучила эти слова! Вы скажете, что я неудовлетворена оттого, что ничего не делаю, не имею в жизни высокой цели, не открываю школ, не записываюсь в филантропки, не… мало ли каких умных вещей не делаю, что я скучающая, блазированная [30 - Блазированная – пресыщенная (фр.).] аристократка, – хотя, заметьте на всякий случай, Николай Иванович, я не имею чести быть аристократкой по рождению, пусть мама и отрицает это, – что меня тешит внешний блеск, что я кокетка, что… ну, мало ли еще что… Но что натура моя, прекрасная натура, противодействует плодам моего воспитания, и отсюда – разлад, отсюда неровность, нервность, тревога, неудовлетворенность… Стоит только читать умные книги, беседовать с серьезными людьми, выйти, пожалуй, замуж за какого-нибудь развитого, порядочного человека, воспитывать по всем правилам будущих граждан, не забывая, однако, быть ревностным членом какого-нибудь дамского кружка, посещать приют, где пригреты, обуты, напоены и накормлены пятнадцать прелестных беспризорных малюток, устраивать журфиксы, на которых был бы живой обмен мыслей, и тогда… тогда, – с какой-то злостью в голосе прибавила Нина Сергеевна, – тогда я стану во всех отношениях счастливой женщиной, буду примерной женой, прекрасной матерью и превосходной гражданкой… Пощадите хоть вы, Николай Иванович. Неужели и вы, несмотря на свою молодость, хотите говорить такие пошлости?.. Не говорите их лучше!

– Честное слово, вы ошибаетесь, Нина Сергеевна. Ничего подобного у меня не было в мысли. Я не то хотел сказать.

– Не то? – проговорила она, поднимаясь. – Так что же?.. Пойдемте походим, – прибавила Нина. – Мы, мама, скоро вернемся! Надоело сидеть! – сказала она.

– Скорей возвращайтесь. Уж поздно, пора и домой, Нина.

– Мы недолго… Так что ж вы хотели сказать? – спрашивала Нина Сергеевна, идя под руку с Николаем. – Это начинает меня интриговать. Вы разогнали мою скуку.

– Говорить ли?

– Вы должны теперь сказать! – повелительно произнесла она. – Говорите!

– Вы любите! – прошептал Николай.

Рука Нины Сергеевны как будто дрогнула. Она засмеялась, но смех звучал как-то фальшиво.

– Вот глупости!.. Нечего сказать – открыли секрет. Выдумайте что-нибудь похитрее! Не знаете ли, кого?.. Не вас ли?.. – произнесла она с явной насмешкой в голосе.

– Стою ли я такой чести!.. Помилуйте! Со мной можно от деревенской скуки пококетничать, и за то спасибо.

– Не сердитесь… Ну да, я кокетничала… Простите! – вдруг кротко сказала она.

Николая тронул этот кроткий тон.

– За что сердиться? Помните, вы сами говорили, что мне полезно изучать людей?..

– Серьезного ведь ничего не было?

– Ни малейшей опасности!

– Вот видите, значит, и не сердитесь!

Она помолчала и снова спросила:

– Так, по-вашему, я люблю и, верно, безнадежно?

– Любите, а безнадежно – едва ли.

– И уж если вы такой волшебник, то не отгадаете ли, кого?

– Тут мое волшебство кончается.

– Кончается? А я думала, что вы, как настоящий волшебник, скажете и имя моего рыцаря, – поддразнила Нина Сергеевна.

– Вот имени рыцаря-то я и не знаю!.. – отвечал Николай.

«То-то бы ты удивилась, если б я сказал», – улыбнулся он.

– Итак, заблуждение ваше насчет меня не поколеблено?

– Нет. Каюсь перед вами, что нет!

Нина больше не начинала разговора. Молча подвигалась она с Николаем по аллее и снова притихла. Они сделали круг, и молодая женщина сказала:

– Верно, мама уже беспокоится. Пойдемте к ней!.. Так вы в самом деле не сердитесь? Нет?

– Да нет же.

– Право, я не так дурна, как кажется! – сказала она так просто и таким задушевным тоном, что Николай с участием взглянул на нее.

Они тихо приближались к скамейке. Она хотела что-то сказать, но как будто колебалась. Николай заметил это. Она прочитала в его взгляде, что он заметил, и тихо промолвила:

– Я не решалась просить вас, но теперь решаюсь. Быть может, мне будет нужна ваша помощь. Позволите обратиться к вам?

– Я буду очень рад, если в состоянии помочь.

– Так, навести справки, узнать об одном…

Она спохватилась и прибавила:

– Ничего особенного. Но, во всяком случае, благодарю вас! – горячо сказала она.

«О чем просьба? Какие справки?»

Николай с минуту ломал голову и вдруг вспомнил, что Прокофьев еще не вернулся и, по словам Лаврентьева, от него не было никаких известий.

«Так вот отчего эти нервы!» – решил Вязников.

Дамы собрались домой. Николай проводил их до дому, где они остановились, а сам отправился в гостиницу и застал отца спящим.

Когда утром Вязниковы возвращались домой, Николай рассказал отцу о своем намерении взять на себя ведение процесса васильевских крестьян со Смирновой.

– Разве она в самом деле требует лес обратно?

– Ты думаешь, папа, шутит!..

– Я от нее этого не ожидал!

– Так, как ты думаешь, папа: брать мне дело?

– Справишься ли? Дело трудное.