– Ты какими-то загадками, Вася, говоришь… С папой говорил?
– Нет еще. Придет время – скажу!
– Это уж не Лаврентьев ли тебя первобытности учит?
– Ты, Коля, Лаврентьева не знаешь, так зачем ты смеешься? Лаврентьев – чудеснейший человек… Ты посмотри, как мужики его уважают… Он, брат, хоть и без диплома, а по совести живет… человека не теснит… Да ты, Коля, не сердись, пожалуйста… когда-нибудь, может, поговорим, а теперь не расспрашивай.
Он замолчал. Потом, как бы спохватившись, продолжал:
– А ты с Лаврентьевым познакомься. Сам увидишь. Он тоже желает с тобой познакомиться. Статья твоя ему понравилась… Он тебе может много сведений сообщить… Он жизнь-то крестьянскую знает…
Это известие произвело на Николая приятное впечатление. Ему было лестно, что статья понравилась Лаврентьеву.
– А тебе понравилась?
– Понравилась и мне… только… ну, да не теперь… Я на нее заметку написал, – прибавил Вася конфузливо. – После покажу… Так написал… для себя…
– Я познакомлюсь с Лаврентьевым. Сведи меня к нему.
– Отлично! – обрадовался Вася. – Ты увидишь, какой Лаврентьев.
– Ты, кажется, влюблен в него?
– Люблю… да его все любят. Один Кузька не любит. Собирается его извести. Только шалишь, брат!
– Какой Кузька?
– А живодер здешний… Кривошейнов.
Николай продолжал свой туалет. Вася внимательно оглядывал брата и заметил:
– Франт-то ты какой, Коля!
Старший брат вдруг вспыхнул.
– А по-твоему, надо неряхой быть?
– Да я так… Ты не сердись, брат.
– Я и не сержусь…
– То-то, а я было подумал…
Николай протянул руку.
– Ах, Васюк, Васюк, голубчик, кроткая ты душа! Не сердись и ты на меня… Ведь я расспрашивал тебя, как брат… не желая оскорбить…
– Что ты, что ты, Коля! Да разве я обиделся? За что? – повторял он, крепко пожимая брату руку. – Я после тебе все расскажу, на каком основании я никуда не хочу… Ты умный, ты должен понять… Всякий по-своему… Вот если б я умел писать, как ты, то знаешь, что бы я сделал?
– Что бы ты сделал?
– Остался бы здесь да подробно и описал, как мужик живет, а то ведь в газетах все врут… Ах, если бы ты видел только, Коля, что здесь Кузька делает! И нет ему предела! – прошептал задумчиво Вася.
– Это всем хорошо известно, Вася.
– Нет, не говори. А, впрочем, тем хуже… Всем известно, и все смотрят!
«Странный брат какой!» – промелькнуло в голове у Николая.
Братья несколько времени молчали.
– Послушай, Вася, скоро Леночкина свадьба?
– Елены Ивановны? – поправил Вася.
При этом бледное лицо его вспыхнуло ярким румянцем.
– Ну да…
– Осенью, кажется… А что?
– Так спросил. Тоже старые приятели. А отец ее?
– Обыкновенно что: исправник, как и был! Еще папа его немного в страхе держит, а то…
– А Смирновых видел?
– Видел… Такая сорока, так и стрекочет, а барышни все об адвокатах да о литераторах… Слышал, как они маме в уши визжали! Ты хочешь с ними знакомиться?
– А по-твоему не стоит?
– Не стоит. Болтуньи! Все эдак больше о возвышенности, а землю по десяти рублей сдают… Шельмы!
– Ты, однако, брат, сильно. Говорят, Смирнова умная женщина.
– Да кому от ума-то ее прок? – добродушно возразил Вася. – Вот и Бежецкий твой умный, а сам же ты говорил, на что пошел его ум… на мамону [5 - Мамона – у некоторых древних народов бог богатства и наживы.]!
– Философ ты, как погляжу. Стоик [6 - Стоик – человек, терпеливо переносящий жизненные испытания. Так называли последователей одного из философских учений Древней Греции, утверждавших внутреннюю независимость я неколебимость человеческой личности.]! – заметил Николай, надевая жакетку.
Он был совсем готов. Свежий, красивый, в хорошо сшитом костюме, он глядел таким молодцом, что Вася, любуясь братом, воскликнул:
– И какой же ты, Коля, красавец!
Брат улыбнулся своей привлекательной улыбкой.
– Вещи твои убрать?
– Авдотья уберет.