Кара Булганака. Роман

– Мне кажется, – советует Муртазаева, – надо все-таки вглубь катакомб спускаться… Я заметила, газ летучий, вверх поднимается, может вниз и не пойти!

– В том то и дело, – размышляет Гусейнов, – что это «может» вполне может обернуться непоправимой трагедией! Ошибка будет дорого стоить. Что же делать? И здесь оставаться нельзя…

Просто ловушка! Смертельно замкнутый круг.

– Я тоже считаю, – поддерживает Макогон, – что все же нужно глубже уходить… И за собой в узких местах перетянуть проходы брезентом и другой тканью, чтобы задержать газ!

– Ладно, – колеблется Гусейнов, – Рискнем! Товарищи! Наш госпиталь срочно эвакуируется… Все поднимаемся, кто может идти, и спокойно, организованно выходим за товарищем Макогоном! Тихо и без паники! Он отведет вас в безопасное место. Считайте это плановыми учениями по отработке навыков безопасности нашего гарнизона! Не сидим, не медлим, не толпимся, по двое, шеренгой, как в строю, на марше! Вперед, ребятушки!

В ответ из темноты раздаются голоса раненых:

– А что случилось? Горим?

– Паленым несете не слабо… И дымище как от костра!

– Это кто такой праздник нам устроил? Дышать нечем уже… Смрад настоящий и едкий какой!

Газа становится все больше, густыми клубами он заливает уже почти все пространство медсанчасти. Кое-где гаснут светильники – в воздухе кончается кислород. Кажется, люди начинают утопать, таять в грязно-желтом вязком тумане.

– Это просто дым… – кашляет Муртазаева, – Ничего страшного! Мы перейдем в другое место, куда он не доходит.

Возгласы раненых сбиваются в нестройный хор:

– Да откуда его валит столько? Какая сволочь что запалила? Я уже не вижу ничего!

– Так это не пожар? А что тогда?

– Фашист, что нас решил выкурить из каменоломен? Вот мразь…

– Черт! Легкие рвет… не могу! Собаки нацистские!

– Совсем с ума посходили! Что творят! Гниды арийские… Это же дикость какая-то…

– Дайте глаза промыть, жжет невозможно! Что за херня? Чем изголяется фашистская погань…

Медперсонал в спешке рвет марлю, раздает маски и повязки на лицо…

Но газовый смог становится все гуще, начиная поглощать людей.

– Выходим, поторопитесь! – командует Гусейнов, – не задерживаемся! Скорей товарищи!

Из мутно желтоватого облака вдруг выпадает дивизионный повар Гагуа, надрывно кашляя и отчаянно закрывая рот рукой. Из-под пальцев течет пена с кровью…

– Капитону помогите! – кричит Гусейнов, – Срочно!

Медсестры подхватывают его, усаживают в угол и начинают хлопотать, промывая водой глаза и горло…

– Это что такое… происходит? – мычит Гагуа с неестественно выкатившимися остановившимися глазами, – Что за бред? Что за светопредставление? Я уже умер?

– Фашист лютует, озверел совсем! – объясняет Муртазаева, оглядываясь вокруг и разрывая бинты на повязки, – Газом решил нас задушить! Вот он – холодный расчетливый немецкий ум… Очень «культурно»! И руки марать не надо! Винтиль открыл и – гора трупов! Удобно и эффективно… Технично и прогрессивно! «Цивилизация», как никак!

– Имел я эту «цивилизацию»! – вскипает Гусейнов, – шакалы позорные… Рвать их на куски буду! За такие бесчинства! Это не люди, это чудовища из мрака! Ничего святого нет, ничего человеческого! Не из нашего они мира… шайтаны!

Из гипнотических, странно зачаровывающих завихрений темной дымовой завесы появляется Гогитидзе с несколькими красноармейцами. В руках они несут противогазы.

– Ну что тут у вас? – озирается комиссар, снимая противогаз и одевая маску, – держитесь?

– Как видишь, комиссар! – отвечает Гусейнов, – Делаем, что можем, ты вовремя! А то нас раз, два и обчелся, а раненых много, в основном тяжелые… И марля с водой кончаются… Главное паники нет, никто не орет и не мечется, все строго, четко, по военному! Макогон повел первые группы вглубь. Надеемся спастись!

– Разбирайте противогазы! – распоряжается Гогитидзе, – Те, что есть… И все за работу! То, что в дальние штольни пошли – все верно. Туда газ не должен пройти. Есть шанс… Молодцы, что не поддались паническим настроениям и все грамотно организовали! Главное сейчас сохранить холодную голову, не впасть в эмоции, не потеряться. Фашисты больше рассчитывают запугать, чем на боевые характеристики газа… Подавление, страх – на этом вся их идеология стоит. Мы должны быть выше и сильнее всего этого!

– Как такое смогло произойти? – недоумевает Гусейнов, – Так внезапно?

– Они все заранее спланировали, – отвечает комиссар, – Сначала входы взорвали, завалили мусором и камнями, а потом и козырьки обрушили! То есть закупорили нас как в банке или коробке тесной. Потом пробурили отверстия и где-то шланги опустили от компрессорных машин, где-то просто шашки бросают и целые ящики с дымовой начинкой… У таких проломов много отравленных, кто-то сразу задохнулся. Никто не ожидал такого зверства!

– Значит, хотели нас замуровать, как в склепе, – негодует Гусейнов, – и еще и газом задушить! Чтоб наверняка… Вот скоты бешенные!

– Да, – печально кивает Гогитидзе, – видимо такой и был план, когда начали входы взрывать и породу обваливать методично… У них просто так ничего не бывает, все продуманно досконально!

– А что дальше? – тревожится Гусейнов, – Как воевать в таких условиях?

– Найдем выход, как и всегда! – твердо чеканит комиссар, – Сейчас они попытаются проникнуть через узкие лазы, или завалы разберут… Чтоб результат своих трудов изуверских увидеть. Но мы их встретим. Как полагается! Щедро, с подземным огоньком! Мы уже новые караулы в противогазах расставили. Так что мало этим ублюдкам не покажется!

– Что за народ такой дикий, извращенный до основания! – возмущается Муртазаева, – Людей газом травить… Еще говорят, что Восток жестокий, а сами то… «Избранная раса»! Арийцы недоделанные… Варварство, беспощадность, презрение не вписывается ни в какое понимание!

– Восток суровый, но мудрый… – замечает Гусейнов, – и Справедливый! Веками по законам предков наших живем… Ничего не нарушаем, никаких принципов Жизни! За всю Историю ничего подобного не было… Только эти западные выродки смогли устроить такое жуткое заклание! «Просвещенная Европа»! Живодеры…

– В мире ничего не меняется! – грустно улыбается Гогитидзе, – Еще в сказках джигиты сражались с немыслимыми чудовищами, джинами и прочими несносными каджи и побеждали! Вот и сейчас, почти тоже самое… Ужасные порождения Тьмы пришли на нашу землю! Алчные и коварные! Но мы их все равно одолеем, как бы они не изворачивались в своей хитрости и жестокости! Наше Солнце взойдет и разгонит всех этих подлых тварей!

– Наша сказка больно кошмарная получается, – тихо произносит Муртазаева, – и волшебства в ней, увы, нет… И вещей там всяких чудесных – мечей, щитов заговоренных, магических животных и прочего, что героям по ходу сюжетной линии судьбы помогает… А нас даже свои, на Большой земле, благополучно забыли, хотя мы рядом, не говоря о духах и феях там разных!

– Мы живы – это уже чудо! – подбадривает Гогитидзе, – Наша любовь, воля, ум, вера – вот наше чудесное оружие с любым врагом… Пока мы остаемся людьми – нас никто не сдвинет, не победит!

– Скрытый незаметный враг, – кашляет Гусейнов, может быть где угодно…. Важно во время рассмотреть! Война дело тонкое… Изощренней, чем охота в природе. У нас почти все – уходим!

Шеренга, вытянутым причудливым поездом, начинает двигаться в темноту, как неведомое подземное змееподобное животное в темноту извилистых ходов… Кого-то несут на носилках, кого-то поддерживают здоровые красноармейцы или легкораненые.

К этому времени газ уже плотнее окутывает солдат… Бойцы начинают непрерывно кашлять, кричать и надсадно сумасшедше хрипеть… Кто-то с выкриками проклятий, падает… Ему пытаются помочь. Но тщетно… Извиваясь, как смертельно ужаленный зверь, человек сотрясается в лихорадочных конвульсиях, истекая кровавой пеной изо рта… Он бьется в предсмертном танце невыносимой боли.

Кто-то с мутно остекленевшим взглядом, потеряв рассудок, скребет монолитную скалу, сдирая ногти в кровь, пытаясь выбраться…

Кто-то, упав, с неестественно выпученными надутыми глазами, жадно ловит ртом остатки воздуха, как рыба выброшенная на песок…

Другой, раздирает грудь и горло, срывая кусками собственную кожу, от невыносимых спазм и издает нечеловечески жуткие, изрыгающие трубные звуки, заставляющие цепенеть…

У кого-то, от непереносимого давления лопаются глаза, и треснувшей темной мозаикой, истекают багровыми ручейками.

Кто-то, обезумев, бросается куда попало, пока вдруг не затихает, как выключенная механическая игрушка, истратив запас кислорода, уткнувшись в темный угол… Тут и там солдаты падают в черную пропасть Гибели, курящуюся змеистым желтым дымом, выжигающим все живое…